Генри Киссинджер, которого называют геополитическим гуру и легендой дипломатии, сравнил Владимира Путина с Петром Великим. Преподаватель Королевского колледжа Джо Майоло (Joe Maiolo), в недавнем интервью DN заявил, что российский лидер выступает в качестве своеобразного Александра I, государя, который внес не меньший вклад в разгром Наполеона, чем герцог Веллингтон. Даже наш министр иностранных дел Руй Машете (Rui Machete) уже упоминал о том, что Путин мыслит себя царем. А теперь и Саймон Серфати (Simon Serfaty) утверждает, что «Путина легче понять, читая Достоевского, нежели New York Times». Американский ученый, специалист Вашингтонского Центра Стратегических и Международных Исследований (CSIS), на этой неделе выступил на конференции по трансатлантической безопасности, проходившей в лиссабонском Национальном институте обороны (IDN). Ведь, если президент России черпает вдохновение в XIX веке, а может, даже и в веке XVIII (у Петра), почему тогда некоторые, анализируя аннексию Крыма, поддержку Москвой сепаратистов на Востоке Украины или обещание увеличить количество ракет, настаивают на возвращении холодной войны?
Отчасти вину за это можно возложить на самого Путина, бывшего агента КГБ, в 2000 году ставшего господином Кремля и однажды определившего распад Советского Союза как «величайшую геополитическую катастрофу ХХ века». Но российскому лидеру приписывают и другую фразу, возможно, в большей степени разъясняющую его образ мыслей: «кто не жалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца, а кто хочет его восстановления в прежнем виде, у того нет головы». Иными словами, Путин не тоскует по коммунистической системе, хотя и сожалеет о потере власти (над территорией и населением) Россией, являющейся несмотря ни на что официальной наследницей СССР как в отношении членства в Совете Безопасности ООН, так и в обладании ядерным оружием.
Но даже если бы Путин испытывал ностальгию по советской эпохе — и возвращение прежней музыки государственного гимна о чем-то да говорит — он прекрасно понимает, что сегодняшняя Россия не обладает силой советской сверхдержавы, исчезнувшей в 1991 году. Не только из-за того, что население России стареет и характеризуется малым приростом, но и потому, что государственные финансы находятся в слишком большой зависимости от экспорта нефти и природного газа, переживая трудные времена, как сейчас, в период низких цен. Но наиболее очевидным является то, что без идеологии, которую можно было бы противопоставить США, Россия уже не обладает глобальной силой притяжения, как бы она ни защищала морскую базу в Сирии, ни осуществляла отправку ракетоносителей в Венесуэлу и ни восстанавливала военные связи с Вьетнамом. В интервью, которое московский лидер в этом месяце дал Corriere della Sera, он не блефовал, когда предложил итальянским журналистам опубликовать карту мира и указать на ней американские и российские военные базы. Прежде Путин уже обращал внимание на тот факт, что военный бюджет США «выше, чем бюджет остальных стран вместе взятых» — это небольшое преувеличение, поскольку, по оценкам СИПРИ, показатель этот составляет 39%, но и в этом случае он значительно выше российского (5, 2% от общемирового объема) и даже китайского (9,5%). А в такого рода вычислениях шведский институт отличается непревзойденной точностью.
Но вернемся к царской России, к русскому миру, о котором такие писатели, как Достоевский и Толстой, оставили, пожалуй, самые лучшие свидетельства. Тогдашние владения Романовых были невероятно обширны, простираясь от Финляндии до Аляски и даже включая в себя небольшой городок на территории нынешнего штата Калифорния. Девятнадцатый век был также временем завоевания Кавказа и Центральной Азии. Но и тогда речь не шла о сверхдержаве, самое большее — о крупной евразийской державе. Напомним, что, когда Россия решила заявить о своих правах на Дальнем Востоке, Япония нанесла ей сокрушительное поражение; и даже на американском континенте, еще до продажи Аляски, русские цари уже получили предупреждение от президента Монро о том, что Соединенные Штаты не потерпят дальнейшей экспансии.
Итак, Путиным движет сегодня стремление обеспечить контроль над прежними владениями. А для этого находящихся в его распоряжении военных сил хватает, и с лихвой, это показало в частности вторжение в Грузию в 2008 году для защиты осетинских и абхазских сепаратистов. И еще более впечатляющие события прошлого года, когда, воспользовавшись хаосом на Украине, Россия присоединила в значительной степени пророссийский Крым.
Противостояние российской позиции на Украине требует твердости со стороны НАТО, альянса, с самого момента своего возникновения враждебного Москве и вновь воспринимаемого Кремлем в этом ключе. Теперь вернемся к выступлению Серфати в Национальном институте обороны. Ученый сказал, что к твердости следует добавить интеллект, а именно, умение отыскивать в истории правильные, а не только поверхностные (каковой является возвращение к холодной войне), аналогии. Это, однако, не мешает американскому эксперту извлечь важный урок из событий второй половины ХХ века: значение сдерживания, третьего пути между войной и миротворчеством. «В 1914 году альтернативой была война, и все закончилось плохо; накануне Второй мировой войны был выбран миротворческий путь, и он также не дал желаемых результатов; после 1945 года решением стала политика сдерживания, и она сработала», — подчеркнул американец, также предупредив о том, что не следует продолжать подталкивать украинцев к конфликту, в котором «они никогда не смогут одержать победу. А будут только гибнуть».
Готов ли Путин к подобной политике сдерживания? Серфати, с похвалой отзывающийся о союзе между Западной Европой и Соединенными Штатами как наиболее естественном из всех, утверждает, что наряду с давлением должна существовать определенная попытка сближения. И что в случае русских, это задача не из простых, — шутит он. Возможно, чтение Достоевского и русской классики станет на этом пути наиболее действенным средством.