Все чаще и чаще в российской общественно-политической жизни для борьбы с чем-либо выбирается путь неназывания этого явления или сведения упоминаний о нем к минимуму. Нельзя назвать это замалчиванием, поскольку сами по себе проблемы или явления, как правило, обсуждаются, а вот слова, которые их обозначают, или имена, их олицетворяющие, решительно изгоняются из лексикона политиков и СМИ. Это напрямую отсылает нас к различным древним верованиям, согласно которым, в имени заключается определенная, часто весьма значительная сила. Ну, или хотя бы к «Гарри Поттеру», где волшебники не произносили имени Волан-де-Морта главным образом из страха.
Исключение — Чубайс
Не так важно, что пресс-секретарь президента Дмитрий Песков опровергает запрет на имя Алексея Навального в чиновничьей среде. Не потому что дипломатичность всех этих опровержений хорошо известна, а потому что Навального и так там никогда публично не упоминают. Вряд ли из современных российских функционеров кто-то настолько глуп, чтобы не понимать, чьи имена хочет слышать Кремль, а чьи нет, и нужен какой-то специальный темник «свой-чужой». Единственное исключение — Анатолий Чубайс, принявший участие в теледебатах с оппозиционером, но там другая история.
Во-первых, Чубайс сам воспринимается чуть ли не как внутренняя оппозиция во власти. Во-вторых, уголовные дела против ближайших соратников Анатолия Борисовича — это тоже неспроста, и их реанимация, скорее, не следствие, а причина того, что не сильно охочий до интервью Чубайс вдруг пришел на дебаты, да еще с Навальным. Не выйди это противостояние Чубайса с силовиками на новый уровень, грозящий реальными посадками, глядишь, и дебатов бы никаких не было.
Кстати сказать, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков уже однажды отвечал на вопрос об упоминании Навального, правда, не всеми чиновниками, а одним-единственным — президентом Владимиром Путиным: «Путин в этой стране в политическом плане находится вне конкуренции, если он произнесет имя Навального, он отдаст ему часть своей популярности». Звучит и правда, как эпос, ни добавить, ни убавить: популярность Путина признается чем-то практически материальным, ее можно чуть ли не ножом резать при желании и куски раздавать. По этой логике, Путин своей популярностью обязан в первую очередь несистемной оппозиции — ведь она, в свободное от междоусобных разборок время, только о нем и говорит.
Запреты, проблемы и их решение
Но, разумеется, политика неназывания не ограничивается одним Навальным, он просто самый свежий пример. Точнее последний, о ком вспомнили. Вот, скажем, словосочетание «Правый сектор», к которому я вынужден добавлять, что организация эта признана экстремистской, и деятельность ее на территории РФ запрещена. Русской редакции DW вряд ли грозит предупреждение, поскольку она не является зарегистрированным российским СМИ, но соскучившийся Роскомнадзор может и заблокировать статью. Я это знаю как мало кто другой: радиостанции, на которой я работаю, вынесли единственное в ее истории предупреждение как раз после того, как это словосочетание прозвучало без соответствующей пометки в моей программе. Причем не от меня, а от моего гостя.
Да что там «Правый сектор» (деятельность в России запрещена из-за признания организации экстремистской), взять хотя бы наркотики. Спросите почти любого российского теле- или радиожурналиста, может ли он упоминать названия психоактивных веществ в эфире. И удивитесь количеству затруднившихся с ответом или ответивших «наверное, это будет пропаганда».
Напомню, что никаких законодательных актов на этот счет пока не принято, но обсуждение с подачи неуемных депутатов то и дело возникает и еще обязательно возникнет. Та же неопределенность с суицидами, о которых тоже лучше не говорить на основе действующего закона о защите детей от вредной информации. Не говоря уж о гомосексуальных отношениях, упоминание которых в иных случаях может быть сочтено их пропагандой со всеми вытекающими последствиями в виде административной ответственности.
Надо ли говорить, что решение ни одной из этих проблем — неважно, надуманны они, как гомопропаганда, или реальны, как наркомания — нисколько не приблизилось от запрета их обсуждения. Ведь именно этого в конечном итоге и добиваются авторы политики неназывания. В моем советском безинтернетном детстве наркотики практически никогда не упоминались в немногочисленных тогда СМИ, что никак не влияло на решение самой проблемы.
Популярная и, разумеется, нигде официально не звучавшая песенка тех лет от имени маленькой девочки, которой родители запрещают говорить слово «жопа», как нельзя лучше описывает нынешнюю ситуацию. Ни Навальный, ни «Правый сектор» (запрещен в РФ как экстремистская организация), ни гомосексуалы с наркотиками не рассосутся сами собой, если перестать их называть. И популярности у них вряд ли убавится, как бы ни верил в обратное Дмитрий Песков.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Все чаще и чаще в российской общественно-политической жизни для борьбы с чем-либо выбирается путь неназывания этого явления или сведения упоминаний о нем к минимуму. Нельзя назвать это замалчиванием, поскольку сами по себе проблемы или явления, как правило, обсуждаются, а вот слова, которые их обозначают, или имена, их олицетворяющие, решительно изгоняются из лексикона политиков и СМИ.
