Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Россия — Китай: плохой роман

Российско-китайское партнерство создает больше проблем для Москвы, нежели для Запада

© AP Photo / Mark Ralston, PoolВладимир Путин и Си Цзиньпин
Владимир Путин и Си Цзиньпин
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Если посмотреть на мировую шахматную доску, ситуация там не может не озадачить. Еще вчера Россия дружила с Европой, а сегодня Кремль пытается убедить мир и себя в том, что он влюбился в Пекин. Взгляните на то, как Россия на прошлой неделе проводила двойной саммит БРИКС и ШОС. Это явный сигнал о том, что Москва делает свой собственный «разворот в сторону Азии».

Если посмотреть на мировую шахматную доску, ситуация там не может не озадачить. Еще вчера Россия дружила с Европой, а сегодня Кремль пытается убедить мир (и себя тоже?) в том, что он влюбился в Пекин. Взгляните на то, как Россия на прошлой неделе проводила двойной саммит БРИКС и ШОС. Это явный сигнал о том, что Москва делает свой собственный «разворот в сторону Азии» и хочет представить незападный мир в качестве альтернативной цивилизационной модели в противовес Западу. Те самые эксперты — российские и западные — которые недавно считали Россию частью большой Европы, сегодня с таким же энтузиазмом поют о том, что она является частью большой Азии. Конечно, государства могут менять курс и выстраивать новые альянсы, преследуя свои интересы. Однако Кремль и его пропагандистский аппарат утверждают, что в российской привязке к Азии есть нечто более глубокое: что речь идет о смене цивилизационной самоидентификации России на «евразийскую». На практике это означает удаление европейских культурных аспектов из российского менталитета и возврат общества к его досовременному состоянию.

Вся эта аргументация в поддержку российского разворота в сторону Азии и танго России с Китаем кажется мне либо наивной, либо намеренно дезориентирующей. Невозможно избавиться от впечатления, что это какая-то новая игра в притворяшки, в которой два участника прекрасно понимают, чем они занимаются. Но знают ли эти члены новой «оси по расчету» (в чью пользу расчет?), куда их заведет эта игра?

Новое партнерство отмечено лихорадочной активностью: десятками подписываются соглашения, Си Цзиньпин и Путин устраивают шоу дружелюбия на праздновании 70-й годовщины капитуляции нацистов во Второй мировой войне (в то время как западные лидеры остались дома), российские и китайские корабли проводят совместные учения в восточной части Средиземного моря, стороны обещают соединить Евразийский союз с китайским «Новым шелковым путем» и даже подписывают изумительную газовую сделку на 400 миллиардов долларов. Все это похоже на миропомазание нового Великого альянса, способного изменить мировой порядок. Но видимость обманчива.

Самая первая причина новых отношений — взаимное желание сдержать Соединенные Штаты — выглядит неубедительно. Конечно, Россия и Китай хорошо известны своей неприязнью к Америке. Но зачем объединяться для сдерживания Америки именно сейчас, когда США отступают и окапываются, завязнув в неурегулированных конфликтах, и когда американский президент не испытывает особого желания заниматься внешней политикой, а тем более реализацией грандиозных геополитических амбиций? Кроме того, Пекин вряд ли намерен ослаблять свои отношения с Америкой, лишая себя прибылей от доступа к ее рынку. Если китайцы готовы присоединиться к антиамериканскому крестовому походу Кремля, то зачем им подписывать далеко идущие соглашения о военном сотрудничестве с США? «Даже если Си и Путин спят в одной антизападной постели, то мечтания у них — определенно разные», — предупреждает Хуэйюнь Фэн (Huiyun Feng). Так или иначе, мы не должны забывать одну истину: антиамериканское позирование создает удобное оправдание для действий, у которых разные цели, не связанные напрямую с Америкой.

Пусть эксперты по Китаю разбираются с тем, почему Пекин участвует в этой игре. Но на сегодня возникает впечатление, что Китай — это скрытный и сдержанный партнер, просто позволяющий Кремлю ухаживать за собой. Но мне интереснее другой вопрос: зачем это танго активному партнеру Москве? Любого рода исторические, политические и психологические соображения должны предупреждать Кремль о неблагоприятных последствиях этого странного и неестественного партнерства, которое легко может превратиться в удавку на шее Москвы. Если сравнивать «за» и «против», то список «против» будет длиннее на километр.

Для начала, у Китая до сих пор имеются исторические претензии к России. Почему он должен унижаться, покупая сырье в своей собственной Внешней Маньчжурии (Приамурье), которую Пекин уступил Санкт-Петербургу в 19-м веке, подписав серию позорных договоров, навязанных ему Россией? Неужели китайцы действительно такие всепрощающие? Генри Киссинджер так не думает: «Китайские лидеры не забыли череду „неравных договоров“, вырванных у них угрозами с целью установления российского присутствия в прибрежных районах Дальнего Востока».

Еще важнее то обстоятельство, что Россия и Китай находятся на разных ступенях развития. Россия в упадке, а ее нынешний режим, похоже, находится в состоянии агонии, которая угрожает создать в стране путаницу и сумятицу. Китай, с другой стороны, до сих пор на подъеме (пусть даже недавнее падение на китайском рынке ценных бумаг обнажило ряд потенциально опасных трещин в его системе). Из-за этой самой асимметрии отношения между ними становятся хрупкими, создавая у сильного партнера побуждение использовать слабого в собственных интересах. Но если недавний финансовый крах Китая — это признак надвигающегося экономического спада, то симметричное падение двух авторитарных гигантов (хотя и на разных скоростях) может привести их к катастрофической борьбе друг с другом за выживание. Давайте добавим к этому то обстоятельство, что авторитарные державы не имеют ни возможности, ни желания проявлять милосердие и чуткость, когда речь идет о моральных нормах. Зачем Пекину проявлять альтруизм в отношении государства, которое без угрызений совести запугивает своих слабых соседей?

Как показала аннексия Крыма и российская война против Украины, Москва вступила на путь подрыва международной правовой системы, утверждая свое право на сферы влияния. Китайские проекты по намыванию земель в Южно-Китайском море и его морские набеги в водах Вьетнама доказывают, что Пекин и Москва в своих действиях руководствуются одинаковыми сценариями. В этих условиях вполне естественно ожидать, что ревизионизм Пекина распространится и на российский Дальний Восток.

Казалось бы, лежащий в основе российско-китайского тандема экономический фундамент должен ослабить эти геополитические препятствия, однако фундамент этот не очень устойчив, по крайней мере, что касается российских интересов. Российские экономические отношения с Пекином строятся на трех основаниях — газ, нефть и оружие, а также на одной надежде — крупные китайские инвестиции. Согласно данным, предоставленным Оксфордским институтом энергетических исследований (Oxford Institute of Energy Research) и Китайской национальной нефтегазовой корпорацией (CNPC) (их приводит российский эксперт Михаил Крутихин), Китаю нужно 180 миллиардов кубометров газа, который ему уже поставляет Центральная Азия и другие источники. «На китайском газовом рынке нет места для других поставщиков», — говорит Крутихин. Конечно, Китай может покупать российский газ, если Москва существенно снизит цены, но в таком случае весь этот проект будет невыгоден России.

Более того, Китай отказался финансировать российский трубопровод «Сила Сибири», который должен был стать главным сокровищем в российско-китайских отношениях. Китайцы даже заявили, что русские должны оплатить строительство и обслуживание трубопровода на китайской территории. Какая наглость! Это несомненно была настоящая пощечина Москве: платить за свой собственный разворот на восток. Кремль представлял эту газовую сделку как главное доказательство успеха российско-китайского тандема; но если она оказалась настолько невыгодной для русских, то что можно сказать о характере других сделок? А что касается нефти, то Китай диверсифицирует поставки, развивая сотрудничество с Центральной Азией, и нет никаких признаков того, что он хочет полагаться на поставки из России. И последний, но немаловажный момент: Россия — это самый крупный поставщик оружия и военной техники в Китай, но известно, что Москва с большой неохотой вооружает Китай; а Пекин легко может посчитать, что российские сделки на поставку оружия в Индию и Вьетнам носят не только коммерческий характер, но и являются фактором сдерживания КНР.

И наконец, надежды России на то, что китайцы помогут ей облегчить бремя западных санкций своими кредитами, оказались безосновательными. Представители ведущего в России банка по сделкам с Китаем ВТБ опубликовали заявление, в котором жалуются, что «главным препятствием в двусторонних связях является противоречивая позиция Китая по отношению к российским банкам. ... Большинство китайских банков отказываются от межбанковских обменов с российскими банками. Китайские банки также значительно сократили свое участие в торговых обменах с Россией».

Звучащее в Москве громкое «ура» по поводу стыковки любимого проекта Путина (Евразийский союз) с амбициозным китайским проектом («Экономический пояс Нового шелкового пути», который сейчас называется «Один пояс, один путь») можно воспринимать как очередную попытку скрыть обман. Евразийский союз может выплыть только за счет субсидий из Москвы, которой сегодня приходится затыкать дыры в собственном прохудившемся бюджете. Между тем, Центральная Азия, включая Казахстан, являющийся ведущим партнером Москвы по Евразийскому союзу, быстро интегрируется с Китаем. Стыковка, может, и имеет место, но только как средство для развития инфраструктуры, которая свяжет Китай с Европой. Готова ли Россия стать для Китая «мостом»? Парадокс заключается в том, что если Китай сегодня стремится к наведению мостов с Европой, то путинский Кремль хочет подтолкнуть Россию в противоположном направлении, из-за чего вся эта «стыковка» превратится в путаницу. Соглашусь с Бьорном Дубеном (Bjorn Duben), который говорит: «Хотя Китай пытается развеять опасения Москвы, настаивая, что этот план не направлен против России, не может быть сомнений в том, что путинский Евразийский экономический союз и обширные планы Китая по дальнейшей экономической экспансии в Центральной Азии являются несовместимыми проектами».

Те побуждения, которые подталкивают Кремль к Китаю, вскоре начнут вызывать подозрения у россиян и даже враждебность по отношению к китайцам. Я здесь имею в виду модель «осажденной крепости», в которой стремление к поиску врагов составляет основу нынешней военно-патриотической легитимности Кремля. В настоящее время данная модель работает эффективно, делая Запад, и главным образом Америку, заклятым врагом России. Но США — это далекий враг, у которого нет общей границы с Россией и очень мало прямых связей — а поэтому они скоро утратят свою значимость как главный российский аллерген. В России живут сотни тысяч китайцев (русские часто считают китайцами вьетнамцев и прочих азиатов), а китайская культура кажется очень странной и трудной для понимания простым россиянам. Такое недоверие к Китаю может стать даже более эффективным способом для воспроизведения осадного менталитета в России. Потенциал антикитайских настроений в России находится в спячке уже долгое время и лишь изредка дает о себе знать в виде беспокойств относительно того, что Китай захватит Сибирь и российский Дальний Восток. Глубокое недоверие к Китаю со стороны политического класса и интеллектуальной среды легко может стать благодатной почвой для поиска новых врагов. Неизбежный провал кремлевских попыток наладить партнерство с Пекином, чтобы решить нарастающие проблемы России, вкупе с непониманием устремлений и психологии великой нации, находящейся на российских границах, легко может превратить Китай в новый предмет ненависти.

Китайские крестьяне-овощеводы во время работы в Приморском крае


Между тем есть множество признаков, указывающих на непрочность кремлевской концепции дружбы с Китаем. В июне 2015 года появилась новость о том, что российский Забайкальский край (часть прежней китайской Внешней Маньчжурии) пообещал сдать в аренду сроком на 49 лет около 300 000 гектаров земли китайской компании Huae Xinban, причем по смешной цене — менее пяти долларов за гектар. Одновременно в российскую Государственную Думу был представлен проект закона о гарантиях китайского суверенитета над арендуемой территорией. Кремль, который столь отчаянно защищает суверенитет России от злобного Запада, продает его Китаю за гроши. Это вызвало возмущенную реакцию по всей России, и местные власти были вынуждены пойти на попятную. Данный случай доказывает, что китайское проникновение в Россию отнюдь не приветствуется. В лучшем случае оно вызывает подозрения, в худшем — открытую враждебность.

Отношения с Китаем уже стали горячей темой в российских СМИ и в интернете. Одна из причин для беспокойства — это очевидное отсутствие логики и дальновидности в кремлевских попытках по заключению секретных сделок с Китаем. Те самые российские власти, которые заявляют о своей готовности сражаться за священные территории России на ее европейской части, выражают желание идти на уступки Китаю с его территориальными притязаниями и отворачиваются, когда китайцы захватывают российские земли. Россия уже отдала Китаю 1 844 407 гектаров земли вдоль российско-китайской границы для заготовки древесины, а китайцы арендуют большие участки российской территории, где занимаются сельским хозяйством. Губернатор Еврейской автономной области на Дальнем Востоке рассказал одну такую историю на последнем Санкт-Петербургском экономическом форуме: «Ко мне пришли инвесторы и предложили сельскохозяйственные проекты. Я согласился. Но затем я узнал, что у нас нет земли — около 80 процентов нашей земли контролируют китайцы, официально или неофициально. Они выращивают сою, которая убивает почву». Ученые из Забайкальского государственного университета написали в своей аналитической записке: «Китайцы используют вредные удобрения и разрушают экосистемы не только на арендуемых, но и на соседних территориях».

Проблема здесь заключается в российском государстве и в коррумпированной власти, которые создают правила, стимулирующие хищнические модели ведения бизнеса. У китайских инвесторов нет ни единого шанса вести себя подобным образом, например, в Финляндии или Польше. В России конечный результат ясен: китайская активность провоцирует враждебную реакцию со стороны местного населения.

Пока прокремлевские российские эксперты убеждают себя ( и руководство), что дружба с Китаем — это великолепная возможность и даже альянс, который изменит мировой порядок. Да, им приходится думать о том, как применять в отношении нового тандема свой любимый подход realpolitik. Но если посмотреть на соотношение сил, то асимметрия тандема вызывает большие сомнения в его долговечности. Следовательно, все эти риторические фокусы Кремля имеют одно предназначение: доказать, что российская привязка к Азии имеет смысл, и что новый дружественный союз служит кремлевским целям. Ключевая задача здесь — убедить российскую аудиторию, что Китай не превратится в высокомерного гегемона. Но пока все аналитические выкладки, нацеленные на обслуживание российской пропаганды «азиатской привязки», только усиливают имеющиеся сомнения. Авторитетные эксперты поголовно признают, что Китай — более сильный партнер, однако говорят, что несмотря на это, «Москва наверняка найдет способ создать особые отношения со своим партнером».

Некоторые эксперты не уверены, что Москва сумеет сохранить суверенитет и независимость от Пекина. Другие проявляют больше оптимизма, считая, что Россия останется великой державой, а Китай признает этот ее статус. Но можно вполне отчетливо рассмотреть, насколько трудно им распределить роли внутри этого российско-китайского тандема. Эти эксперты утверждают, что Китай — лидер, а не гегемон. Но насколько реально лидерство без гегемонии? И почему государство, действующее на мировой арене на основе гоббсовских правил, должно верить, что его соперники будут играть по кантианским правилам? Откровенно жалкими кажутся российские надежды на то, что китайцы согласятся со страстным стремлением Кремля к великодержавному статусу России (кстати, Запад уже давно с этим согласился). Как отметил Киссинджер, «Китай никогда не поддерживал прочные связи с другой страной на основе равноправия по той простой причине, что он никогда не сталкивался с центрами сопоставимой культуры и размеров». Есть ли хоть какие-то признаки того, что китайский политический менталитет изменился, но никто этого не заметил?

Есть более простое и правдоподобное объяснение, состоящее в том, что новый дружественный союз — это мираж. Нельзя сказать, что России в прошлом не удавалось выбивать преимущества и выгоды из фальшивой дружбы. Ее живущая за счет ренты и ресурсов элита умудрялась использовать поддельную дружбу с Западом для извлечения личной выгоды, налаживания персональных связей и создания схем по отмыванию денег, которые базировались на Западе. Но Китай — это совсем другое дело. Он гораздо меньше склонен к альтруизму и компромиссам. Это гордая, самодостаточная, амбициозная и терпеливая страна. Зачем Китаю помогать России излечивать ее комплексы, зачем давать ее элите средства для удовлетворения собственного тщеславия и для накопления личных состояний? В этом новом дружественном союзе у Кремля есть выбор: играть роль левретки или готовиться к тому, чтобы снова жаловаться и хныкать, как его унижают. Запад, который очень осторожно и мягко обращался с российской элитой, не смог преподать ей урок; но Китай вряд ли допустить такую ошибку, проявляя снисходительность и кротость.

Некоторые западные эксперты бьют тревогу по поводу антизападного потенциала российско-китайского любовного романа. Я бы больше беспокоилась насчет последствий в том случае, если их взаимоотношения сгорят и превратятся в пепел. Как может отреагировать Москва, если будут убиты все ее надежды на партнерство с Китаем? Как может отреагировать Пекин на упадок российской системы и на порожденную таким упадком недоброжелательность в отношении Китая? Понимает ли Китай, в какую он попал заваруху?

Одиночество и неопределенность заставляют российскую элиту делать шаги, которые, как она знает или подозревает, не дадут отдачи. Может, Кремлю пора поискать другую точку привязки? Как насчет Мьянмы? Наверное, с ней будет спокойнее.

Лилия Шевцова — внештатный старший научный сотрудник Института Брукингса и член редакционной коллегии The American Interest.