В XXI веке стали особенно популярны исследования по истории определенных групп и движений. Весьма старательно акцентируется толерантность и либеральное отношение к не всегда обычным новым системам и взглядам. С другой стороны, неоконсерватизм и возврат к неким условно «традиционным ценностям» также являются в наше время популярными и, без всяких сомнений, модными.
В истории ВКЛ при большом желании адепты обоих направлений с легкостью найдут подтверждение собственных концепций. Достаточно взять для примера нисколько популярных трендов и разобрать их несколько более тщательно, и ситуация еще больше запутывается. Причина тому проста — ВКЛ было гибкой системой, поэтому каждый случай рассматривался как уникальный.
Модная нынче система исследований роли женщины в социуме сталкивается с парадоксальной ситуацией. С одной стороны, женщина в ВКЛ обладала несравненно большей свободой, нежели в странах как Запада, так и Востока. С другой стороны, влияние женщин на принятие наиболее важных решений как на государственном уровне, так и в более мелких масштабах оказывается весьма незначительным.
При всей свободе как финансовой, так и личной неожиданно оказывается, что наиболее влиятельных женщин в истории ВКЛ можно пересчитать по пальцам одной руки. Не менее странно и то, что в странах, где женщины имели на порядок меньше возможностей, их влияние на принятие решений было куда как более весомым. Вопросов в этом случае остается куда больше, чем ответов. Но следует еще раз акцентировать то, что ВКЛ было не просто государством «в себе» — это была в первую очередь система.
Система со своими противовесами, исследование которых еще отнюдь не завершены. Другой немаловажный момент — это исследования социальные. Сословная принадлежность и развитие политической нации как исключительно дворянства являются в наше время трудно оспоримым. Но с другой стороны, при желании с легкостью найдется подтверждение невероятной юридической грамотности обычных крепостных крестьян. Более того, при особом рвении можно продемонстрировать действие совершенно невозможных в наше время социальных лифтов. Однако не следует переносить взгляды современного человека в прошлое.
Система воспринимала человека в рамках ценностей своего времени. То есть, крепостная девушка могла стоить целой крестьянской семьи только по причине своей репродуктивной функции. В то время крепостная семья рассматривалась зачастую, как группа людей обязанных выполнять определенное количество повинностей. В случаях, когда количество повинностей увеличивалось необоснованно, то есть по одному желанию помещика, неминуемо следовал протест в различных формах от обращения в суд до простого изгнания господина с применением всевозможных средств обороны от простых палок и до огнестрельного оружия средних калибров включительно. То есть каждый случай уникален, но система все же очерчена рамками. Следующим моментом, вызывающим много вопросов, является религиозная толерантность. История, к примеру, виленской кальвинистской и католической общин будет всегда написана с противоположных позиций.
Кальвинисты опишут события 17 века как торжество исключительно одного христианского учения в ущерб другому. Но примерно такими же словами в 16 веке описали бы ситуацию католики. Тем не менее, рассматривая вековой конфликт, меньше всего следовало бы отмечать именно религиозную составляющую. Определенные модели поведения закладывались на уровне воспитания, и менее всего вопрос касался религиозных пристрастий. То есть, если, к примеру, православный священник преградит дорогу шляхтичу, а тот в ответ въедет в церковь на лошади, то это еще не религиозный конфликт. Это конфликт двух людей, воспитанных в одной системе. В этой системе священник не будет говорить об ущербе, а совершит бандитский налет на имение шляхтича (что и случалось в 9 из 10 случаев).
Только в XIX веке такие случаи подверглись анализу и появились выводы об определенной «религиозной не толерантности». Вульгаризируя, получается примерно так: хулиган, разбивший витрину магазина камнем, виноват потому, что он католик (православный, кальвинист, лютеранин, иудей — нужное подчеркнуть.). И снова оказывается, что куда как более сложные инструменты взаимоотношений были задействованы в системе, называемой ВКЛ. Самой неприятной проблемой для всех национальных школ стоит вопрос о так называемой национальной принадлежности ВКЛ. Тут просто раздолье для фантазий. Однако не следует забывать, что вопрос национальности — это реалии другого времени. Все дискуссии на эту тему по меньшей мере контрпродуктивны. Сосуществование большого числа этносов в 20 веке, сумевших реализовать себя как национальные государства, создает массу возможностей для банальных спекуляций. По одной простой причине — ВКЛ как система была достаточно сбалансированной. Утрата этого баланса привела к постепенному уничтожению государства.
Национальная составляющая при постепенной утрате независимости особой роли не играла, поэтому вместо плодотворной дискуссии на тему обобщения и систематизирования приобретенного опыта совместного проживания в определённой правовой (заимствованной плюс традиционной) системе часто наблюдается банальное «перетягивание одеяла». В результате даже качественные исследования определенных тенденций и интеллектуальных конструкций выглядят достаточно неуверенно и блекло, вызывая неоднозначную, саркастическую и не всегда адекватную реакцию критиков.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В XXI веке стали особенно популярны исследования по истории определенных групп и движений. Весьма старательно акцентируется толерантность и либеральное отношение к не всегда обычным новым системам и взглядам. С другой стороны, неоконсерватизм и возврат к неким условно «традиционным ценностям» также являются в наше время популярными и, без всяких сомнений, модными.
