Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Как украинцы живут в России в условиях конфликта

© Фото : Пресс-служба ГУ МЧС России по городу СевастополюБеженцы с Украины в Севастополе
Беженцы с Украины в Севастополе
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Пока на Западе считают, что Россия — в состоянии войны с Украиной, а в Москве называют это гражданской войной, из зоны боевых действий продолжают уезжать мирные жители. Многие из них еще прошлым летом перебрались через КПП в Ростовскую область, чтобы затем разъехаться по всей стране. Для множества граждан Украины Россия стала естественным местом для отъезда. Но их судьба далеко не однообразна.

Пока на Западе считают, что Россия в состоянии войны с Украиной, а в Москве называют это гражданской войной, из зоны боевых действий продолжают уезжать мирные жители.

Многие из них еще прошлым летом перебрались через КПП в Ростовскую область, чтобы затем разъехаться по всей стране.

Россия вплоть до начала противостояния в Донецкой народной республике (ДНР) была долгое время страной, куда украинцы приезжали на заработки. Украинцы в России, согласно переписи 2010 года, занимают третье место по численности — почти два млн человек или 1,35% населения. С учётом трудовых мигрантов с Украины, чья численность согласно данным миграционной службы составляет около 3,6 миллиона, украинцев в России почти 5 миллионов.

Для множества русскоязычных граждан Украины Москва стала естественным местом для отъезда в условиях конфликта. Но их судьба далеко не однообразна.

«Я не скучаю пока по такой Украине»


В начале июля 25-летнему Сергею Ш., который уехал в Москву после начала столкновений на Юго-Востоке Украины, позвонили из прокуратуры и пригласили явиться для дачи показаний в рамках уголовного дела против преступлений украинских военных на Донбассе.

В ином случае, сказали строгим голосом, украинский гражданин будет вызван повесткой.

Допрос состоялся в окружной прокуратуре, перед Сергеем положили небольшой опросник из 15 вопросов.

«Вопросы были типа: слышали что-нибудь о применении оружия, несанкционированного ОБСЕ, не пострадал ли я, мое имущество или родня в случае войны», — вспоминает украинец. Такие же приглашения были разосланы множеству украинцев, которые уехали от войны и сопутствующему ей кризису. «Под каждым вопросом писал, что ни о чем не осведомлен либо знаю из СМИ и подпись. Они сказали, что хотят по максимуму всех опросить и направить дело в суд. Следователь сразу сказал, что это формальность».

Сергей родом из Николаева на Черноморском берегу, русскоязычного региона. Он уверен, что его телефон узнали через миграционную службу, где он стоит на учете. С начала июля обзвонили десятки знакомых Сергея, уехавших в Москву. В миграционном центре не указано откуда ты — Донбасс, Николаев или Львов. Им неважно из какой ты области — для них ты просто гражданин Украины, которого согласно инструкции требуется опросить.

«Неформальных разговоров не заводили, только спросили, что планирую дальше, — вспоминает Сергей. — Сказал как есть: хочу остаться и работать. Никто не спрашивал почему приехал — очевидно никто на войне умирать не хочет. Кто в Европу, кто сюда, кто под Одессой хоронится. Приятель вон пошел добровольцем, и в первом же бою не стало его».


«Работы для нас 
— никакой»


Сергей уехал из родного Николаева, когда мобилизация в армию только началась. Вскоре, несмотря на учебу в техникуме и отсрочку от службы, на его адрес пришла повестка.

Сергей говорит, что множество знакомых сорвалось в Москву, чтобы не попасть в мясорубку войны. Он утверждает, что в Москве ему соболезнуют, когда он рассказывает откуда и почему уехал.

Однако в новом городе со своим гражданством украинцам приходится выбирать между работой грузчиком или курьером. Все работодатели хотят российских граждан, украинцы для них сейчас — такие же трудовые мигранты, как граждане Узбекистана и Киргизии, традиционные поставщики низкоквалифицированный силы. Сергей в итоге нигде не устроился и теперь заработает игрой на гитаре на оживленных улицах российской столицы.

«Работы для нас никакой, — утверждает житель Николаева. — Мужику одному — за 50 лет, он тоже уехал, чтобы не воевать. Он сам-то инженер, но для таких, как мы, тут единственная работа — это разнорабочий, подай да принеси. Но все же лучше, чем на фронте: сначала сказали на месяц мобилизуют, потом полгода, в итоге кто попал из пацанов в том году, до сих в армии».

Несмотря на конфликт на юго-востоке страны, который одни называют интервенцией соседней страны, а другие гражданской войной, Сергей себя предателем не чувствует, хотя и признается, что оставшиеся дома друзья его так обзывали.

«Да, ренегатом, конечно, меня называли, — говорит Сергей. — Вот с соседом состоялся нелицеприятный разговор, когда он увидел в профайле в соцсети мое фото с Красной площади. Другой вот пишет, что когда меня призовут в ополчение ДНР, то просит по ним не стрелять, но вообще-то я туда и не собирался». Сергей никогда не интересовался политикой, хотя и признает, что ему не нравятся националисты всех мастей. Он говорит, что не собирается возвращаться в ближайшее время в Николаев. Все родственники тоже оттуда уехали, однако мать Сергея недавно ездила домой.

«Вернулась, сказала, что поменялась риторика местного телевидения, — делится услышанным Сергей. — Раньше все против России говорили, а сейчас еще критикуют новую власть — в стране кризис, дефолт, пенсии не платят. А еще уволилась учительница-соседка, отказалась подписывать бумагу, что будет воспитывать настоящий национальный дух у школьников, так ее загнобили. В общем, я не скучаю пока по такой Украине».

«Ночью как раз нашу сторону города обстреливали»


Кажется, что прокуратура ищет свидетелей только в Москве. Живущих в других городах беженцев никто не опрашивал.

Как, например, 34-летнюю Татьяну Сухинову из смешанной русско-украинской семьи. Она переехала в небольшой поселок Лукново в 300 километрах к востоку от Москвы. Сама родом из Амвросиевки, города на полпути между российской границей и Донецком, столицы непризнанной республики.

С 15 июня 2014 года город подвергался неоднократному артобстрелу. «Я в этот момент была у матери на даче, а ночью как раз нашу сторону города обстреливали, — вспоминает беженка.

— По всему городу сидели укры с автоматами [украинские военнослужащие]. Идёшь и не знаешь — дойдёшь, попадешь домой или нет. Все люди в страхе и с молитвами о том, чтоб не попало в их дом и остаться живым».

После того, как снаряд попал в дом Татьяны, она решилась на эвакуацию. «Я четко помню момент перехода через границу. Тогда очень многие люди хотели ее пересечь — кто на автобусе, кто на машине. Люди, в том числе и мы, ехали даже не зная куда, — рассказывает беженка.

— Когда пересекала границу, то на душе была боль — куда я еду и что будет дальше, что я смогу дать детям, как будем жить дальше. Ну а на глазах постоянно слёзы, хоть я старалась не плакать. Радости вообще никакой!»

Месяц спустя Татьяна приехала в Москву, где представители миграционной службы потребовали заполнить кучу циркуляров и самостоятельно договориться о школе для малолетней дочки Снежаны и сына Валентина.

«Спасибо добрым людям, которые впустили детей в бытовку, чтоб не спали на улице, и я смогла определиться», — вспоминает Сухинова.

«Люди обвиняют нас в том, что именно из-за нас в России кризис»


После гуманитарной катастрофы на Донбассе, когда тысячи людей двинулись в центральные области Украины либо в соседние регионы России, появилось множество волонтерских инициатив помощи беженцам. Немалая часть подобных проектов связана с поддержкой непризнанных республик.

Несколько месяцев сбежавшие от войны жили в палаточных лагерях под палящим солнцем, пока добровольцы не смогли подыскать достойные варианты для жилья.

Сегодня в Ростове, ближайшем крупном городе к границе, Татьяну дожидается 14-летняя дочка София.

Когда беженцы пересекали границу, то старшую дочь пограничники не пропустили — у нее фамилия отца, от него не было доверенности. Скоро Татьяна Сухинова должна поехать в Ростов за дочкой, затем доехать до границы, чтобы продлить миграционную карту — иначе штраф.

Еще Сухинова должна заехать в родной город, чтобы получить документы из школы о законченных классах — в противном случае старшая дочь останется второй раз в седьмом классе.

«Вот и не знаю, если честно, как дальше жить»


До сентября Татьяне необходимо получить Разрешение на временное пребывание — нужно пройти медицинское обследование и сдать экзамены по истории России, русскому языку и литературе.

Стоимость обследования — 2700 рублей с каждого члена семьи. Экзамены обойдутся в 7500 рублей — этих денег у семей беженцев нет. «Вот и не знаю, если честно, как дальше жить, — переживает мать-одиночка. — Я не могу найти такие деньги для дальнейшего проживания в России».

В месяц она получает на нынешней работе ткачихой на льняном комбинате 5000 рублей, еще подрабатывает в двух кафе. За работу официанткой, посудомойкой и уборщицей в день она получает 350 рублей.

На работу устроиться получилось не сразу — с фабрики пластмассовых бутылок ее сократили — в России из-за санкций уже год продолжается кризис, и предприниматели в первую очередь оставляют местных.

«Мы живём в чужой стране и среди чужих людей, обозленных на нас, и кажется, что это просто какой-то страшный сон. Таких, как мы, в каждом городе — тысячи. Хочется просто проснуться и вернуться в прежнюю жизнь. Здесь, конечно, нам нелегко, но обратного пути нам тоже нет», — отмечает беженка.

«Самое тяжёлое в моей жизни — потерять всё: дом, друзей, родных, — говорит беженка. — И оказаться в чужой стране никому не нужной, кроме своих детей. Здесь в России, где бы я ни работала, есть люди, которые обвиняют нас в том, что именно из-за нас в России кризис. А ещё мы понаехали, и помогай нам, видите ли.

— Даже у детей первое время были в школе конфликты до слёз с одноклассниками, которые слышат, о чём говорят их родители. Некоторые люди смотрят с ненавистью за то, что украинцы заполонили страну, понаехали. Они обвиняют меня в том, что из-за нас здесь безработица, что Путин своим людям и своему государству не помогает, а украинцам фурами отправляет гуманитарную помощь, хотя его народ бедствует. Хотя справедливости ради нужно сказать: первое время нам помогли люди и с дровами, и с оформлением в школу».

«Это все фашизм»


Многие из беженцев или помогающих им волонтеров отказываются от комментариев — боятся провокаций.

Например, уехавшая в Россию из Донецка подвергается нападкам с другой стороны: «Как-то давала объявление в интернете. Позвонили под предлогом помочь и попросили адрес. Слово за словом, и нас назвали предателями страны и обещали приехать в масках и с оружием, чтобы забрать детей».

«Это все фашизм, — утверждает Анастасия Быкова. — Фашизм — это и есть сегодняшняя ситуация на Украине». 27-летняя Быкова уехала вместе с детьми из Славянска после его сдачи сепаратистами, сегодня в городе размещается украинская администрация Донецкой области.

Сегодня она живет в Серпухове, небольшом городе между Москвой и Тулой, вместе с другими беженцами. Несмотря на симпатии к России, ей отказали в официальном статусе беженки, и как следствие она не может найти постоянную работу. Видимо, из-за близости к столице сотрудники прокуратуры обратились к девушке.

«Диалог начался с просьбы рассказать о последних 10 годах моей жизни — вплоть до того, во сколько лет я родила, от кого, почему разошлись, что потеряла и как доехали сюда. Спрашивали даже даты рождения моих бывших мужей — эти два часа я была как на исповеди, — вспоминает девушка.

— Ну я и сказала, что ещё в мае поняла, что это настоящая война. Но уезжать мы все-равно были не готовы и не собраны».

«Скажем так, люди не хотят об этом рассказывать никому»


Недавно российский парламент создал патриотический стоп лист. Помимо Фонда Сороса и Национального фонда демократии, в него вошли Украинский Всемирный координационный совет (Киев) и Всемирный конгресс украинцев (Торонто). Партнерские организации у конгресса есть в 34 странах.

Это две общемировые координирующие организации, объясняет сопредседатель организации «Украинцы Москвы» Виктор Гиржов. Он говорит, что у его организации с попавшими в стоп-лист — лишь партнерские отношения, в рамках которых раз в год представители ездят на собрания.

В свое время были закрыты обе федеральные организации — «Объединение украинцев России» и «Федеральная национал-культурная автономия». Общественник утверждает, что «ни цента» не получает из иностранного финансирования, а последний грант был на проведение этнокультурного фестиваля в 2009 году.

«Надо реально смотреть на вещи, никакие подрывные действия мы не ведем, — говорит со-председатель. — Но вот в библиотеке украинской литературы провели обыски, наложен арест на фонд. Вот Минюст дважды отказал в регистрации, и мы не сомневаемся, что откажут вновь.

— На Дальнем Востоке уволили руководительницу хора после поездки на Майдан и потребовали ради сохранения ансамбля сказать, что она против событий в Киеве. Лично со мной кураторы никакие не встречались, но людям звонили, приглашали на встречи. Скажем так, люди не хотят об этом рассказывать никому».

«Чувствуется напряженность в обществе — как перед грозой»


Все залегли на дно, почти никаких акций не проводится, говорят общественники — многие активисты украинских организаций уехали из регионов, например из Татарстана и Екатеринбурга.

«Действительно затихли те, кто заявлял открыто свою позицию, — признает Гиржов. — При том, что мы и так не ведем политическую деятельность, которая могла подорвать независимость РФ. Мы все — граждане России, которые просто идентифицируют себя как украинцы, говорящие дома на родном языке и соблюдающие традиции».

Он утверждает, что пока власти не требуют от местных украинцев продемонстрировать лояльность — чиновники лишь озабочены тем, чтобы не было противостояния. Гиржов — нередкий гость на российских государственных телеканалах. Именно благодаря московскому украинцу на теледебатах становится возможна дискуссия — чаще всего гости выступают с одинаковой позицией.

«Чувствуется, что на бытовом уровне обострились отношения. Чувствуется напряженность в обществе, как перед грозой, — делится впечатлениями общественник. — Люди, которые раньше не высказывались против украинцев, сейчас резко негативно настроены.

— Они рады, что Крым взяли, и надо чуть было ли не всю Украину забирать. Такие настроения встречаются даже среди моих дальних родственников. Только представьте, народы, которые столетиями жили и вместе воевали, теперь в конфронтации. Война в Донбассе и Крым разделили российское общество.

— Это пропасть, которую не перепрыгнешь — теперь нужно мосты строить. Но при этом кажется, что накал по поиску врагов среди украинцев снизился. Если сравнивать с периодом аннексии Крыма, то все-таки сейчас люди как-то устали от этого».