Ванесса Вуазен: Репрессивный аппарат к началу войны был уже налажен

В Париже, в издательстве Publication de la Sorbonne, вышла книга «СССР против внутренних предателей» французской исследовательницы Ванессы Вуазен (постдок Fondation pour la Mémoire de la Shoa и член проекта CINESOV 1939–1949). В этой монументальной публикации впервые проведен анализ архивных и опубликованных документов, связанных с чистками, которые проводились в Советском Союзе во время Второй мировой войны и после ее окончания, вплоть до 1955 года.
 
Мы встретились с автором этого исследования Ванессой Вуазен. Первый вопрос был о переводе самого названия книги. Оказалось, что русский язык очень богат словами, обозначающими понятие «чистка».
 
RFI: L’URSS contre ses traîtres, «Советский Союз против собственных предателей» — таков дословный перевод названия вашей книги. В нем есть подзаголовок: l’Épuration soviétique. Как бы вы его перевели на русский язык? Скорее всего, «чистки в Советском Союзе», но когда открываешь вашу книгу и попадаешь на глоссарий, поражаешься богатству словаря в русском языке, который обозначает все эти страшные вещи вроде чисток.
 
Ванесса Вуазен: На самом деле, я специально поставила большую букву в начале слова « Épuration «, чтобы различить эту чистку и другие чистки, которые проводились в СССР и в других европейских странах в XX веке. Большая чистка, которая прошла в конце Второй мировой войны во всех освобожденных странах: и во Франции, и в самой Германии, — по-французски называется Épuration, с большой буквы, потому что она была по размаху, значению и политическому содержанию уникальна. Как это перевести на русский язык, я до конца не знаю. Видимо, «военные или послевоенные чистки» — они начинаются уже во время войны, во время освобождения.
 
— Вы даете период с 1941 по 1955 годы, то есть чистки военного и послевоенного периода. Чем они отличались в Советском Союзе от чисток, которые, как вы говорите, существовали и в других странах?
 
— Отличались, в первую очередь, тем, что в Советском Союзе режим нацистской оккупации был самым жестоким в Европе, за исключением, может быть, Югославии и Польши. На советской территории происходили ужасные преступления, и масштаб жертв в Советском Союзе очень высок. Как и масштабы разрушения — страна была ужасно ослаблена после всех этих разрушений и бомбардировок. В данном контексте есть определенное количество людей, кого обвиняли в сотрудничестве с врагом или в измене родине. Часть этих людей была действительно вовлечена в очень страшные преступления — массовые убийства или истязание советских военнопленных. Они перешли по разным причинам на сторону врага и творили очень тяжкие преступления. Такие люди были в других странах, но там, например, во Франции, это касалось намного меньшего количества людей. В основном, это касалось тех политиков, которые, например, сознательно послали евреев на смерть, или полицейских, которые убивали французских партизан. Но масштаб такого типа сотрудничества был невелик просто потому, что режим оккупации был другим.
 
Во-вторых, и это уже имеет отношение не к режиму оккупации, а к сталинскому режиму — отличие от других стран состояло в том, что в СССР уже прошло множество других чисток. С 1917 по 1941 год прошло очень много разных войн и репрессий. По разным политическим приметам они очень быстро менялись во времени. Сначала преследовались социально враждебные люди — классовые враги…
 
— Да, я обратила внимание, когда читала вашу книгу, на смену словаря. Сначала был «классовый враг», потом был «враг народа», потом был «изменник родины» — постепенно все нарастало в градусе.
 
— Я старалась показать, как это постепенно изменялось, потому что большевистский проект развивался. Он закончил репрессию с одними врагами — самыми очевидными, классовыми. Потом по разным причинам появляются другие враги. Это система развития этого строя. Когда начинается открытая тотальная война с нацистской Германией и ее союзниками, появляются другие, новые изменники — их называют предателями. И потом некоторые из них превращаются в националистов в западных регионах, которые были присоединены к СССР в 1939 и 1940 годах. Репрессивно-карательный аппарат Советского Союза был развит уже до войны и имел дело с другими политическими чистками, в отличие от большинства других европейских стран. Во всех странах эта репрессия была открыто политической: действительно, там карали людей, которые совершили перед родиной политические преступления. А в Советском Союзе все предыдущие довоенные репрессии тоже были, по сути, политическими. Это большая разница, поэтому репрессивно-карательный аппарат был развит, там были свои методики, например, умели добиться признания у подсудимых или выселить ненадежных людей на другой конец страны. Все эти, можно сказать, техники, практики репрессии уже существовали до войны. Плюс уже начались во время так называемого «большого террора» в 1937–38 годах большие депортации по этническому характеру: советских немцев, то есть немцев из Поволжья, или корейцев с Дальнего Востока. Считалось, что эти этнические меньшинства, которые имеют свои внешние государства, оставаясь рядом с границами, представляют опасность. Такие тенденции начались уже до войны и нашли свое завершение во время войны. Есть известный пример: опять же, народы, которые жили около границ на юге России и которые считались коллективно виновными, коллективными изменниками родине. Целые народы были депортированы очень далеко от своего региона, плюс удалили названия республик — там были автономные республики.
 
Разница еще и в том, что эти чистки в СССР начались очень рано — во всех странах Европы государственные чистки начались, когда началось освобождение: примерно, в 1943 году, если смотреть на Корсику, но повсюду — в 1944 году и продолжались в последующие годы. В СССР первые районы освободились в конце 1941 года, и это были районы недалеко от Москвы, некоторые районы Ленинградской области, если я не ошибаюсь, некоторые районы Калининской области, которую я особенно рассматриваю, и другие центральные районы. При этом первые освобождения были на юге. К примеру, город Керчь был освобожден после очень короткой оккупации в конце 1941-начале 1942 годов. Еще идет война, еще совсем не определен ее исход — в этот период чистки носили явно выраженный характер безопасности, и поэтому очень радикальный характер. Были приговорены к смерти люди, которые, на самом деле, не совершили большого преступления, как, например, те, кто был старостой всего 2–3 месяца и был при этом насильственно выбран на этот пост. Когда читаете следственные дела этих людей, становится понятно, почему они были реабилитированы в 90-е годы — потому что нет состава преступления.
 
Я брала интервью в одном регионе — сейчас это Тверская область, раньше — Калининская область — у людей, которые были депортированы немцами на Запад и потом вернулись обратно на родину. Они успешно прошли через фильтрацию, и все равно везде были анкеты, чтобы поступить в институт или чтобы получить какую-нибудь должность в городе или в какой-то администрации. Действительно, даже если во время этих событий вам был всего год, например, во время депортации на Запад, это могло мешать дальнейшей жизни и профессиональному развитию.
 
— Известен случай, когда де Голль вернул пленных в Россию, и эти люди погибли.
 
— Судьба военнопленных очень сложная. В конце декабря 1941 года организовывали так называемые фильтрационные пункты, фильтрационные центры поначалу именно для военнопленных, которые оказались в окружении или плену и потом совершили побег. Они подозревались в шпионаже или предательстве в пользу врага. И, действительно, были такие случаи — это не только паранойя. Велась война, и были такие агенты. Но сначала проводили систематическую фильтрацию всех военнопленных. Что касается гражданского населения, то фильтрация была частичной — фильтровали молодых мужчин, которые подвергались мобилизации. Для военнослужащих было много указов летом 1941 года, когда Красная армия стремительно отступала, летом 1942 года, когда военные операции Красной армии плохо развивались. Эти указы гласили, что любое отступление без приказа свыше — это трусость и измена. Это были очень строгие приказы, по которым, если человек попал в плен и не мог доказать, что он был контужен и не мог убить себя или продолжать стрелять, он считался отступником. Эти люди были посланы в лагеря, либо в разные формирования при ГУЛАГе, в лучшем случае, они теряли пенсии. Это имело очень важные социальные последствия и во время войны — их семья тоже теряла пенсии, пособия, и они были реабилитированы только после амнистии — только в 1956 году они получили восстановление своих прав и признание, что они не были предателями.
 
— Вы ведете свое исследование на одной определенной области — на Калининской области, которая сейчас называется Тверской. Чем обоснован этот выбор?
 
— С одной стороны, я провожу исследование на общем уровне, потому что нет исследований законов, которые постепенно принимались, и других мер так называемой социальной защиты: депортаций и так далее. То есть, с одной стороны, это всесоветский уровень. С другой стороны, меня заинтересовало не только чистое правосудие, но также и социальные формы чисток. Меры наказания для людей, которые не совершили уголовных преступлений, но которые как-то опозорили себя перед родиной. Существовали разные формы социального отчуждения человека: понижения в должности, даже были полные запреты для журналистов и интеллигентов — они не имели права в течение 10 или 20 лет выступать в прессе или работать преподавателями и так далее. Чтобы исследовать на таком уровне военные чистки, я должна была сосредоточиться на конкретном регионе. И Россия, и бывший СССР — это огромная территория, все охватить невозможно. Но на основе одного региона я могла исследовать, например, чистку в рядах партии ВКПб — как люди реагировали на эти чистки, как они реагировали на возвращение советской власти.
 
И есть еще одна причина — СССР, по сути, это геополитическая империя, то есть разные проблематики, разные регионы, разные народы и национальности, языки, религии. Эти чистки были очень разными. Если посмотреть на территорию Калининской области, то она уже давно была советской, с 1917 года, и там, в основном, были русские, там почти не было других национальностей, таких как литовцы, поляки или другие. Были еще регионы юга России, которые советской властью считались, можно сказать, мятежными краями, или страны Балтии, которые были «присоединены» к СССР в 1939 — 1940 годах. В таких районах, в основном, рядом с границей СССР, считалось, что нужно разгромить сопротивление власти.
 
— К каким источникам вы обращались?
 
— Я обращалась к административным источникам, там очень богатый партийный архив, где можно было спокойно работать. В этом архиве много докладов НКВД и иногда КГБ в обком партии.
 
Во время моих исследований я также увлекалась документальными фильмами и кинолетописью, и я часто использую эти кадры как источники. В архиве Красногорска, под Москвой, я нашла немало кинолетописей, где показаны местные процессы. Это был для меня большой сюрприз, потому что я не знала, что кроме громких показательных процессов 1943 года, 1945 и 1946 годов, были местные публичные процессы, они тоже вписываются в чистки, которые я исследую.
 
—  Процесс над женщинами, которые сотрудничали с немцами, показан, в частности, в фильме 1943 года Марка Донского по сценарию Ванды Василевской «Радуга». В конце картины жители освобожденной деревне собираются линчевать предательниц, их отговаривает главная героиня: «Нет, нет, нет. Пусть раньше дождутся, чтобы их бабы и собственные дети отреклись от них. Пусть они скажут: „Нет, это были не наши отцы“. Пусть перед судом народа ответят тогда за горе и муки наши. Пусть гнев народный падет на их головы, и земля их не примет, окаянных».
 
—  Также я исследовала некоторые фонды в государственном архиве, в региональном. И очень важный источник — это дела, которые хранятся в партийном архиве, лиц, которые были реабилитированы. Есть другие дела, которые хранятся в местном архиве бывшего КГБ, то есть ФСБ или в Центральном архиве. Но там я не могла работать. В Москве я использовала архивы административных документов разных ведомств: прокуратуры, Верховного суда, Верховного Совета, разных министерств. И также дела по репатриации, потому что в процессе репатриации из Европы в СССР граждане проходили фильтрацию, о которой я вам говорила. И там тоже были интересные методы, чтобы выявить изменников. Я также работала с документами администрации ГУЛАГа, центральной администрации ГУЛАГа, тюремных управлений на всесоветском уровне, чтобы понять, скольких людей касалась эта репрессия.
 
— Это большие масштабы?
 
— Немаленькие. Очень сложно определить точно, потому что люди, которые меня интересуют в данной работе, по статьям уголовного кодекса и по обвинениям смешиваются с другими категориями. Как в тюремных, так и в судебных статистиках очень сложно их выделить. Только одна статья понятна — это статья 58.3, «сотрудничество с врагом». Но многие прошли по другим статьям, например, 58.1, а тут — не только сотрудничество с врагом. Если говорить в общем, то несколько сотен тысяч людей были административно выселены, депортированы. Целые народы, как я сказала, были депортированы под предлогом сотрудничества. На самом деле, были другие причины.
 
— Вы включаете их в это число?
 
— Нет, это другой контингент. Есть десять тысяч людей, которые были приговорены, осуждены судебным образом. И еще члены семей расстрелянных — они могли быть выселены. Из Калининской области были выселены в Коми АССР в то время на 5 лет, потому что, считалось, если у них в семье нет партизан, чтобы искупить вину предателя, они как будто тоже виноваты. Я нашла дела этих людей.
 
— Книга вышла по-французски, вы собираетесь ее переводить?
 
— Я очень хотела бы, надо просто найти издательство и бюджет, чтобы сделать качественный перевод.
 
Книга закончена и ждет перевода, но исследование продолжается, и для него необходимы свидетели, готовые поделиться своими воспоминаниями. Ванесса Вуазен попросила нас передать слушателям ее просьбу и связаться с исследователями, написав им на адрес protsessy@yandex.ru.
 
Ванесса Вуазен: Сейчас развивается новый проект с российскими и французскими коллегами вокруг истории процессов над военными преступниками не только в 1940-е годы, но и до конца существования СССР. В рамках этих исследований мы ищем свидетелей, которые либо присутствовали на заседаниях процессов, либо как-нибудь участвовали в подготовке процессов или были в курсе процессов. Ищем везде: и в Беларуси, и на Украине, и во всех регионах России, где были такие процессы: Великие Луки, Ленинград, Краснодар, то есть юг России, в Орле был такой процесс. А если такие люди хотели бы нам рассказывать, как они жили, как им, может быть, эти процессы дали новую информацию о войне, они могут писать нам на адрес protsessy@yandex.ru.