В Азии развивается серия новых конфликтов. На востоке подходит к концу тридцатилетний период бурного китайского процветания. На западе заканчивается десятилетие процветания и стабильности Турции. В той западной части Азии, которую мы привыкли называть Ближним Востоком (какой восток? почему ближний?), только безнадежные оптимисты и фаталисты считают, что уцелеют в полыхающем пожаре, обступающем их дома практически со всех сторон.
Говорить о каком-то обще-азиатском кризисе не приходится. Азия слишком велика и очень разнообразна, и ее континентальные границы не имеют особого значения. В отличие от других материков, в Азии не было особого стремления к объединению, будь то силой (разве что Чингиз-хан попытался сделать нечто подобное) или по желанию. В Азии нет общих устремлений, связанных с историей или мифологией. В Азии нет ни расового, ни религиозного единства. Честно говоря, термин «Азия» используется во многом ради удобства.
Да, и вот еще что. Азия значительно отстала от западных стран в современную эпоху империй. Не то чтобы в Азии не было империй. Не то чтобы азиатские империи были лишены алчности и стремления к экспансии. Вежливыми, миролюбивыми или дружелюбными не были ни Османская империя, ни Иранская, ни Могольская (которая одно время контролировала современные Индию, Пакистан и Афганистан), ни татаро-монгольская. Но маленький остров под названием Британия выслал флот из Северного моря, захватил морские пути и побережье, посеял страх и разрушение, завоевал и унизил Азию.
Общий знаменатель
Так что у азиатских империй все-таки был общий знаменатель: англичане (а также немного французы, русские и голландцы) всех их сделали. Азиатские империи потерпели поражение и развили глубокую жалость к себе, смешанную с сильной враждебностью. Японцев тоже сделали, но они тут же засучили рукава, приступили к работе, и через 30 лет японцы уже строили свою морскую империю. Добро пожаловать в Перл-Харбор.
Коллективное самоубийство Европы в первой половине ХХ века дало азиатским державами возможность вернуться на историческую сцену. Некоторые постарались вести себя со взрослой ответственностью, другие увлеклись жалостью к себе. Более сложным оказалось положение тех, кто, ведя себе на практике по-взрослому, сохранили историческую неприязнь. Это самый опасный вариант, так как прагматикам тяжело справиться с этим. Никогда не знаешь, на какую больную мозоль наступишь, и кто выскочит из зала, хлопнув дверью, посреди беседы.
Эту смесь можно повстречать практически везде, только пропорции немного отличаются. Именно эта смесь раз разом ставит Китай и США в ситуацию активной вражды или полуактивной вражды. Эта смесь затрудняет также добрососедские отношения, особенно в тех странах, которые испытали всю тяжесть японского правления в первой половине ХХ века.
Китайский словесный прагматизм
Отцы-основатели независимой Индии надеялись, что прошлая эксплуатация западными державами создаст общий знаменатель для союзнических отношений с Китаем. «Индийцы и китайцы — братья», гласил лозунг, популярный в 1950-х годах. Но реальность вскоре развеяла эти надежды по ветру. Индийцы с удивлением выяснили, что Китай считает границы Индии порождением британского империализма и полон решимости перечертить их заново, чтобы удовлетворить свои территориальные аппетиты. В 1962 году китайцы развязали войну против Индии и отрезали от нее кусок территории, превосходящий по площади государство Израиль. Они продолжают предъявлять территориальные претензии. Индийцы пытаются отделить территориальные конфликты от других двусторонних вопросов, в надежде, что в Китае возобладает прагматизм.
Поведение Китая в других районах не дает оснований надеяться на победу прагматизма. Китай точит сабли вдоль всего своего побережья. «Китайское море» (Южное или Восточное), говорят они, используя чересчур буквальное толкование этого термина: Китайское море — это море, принадлежащее Китаю, и только Китаю. Не приведи Господь другой стране предъявить на него претензии. Война в Китайском море — вовсе не такая уж невероятная возможность. Недавно президент Барак Обама назвал политику Пекина в отношении соседних государств «агрессивной».
Возвращение авантюристов
Неожиданным сюрпризом оказался недавний конфликт, в буквальном смысле произошедший между Востоком и Западом: между Китаем и Турцией. В Турции нарастают антикитайские настроения, вызванные отношением властей Китая к уйгурскому меньшинству, составляющему 5% населения КНР. Уйгуры — тюркоязычные мусульмане. В последние годы в Турцию бежали сотни тысяч уйгуров.
Отношение китайских властей к меньшинствам размещает эту страну в самом конце списка. Страх перед возможной дестабилизацией и опасения за территориальную целостность иногда плохо влияют на разум китайского руководства. Но в последнем конфликте виноват не только Китай. Он стал результатом царящих в Турции настроений, воспитанных или как минимум не сдерживаемых нео-османским режимом.
Основатель ссовременной светской Турецкой республики Ататюрк стремился оторвать страну от идеологических источников, приведших ее к закату — от панисламизма и пантюркизма. Последняя идеология развилась на исходе XIX века. Пантюркизм настаивает на единстве всех тюркских народов Центральной Азии. На этой идеологии выросла группа националистов, популярных в последние годы существования Османской империи.
Ататюрк категорически запретил исламское и тюркское единство и пообещал «мир внутри и мир снаружи», без всяких авантюр, без агрессивной внешней политики. Последние годы Турция постепенно избавляется от наследия отца-основателя. Страной руководят лидеры, у которых авантюризм бурлит в крови. Очень может быть, что, утратив абсолютное большинство в парламенте, неоисламисты объединятся с нациолистами-сторонниками пантюркизма. С двумя этими группами на протяжении десятилетий боролась турецкая военная элита.
Турция не пойдет воевать ради панисламских и пантюркистских идеалов. Но очень может быть, что мы наблюдаем начало конфликта, который разгорится в следующем поколении или во второй половине ХХI века: войны в Центральной Азии на национальной и религиозной почве, от чего проиграют все соседи, как ближние, так и дальние.