Во время долгой ночи переговоров насчет ситуации в Греции с 12 на 13 июля, нечто, имеющее фундаментальное значение для Европейского Союза, треснуло. С тех пор европейцы живут в изменившимся ЕС.
Что изменилось в тот вечер — это та Германия, которую европейцы знали со времен конца Второй мировой Войны. На поверхности переговоры были о предотвращении выхода Греции из еврозоны (так называемого Grexit) и тяжелых последствиях для Греции и валютного союза. На более глубоком уровне, однако, речь шла о той роли, которую играет в Европе ее наиболее густонаселенная и экономически мощная страна.
Возрождение Германии после Второй мировой войны и ее восстановление мирового доверия (с кульминацией в согласии немецкому воссоединению четыре с половиной десятилетия спустя), было построено на прочных основах внутренней и внешней политики. На отечественном уровне быстро появилась стабильная демократия, основанная на верховенстве права. Экономический успех социального государства Германии стал моделью для Европы. А готовность немцев без брони признавать преступления нацистов устойчиво вырастило глубоко укоренившийся скептицизм по отношению ко всем военным вопросам.
В плане внешней политики Германия выстроила доверие, приобщаясь к западной интеграции и европеизации. Государство в центре Европы больше не станет угрозой для континента или себя. Таким образом, цель западных союзников после 1945 — в отличие от их целей после Первой мировой войны — была не изолировать Германию и ослабить ее экономически, а защищать ее в военном отношении и прочно внедрить ее в западную политику. Действительно, примирение Германии с его заклятым врагом, Францией, остается основой сегодняшнего Европейского Союза, способствуя включению Германии в единый европейский рынок, с целью возможного политического объединения Европы.
Но в сегодняшней Германии такие идеи считаются безнадежно «евро-романтичными», ведь их время прошло. Отныне в делах которые касаются Европы, Германия будет в первую очередь преследовать свои национальные интересы, как и все остальные страны.
Но такое мышление основано на ложной предпосылке. Путь, по которому Германия должна идти в XXI веке — к «европейской Германии» или «немецкой Европе» — был фундаментальным, историческим вопросом в самом центре внешней политики Германии на протяжении двух веков. Ответ нашелся в ту долгую ночь в Брюсселе: немецкая Европа победила европейскую Германию.
Это было судьбоносное решение как для Германии, так и для Европы. Спрашивается, знали ли канцлер Германии Ангела Меркель и министр финансов Вольфганг Шойбле, что они делали?
Нельзя игнорировать, как делают многие немцы, ту ожесточенную критику в сторону Германии и ее ведущих игроков, которая разразилась после диктата для Греции. Конечно, там была как бессмысленная пропаганда о четвертом рейхе, так и пустоголовые ссылки на фюрера. Но по своей сути критика формулирует проницательное осознание того, что Германия порвала со всей своей послевоенной европейской политикой.
Впервые за свою недавнюю историю Германия не хочет больше связываться с Европой, а наоборот — всё меньше. Позиция Германии в ночь с 12 на 13 июля объявила о ее желании превратить еврозону из европейского проекта в сферу влияния. Меркель была вынуждена выбирать между Шойбле и Францией (и Италией).
Вопрос был принципиальным: ее министр финансов хотел принудить члена еврозоны уйти «добровольно», оказывая массированное давление. Греция могла либо выйти (в полном объеме понимая катастрофические последствия для страны и для Европы), либо принять программу, которая эффективно делает ее Европейским протекторатом, без всякой надежды на улучшение экономической ситуации. Грецию теперь пытаются вылечить путем дальнейшей жесткой экономии, которая не срабатывала в прошлом и которую предназначали исключительно для внутриполитических нужд Германии.
Но этот огромный конфликт с Францией и Италией (второй и третьей по величине экономик еврозоны) не окончен, потому что для Шойбле выход Греции из еврозоны остается одним из вариантов решения ситуации. Утверждая, что списание долгов только «легально» возможно за пределами еврозоны, он хочет превратить проблему в рычаг для обеспечения «добровольного» выхода Греции.
Позиция Шойбле подчеркнула основополагающий вопрос отношений между Южной и Северной Европой, ведь его подход грозит растянуть еврозону до предела. Вера в то, что евро можно использовать для достижения экономического «перевоспитания» в Южной Европе будет опасным заблуждением... и не только в Греции. Французы и итальянцы уже знают, что такой взгляд ставит под угрозу весь Европейский проект, который был построен на основах разнообразия и солидарности.
Германии удалось извлечь огромную выгоду от европейской интеграции — как экономическую, так и политическую. Стоит лишь сравнить историю Германии в первой и второй половине ХХ века. Объединение Германии в XIX веке Бисмарком произошло во время высшей точки европейского национализма. Следуя немецкому мышлению, власть стала неразрывно связана с национализмом и милитаризмом. В результате, в отличие от Франции, Великобритании или Соединенных Штатов, которые узаконили их внешнюю политику в условиях «цивилизаторской миссии», Германия осознает свою власть в плане грубой военной силы.
Основу второго, единого немецкого национального государства в 1989 составляла немецкая безотзывная западная ориентация и европеизация. Европеизация немецкой политики заполняла и по-прежнему заполняет разрыв в цивилизации, воплощенный в немецкой государственности. Отклоняться или — что хуже —полностью отбросить это мышление будет глупостью высшего порядка. Именно поэтому в Европейском Союзе, возникшем утром 13 июля, Германия и Европа обе рискуют многого лишиться.
Йошка Фишер был министром иностранных дел Германии и вице-канцлером с 1998 по 2005 годы. Это время характеризуется сильной поддержкой со стороны Германии интервенции в Косово в 1999 году, а затем — оппозицией Берлина в вопросе войны в Ираке. Фишер вошел в политику после участия в протестах против истеблишмента в 1960-х и 1970-х годах. Фишер играл ключевую роль в финансировании немецкой Партии зеленых, которой руководил на протяжении почти двух десятилетий.
