Франция, Тунис и Кувейт — ужасные события следуют одно за другим в течение одного дня. Все напоминало чудовищный аукцион, на котором каждое кровавое бесчинство становилось еще более изуверским — с тем, чтобы привлечь наше внимание и повергнуть нас в ужас. Первый устрашающий «лот» нам предложили недалеко от Лиона, где было совершено нападение на завод и, что еще более чудовищно, на ворота была водружена отрезанная голова, а рядом было брошено обезглавленное тело. По словам президента Франции на теле была сделана надпись на арабском языке.
Туристы, отдыхавшие в тунисском курортном городе Сус, выложили в Twitter жуткие фотографии, сделанные из забаррикадированных изнутри номеров. Они описали, как убежали с пляжа, после того, как оказалось, что звуки, приятые поначалу за хлопки дневного фейерверка, оказались выстрелами, с которых началась кровавая бойня. В Кувейте произошло самое страшное преступление — ставшее завершающим этапом этого кровавого «соревнования» — террорист-смертник зашел в переполненную мечеть, в которой находилось 2 тысячи человек, и нажал на кнопку в надежде взорвать многих прихожан.
Каждый из этих терактов отвлекли наше внимание от события, которое — как наверняка надеялись его устроители — будет гораздо интереснее для всех остальных. Во вторник ИГИЛ распространило видеоролик — точнее сказать, «фильм с реальным убийством» — в котором пятерых мужчин-мусульман, одетых в красно-оранжевые робы, как у арестантов Гуантанамо, поместили в клетку и опустили в бассейн. Современнейшие подводные камеры снимали последние минуты жизни этих людей, их предсмертные судороги и конвульсии (я передаю то, что сообщали в СМИ, поскольку в соответствии со своей скромной позицией против так называемой пропагандистской войны ИГИЛ, я принципиально не смотрю их пропагандистские ролики»).
Так как же нам воспринимать эти теракты? Что делать с тем, свидетелями чего мы оказались? Эксперты начнут искать какие-то связи, общих зачинщиков. Кто-то будет заявлять об ответственности за преступления. «Исламское государство» уже попыталось взять себе в заслугу смерть людей Кувейте. Будет предпринято множество попыток проанализировать позиции ИГИЛ, оценить глобальную ответственность и определить характер современного терроризма.
Но все эти ужасные события объединяет одна простая вещь. Ключ к разгадке появился в один из моментов затишья и едва не потерялся потом — в неразберихе, среди ужаса и боли этой кровавой пятницы. Королева посетила бывший нацистский концлагерь Берген-Бельзен, освобожденный 70 лет назад, в котором царила невероятная жестокость, и в котором погибли 50 тысяч узников.
Через несколько месяцев после окончания Второй мировой войны в 1945 году политолог Ханна Арендт (Hannah Arendt) писала: «Проблема зла будет основным вопросом послевоенной философии в Европе». Она имела в виду, что после холокоста — когда европейцы увидели, на что они способны — главным будет понять, как вообще подобные зверства стали возможными. Правда, когда это произошло, размышления о холокосте начались не сразу и не везде. Но они начались.
И в ходе этих размышлений «проблема зла» стала условным обозначением конкретного трудноразрешимого вопроса, стоящего перед верующими: как можно верить в милостивого и всемогущего Бога, когда в мире существует такой порок? Нацистский убийца 6 миллионов евреев, среди которых было более миллиона детей, едва ли не стал воплощением одного из главных вопросов теологии — вечным опровержением возможности существования доброго Бога.
Но то, что мы увидели сегодня, подтверждает мысль о том, что «проблема зла» не является вопросом историческим. Это вопрос сегодняшнего дня. И он стоит не только пред верующими. Вне всякого сомнения, он беспокоит всех нас, когда мы начинаем размышлять о мире, в котором возможна подобная жестокость — независимо от того, были ли верующие расстреляны в Чарльстоне на прошлой неделе или взорваны в Кувейте сегодня.
Я знаю, что всем этим событиям можно найти логическое и убедительное объяснение. Историческое наследие, расстановка геополитических сил, местные факторы — все эти аргументы важны, но они не являются исчерпывающими. Они не затрагивают сути проблемы — как весь этот ужас стал возможным?
К примеру, этот случай с утоплением в клетке, так тщательно организованным и с такой нездоровой старательностью снятым. Возможно, ненависть убийц — а, следовательно, и их мотивы — объясняются межконфессиональной враждой и неприятием шиизма. Способность убийц совершать такое насилие можно объяснить и вторжением в Ирак в 2003 году: они могут управлять только Ниневией, так как армия США уничтожила государство Ирак. Но все это не объясняет причин демонстрируемого нам полнейшего садизма, способности одного человека причинить другому человеку не просто смерть, а мучительную и унизительную смерть.
Можно, конечно, вообще не ломать голову над этим вопросом и воспринимать все проще. Вспомните героя фильма Вуди Аллена (Woody Allen) «Ханна и ее сестры» (Hannah and Her Sisters) — его ответ на вопрос Арендт о «проблеме зла» состоял в том, что люди, спрашивающие о том, как мог случиться холокост, просто задают неправильный вопрос. «Учитывая сущность людей, надо спрашивать: “Почему это не происходит чаще?”».
Главная фраза здесь — «учитывая сущность людей». Такая позиция основана на мрачном восприятии человеческой природы. Если мы считаем, что люди по природе своей жестокие существа, получающие удовольствие от страданий друг друга, тогда нет ничего удивительного в том, что молодые люди из «Исламского государства» будут стараться совершать зверства одно за другим — сжигать человека в клетке, казнить детей, заставлять ребенка расстреливать взрослого — превращая садизм в спортивные соревнования.
Но если мы имеем совершенно другое представление о людях и об их способности любить и сопереживать, тогда проблема зла до сих пор актуальна. В этом случае мы можем поискать объяснения в психологии, считая и даже надеясь, что те, кто стоит за сегодняшними преступлениями — это психически неуравновешенные и ущербные люди. И они ничем не отличаются от Николаса Сальвадора (Nicholas Salvador), который на этой неделе был пожизненно помещен в охраняемую психиатрическую лечебницу за то, что отрубил голову 82-летней старушке Пальмире Сильве (Palmira Silva) из северного Лондона.
Или же, если мы решим, что убийцы вменяемы, можно обратиться к психологии групп. Мы можем вспомнить о написанной (уже после холокоста) работе Стэнли Милграма (Stanley Milgram), чьи эксперименты на способность к подчинению продемонстрировали готовность человека причинять сильную боль ровно до тех пор, пока он следует указаниям заслуживающих доверия руководителей.
Можно обратиться и к работам тех, кто находится на переднем крае «философии сознания», утверждающим, что личность представляет собой набор разрозненных черт характера. «У цельной личности все это складывается в единое гармоничное целое, — объяснил мне профессор Уорикского университета Кассим Кассам (Quassim Cassam). — А у людей другого типа личность образуется из разных элементов, не согласующихся друг с другом». Такие люди могут поступать по-разному — на одном этапе жизни они соблюдают общечеловеческие нормы, а на другом нарушают их.
Если объяснять еще проще, то палачи из ИГИЛ следуют вековой военной тактике, которая подошла бы Чингисхану и вождю гуннов Аттиле — устрашению врага. Боевики ИГИЛ утопили тех людей, чтобы заставить нас дорожать от страха.
Что ж, это тоже срабатывает. Отдыхающие не будут ездить в Сус — по крайней мере, какое-то время. Но при том, что эти зверства сеют страх, они еще и вызывают отвращение. И не только у нас. Вчера я разговаривал с исламским теологом Усамой Хасаном (Usama Hasan), бывшим джихадистом. Он говорил о своем «отвращении» по отношению к зверствам, совершенным на этой неделе, отметив, насколько чужды они исламскому писанию, которое, например, запрещает совершать надругательство над мертвым телом.
По его словам, сейчас цивилизованный мир ведет борьбу, которая должна сплотить сообщества людей и религии мира — христианство, ислам, индуизм, иудаизм и так далее — против ужасного культа смерти, которым является воинствующий исламский экстремизм. Было бы нелепо считать эту войну борьбой со злом. Такую войну со злом выиграть невозможно. Зло живет внутри нас и, по всей видимости, будет жить вечно. Но мы не должны бояться говорить, в чем это зло заключается на самом деле — называть зло своим именем.