В старые добрые времена, когда в Белом доме еще жили Айк (Эйзенхауэр, — прим. пер.) и его Мэйми, а неоконы были горсткой уродливых лысых коротышек, рассуждавших в нью-йоркских трущобах о величии Троцкого, лето было временем свободы и счастья — по крайней мере, для одного малолетнего грека. Вдобавок, тогда оно было гораздо длиннее. От начала июня, когда узников нашего интерната отпускали на свободу, до сентября, в котором мы возвращались обратно в тюрьму, я успевал прожить минимум три жизни.
До 16 лет в июле мы с родителями отправлялись на лайнере через океан на юг Франции. Когда вспоминаю об этих безмятежных днях и ночах, меня по-прежнему охватывают восторг и трепет. К ужину было принято надевать смокинг— единственным исключением была последняя ночь на борту. Бандитского вида типы с прилизанными волосами и фальшивым загаром, но без манер, вкуса и образования встречались среди пассажиров реже, чем айсберги в Средиземноморье. Мой отец был владельцем корабля, и мы всегда сидели за капитанским столом вместе со всеми важными шишками. После Лоуренсвилля или Блэра (школы в Нью-Джерси, — прим. пер.) это был глоток свежего воздуха.
Мы сходили на берег в Каннах и отправлялись в «Карлтон», где папа всегда заказывал номер короля Фарука, расположенный на верхнем этаже. Дни мы проводили в Антибе, в «Эден-Роке», а по ночам слушали в Жуан-ле-Пен, как великий Сидни Беше (Sidney Bechet) играет на кларнете. Для 15-летнего парня это был рай, и я снова и снова возвращался в этот рай, уже освободившись из своего нью-джерсийского Синг-Синга. Ривьера оставалась такой до 1980 года — пока не превратилась в гнусную дыру, в зловонную помойку, в подобие тонущего в экскрементах восьмого круга дантовского ада.
Там, где когда-то вдоль выбеленных солнцем терракотовых стен росли лимоны, герани и бугенвиллии, где в заливы гляделись величавые виллы, теперь стоят гигантские и уродливые жилые комплексы, забитые алжирцами, которые выбрасывают мусор из окон. Некогда лазурные воды стали черными. Ничего живого в них больше не водится — разве что какой-нибудь разозлившийся арабский миллиардер вышвырнет за борт очередную шлюху.
Ладно, я немного преувеличиваю — но я в своем праве. Уничтожение Французской Ривьеры алчными девелоперами и вульгарными нуворишами стало для меня тяжелым ударом. Я ездил туда 35 лет, страшно подумать, сколько денег я там потратил — и что мне в итоге осталось кроме смутных воспоминаний во вкусе Фицджеральда. Теперь к этим берегам даже не стоит подходить на яхте — вокруг них все кишит огромными вонючими лоханками, принадлежащими арабам и русским. Гидроциклы с этих лоханок все время кружат неподалеку, не давая яхтсменам ни минуты покоя. У берегов Италии лучше, но ненамного. Когда пять лет назад я в последний раз ходил к Капри, мы сошли на берег выпить и я подумал, что попал в Шанхай, захваченный японской армией. Кругом маршировали строем сотни японских туристов. Мы с друзьями прятались от этого ужаса в каком-то пахучем подвальчике, пока мой капитан не принес с «Бусидо» — моей яхты — флаг с восходящим солнцем. Увидев его, оккупационная армия тут же склонилась до земли и предложила омыть нам ноги.
Итак, куда же поехать этим летом читателям American Conservative? Если бы я жил на северо-востоке Америке, то предложил бы штат Мэн. Конечно, там вас будут кусать комары и поучать прогрессивные матроны в сандалиях, но русские, пристающие к вашей несовершеннолетней дочери и предлагающей ей дорогие украшения, — это намного хуже. Однако если вас привлекает Старый Свет, отправляйтесь к его истокам — в Элладу.
Летите в Афины, а там садитесь на паром — и вперед, на острова. Помните, в Микенах вам нечего делать — если, конечно, вы не укуренный гей с большим запасом пенициллина. Спеце тоже не годится — там живут выходцы из Албании, народ грубый и склонный приврать. Вам нужны или эгейские Парос и Антипарос, или моя родина — ионийские острова: Корфу, Кефалония, Паксос и Антипаксос, Итака и Закинф. Море в этих местах восхитительно, а люди образованы и дружелюбны. Они никогда не жили под турецким ярмом, только под властью Венеции и Британии. Наймите небольшую лодку и ходите под парусом в свое удовольствие.
А если увидите меня на моей яхте, крикните мне: «TAC» (аббревиатура для The American Conservative, — прим. пер.), — и я приглашу вас на борт выпить. Хорошего вам лета.
Таки Теодоракопулос — основатель The American Conservative.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В старые добрые времена, когда в Белом доме еще жили Айк и его Мэйми, а неоконы были горсткой уродливых лысых коротышек, рассуждавших в нью-йоркских трущобах о величии Троцкого, лето было временем свободы и счастья — по крайней мере, для одного малолетнего грека. До 16 лет в июле мы с родителями отправлялись на лайнере через океан на юг Франции.
