Там, где Россия: Русская смерть

Мне кажется, что ничто так не рассказывает о жизни народа, как его отношение к смерти. Смерть — это честный итог, то, что остается в сухом остатке. Кто-то воспринимает смерть, как счастье, кто-то — как великое горе. Но тот след на земле, который оставляет после себя человек, рассказывает не только о том, каким он был и чем жил, но и о том, каков его народ, и в чем его философия. Очень часто от человека не остается ничего, кроме могилы на кладбище, но и этого порой достаточно, чтобы кое-что понять о нем и о его жизни.

Когда от человека остается горстка пепла, развеянная где-нибудь над Гангом — это одна совершенно понятная история. Американские кладбища — это прекрасная иллюстрация американского образа жизни. Строгие, четко выверенные ряды практически одинаковых надгробных камней. Они так похожи на ряды однообразных ухоженных домиков где-нибудь на побережьe Нью-Джерси. Старые еврейские кладбища имеют совершенно неповторимую, почти сказочную атмосферу таинственности.

На северо-западе Петрозаводска находится Сулажгора. По склону этой горы тянется огромное кладбище. Его масштабы поражают — это тысячи и тысячи могил, только что поставленных и едва ли не вековых. В обычные дни здесь почти никого, тишина, скрип старых деревьев и невероятно чистый воздух. Но в выходные жители Петрозаводска традиционно навещают своих покойников. Обычно могилы находятся в оградке (почему то это слово всегда произносят с уменьшительно-ласкательным суффиксом) — это небольшая территория, выделенная с расчетом на то, что после смерти родственники усопшего будут лежать рядом с ним. На одном клочке земли иногда оказываются целые поколения — прадеды, деды, отцы и их дети.

Мы идем по кладбищу: в тесной оградке сидят три пожилые женщины. Одной за девяносто, она отстраненно смотрит в даль и совершенно не реагирует на то, что происходит, ее седые волосы прячет теплый платок, она грузная, с впалыми глазами и морщинистым ртом. Здесь похоронена ее мать и другие родственники. Она смотрит словно сквозь нас, и очень отчетливо чувствуется, что эта женщина мыслями уже давно где-то в другом мире. Ее толкает в бок старушка помоложе — ее дочь. Она пытается докричаться до матери, но та не слышит. Третья женщина встает и посыпает землю у надгробных камней солью, чтобы не росли сорняки. Скорее всего, она позже всех ляжет в эту большую семейную могилу. Кроме надгробий в оградах обычно стоят скамейки и столы. Люди приходят помянуть покойников: они выпивают, закусывают и оставляют еду на кладбище.

— Это еще языческая традиция. Мы кормим духов, — объясняет женщина, посыпая землю солью, — батюшка в церкви ругает нас за это, говорит, не по-христиански, но такая уж традиция, — она рассказывает, что покойников лучше навещать по воскресеньям до пяти часов вечера, после лучше не беспокоить, оставлять можно сладости и фрукты. И действительно — на столах и даже на могильных камнях лежат конфеты, яблоки, мандарины, рюмки, наполненные водкой. Иногда сюда захаживают бездомные, они выпивают и закусывают тем, что оставляют духам умерших — фантики от конфет разлетаются по кладбищу, шкурки мандаринов тоже разбросаны у могил. Но еду покойников брать решаются не многие. Говорят, это «не хорошо». Старая часть кладбища местами запущена — траву здесь уже очень давно не вырывали, ограды заржавели, памятники покосились, кресты упали. В основном, это однотипные старые могилы с маленькими табличками и черно-белыми портретами. Кое-где таблички выцвели и стерлись, а портреты можно найти рядом в траве или под ногами — бывает так, что совершенно непонятно, кто лежит под безымянным надгробием. Со временем запущенные могилы заваливают мусором, старыми венками и скошенной травой — они превращаются в огромные кучи мусора. Память о человеке навсегда пропадает с лица земли — возможно, его родственники умерли или просто переехали в другой город. Но такое встречается не часто. Сохранившиеся советские надгробия украшены либо военными звездами, либо какой-то другой скромной символикой, которая намекает на то, чем жили те, кто лежит под ними. Это строгие, похожие друг на друга могилы. Некоторые еврейские памятники с изображением звезды Давида, на надгробных камнях мусульман звезда и полумесяц. Но в целом, могилы советских людей так же похожи межу собой, как, возможно, походили друг на друга судьбы лежащих там людей. Это общая, коллективная смерть. Гораздо более разношерстно выглядит современная часть кладбища. На черном камне изображена дорога, лес и линии электропередач без всяких комментариев. Совершенно непонятно, был ли усопший электриком, может быть, он просто умер на этом отрезке дороги или что-то еще. А вот на фоне леса и речки коротко стриженный парень в футболке с большой надписью Reebok на груди держит в руках обрез охотничьего ружья. Он прожил всего 27 лет, наверное, любил охотиться. Неподалеку надгробие, из которого торчит большой руль, украшенный цветами. На другом памятнике выгравирована большая грузовая машина и надпись курсивом:

«Водитель был от бога, Любимый человек, Печаль и грусть безмерны, Что ты ушел навек» Неподалеку надгробие, на котором изображено футбольное поле и разлетающиеся по нему мячи, снизу надпись «You’ll never walk alone». Чуть дальше памятник со строчкой из песни: «Опустела без тебя земля». Еще дальше надпись «Вернуть нельзя, забыть невозможно». Памятники в форме сердец, цветов, на них любимые автомобили усопших, оружие, кошки, собаки и другие домашние животные, леса, реки и озера, поезд, волейбольная сетка, созвездие. Некоторые надгробия словно участвуют в конкурсе на самый креативный сюжет или лучшее стихотворение. Самые богатые участки украшают скульптуры ангелов, большие мраморные плиты и кованые ограды. Самые бедные захоронения — это просто типовые черные камни с одинаковыми надписями вроде «Помним, скорбим» или «Любимой жене». Делать какие-то обобщения и выводы по одному петрозаводскому кладбищу неправильно. Мы просто увидели, что россияне очень любят водить машины и вообще транспорт, любят природу и домашних животных. Одно можно сказать более-менее точно: со времен Советского Союза мы очень сильно изменились. Типовые надгробия с фотографиями на паспорт и сухими датами рождения и смерти сменились яркими и индивидуальными памятниками — правда, иногда эта яркость выглядит не очень естественно и даже странно. Словно со смерти сняли какой-то флер траурной торжественности. Пластиковые цветы, поминки, слезы — все это осталось, но отношение к смерти поменялось, оно словно стало более философским и ироничным.

Советский модерн сменился новым русским постмодерном, и покойник теперь может весело играть с любимой собачкой, улыбаться, есть, пить или кататься на внедорожнике. Смерть никогда не делала людей равными, и похороны сегодня — это в том числе демонстрация социального статуса, достатка, оригинальности — на кладбище тоже нельзя ударить в грязь перед соседом, и такое соревнование принимает очень причудливые формы. Но это, конечно, скорее про живых, нежели про мертвых. Ближе к вершине горы кладбище заканчивается и превращается в лес. Мы долго идем из одного конца в другой: кажется, тут могла бы разместиться целая деревня и даже больше — в России до сих пор с большим недоверием относятся к кремации, особенно верующие люди. Говорят, что не по-христиански.

Мы возвращаемся в гостиницу. На остановке к нам подходит худощавый старик в кожаной куртке и кепке, в руках небольшой пакет. Он не может разглядеть номер автобуса, просит помочь, начинает расспрашивать, кто мы такие. Оказывается, он давно на пенсии, часть года живет в деревне, часть в городе. Он много улыбается и говорит, что дела у него неплохо, здоровье не очень, но лекарства не покупает, поэтому и кризис никакой не чувствуется. — Недавно у меня инсульт был, так я после него есть что-то перестал, — говорит он, — Собирал вот крапиву, заваривал, суп делал. Год так жил, но когда совсем шатало, приходилось продукты покупать. А вы что, с кладбища? Ну, ясно. Все там будем, — задумчиво говорит старик, смотрит на дорогу, ведущую к кладбищу, и удивительно бодро для своих лет запрыгивает в автобус.