Atlantico: Долг России составляет 42 миллиарда долларов или 144% ее доходов. Причем ситуация становится все хуже. Некоторые регионы (Белгородская область, Кавказ...) находятся на грани дефолта. Как страна дошла до такого?
Сириль Бре: Причиной финансовых трудностей Российской Федерации и субъектов стали так называемые «ножницы цен»: с одной стороны, расходы быстро растут, с другой стороны, ресурсов, поступлений и источников финансирования становится меньше. Затраты федерального бюджета ощутимо возросли с учетом программы модернизации вооруженных сил и составляют 4% ВВП (в частности, это касается зарплат военных, которых насчитывается 850 000 человек).
На эту стартовавшую в 2009 году программу накладываются финансовые трудности: затраты на интеграцию Крыма в состав федерации, военные операции. Относительно поступлений, котировки углеводородов сейчас на 30-40% ниже тех, на основании которых выстраивались последние бюджеты: снижение мировых цен на нефть и газ напрямую (посредством спада показателей госпредприятий вроде Газпрома и Роснефти) и косвенно (налоги с предприятий) бьет по российским госфинансам. По всей стране, стагнация (0,3%), а затем и сокращение ВВП (-3%) повлекли за собой снижение бюджетных поступлений. Финансы федерации и ее субъектов ощущают на себе последствия «эффекта ножниц».
Жан-Сильвестр Монгренье: Если точнее, речь идет о долге региональных правительств (Россия — федерация 84 субъектов). Особенность России заключается в небольшой задолженности центрального государства и существенных долгах регионов. Сюда также следует добавить высокую задолженность крупных экономических групп, и, в частности, госкорпораций. В целом на России висят большие долги, но этот факт был скрыт досрочным погашением госдолга в начале 2000-х годов. Тогда высокие цены на нефть и приток налоговых ресурсов позволили это сделать. Позволили они и сформировать существенные валютные резервы (с тех пор они ощутимо обмелели).
Нынешнюю ситуацию объясняют несколько факторов. В стремлении обеспечить себе широкую поддержку на последних президентских выборах и справиться с недовольством населения (средний класс не оценил «смену мест слагаемых» Путина и Медведева) исполнительная власть объединила репрессивную политику в отношении оппозиции с государственными щедротами. Было принято решение повысить зарплаты в госсекторе и расширить социальные программы. Сегодня все это висит тяжелым грузом на бюджете центрального и региональных правительств. Кроме того, страна имеет дело с масштабной утечкой капиталов, которая еще больше обостряется в связи с политикой на Украине (аннексия Крыма, «гибридная война» в Донбассе) и ее последствиями (западные санкции). Рецессия в экономике еще больше усиливает удар по госфинансам.
— Как следует рассматривать эту ситуацию? Есть ли причины для беспокойства?
Сириль Бре: Для российских властей ситуация тревожная, однако критической ее не назвать. Все их заявления говорят о следующем: 2014-2015 годы будут периодом пика рецессии, а затем экономика вновь начнет расти, и поступления вернутся.
Ситуация тревожна тем, что проливает свет на главные пробелы российской экономики: сильнейшую зависимость от котировок углеводородов, избыточную специализацию на экспорте сырья и оборонной техники, слабость местных каналов финансирования (российский банковский сектор не может должным образом обеспечить финансирование региональных властей), затрудненный доступ на международный рынок для финансирования государственных расходов. И пока никаких предпосылок для исправления этой тенденции не наблюдается: российские госфинансы оказались в трудном положении, по крайней мере, в среднесрочной перспективе.
Как бы то ни было, ситуация еще не критическая: в распоряжении Российской Федерации имеются существенные валютные резервы (порядка 400-500 миллионов долларов, по оценкам ВТО и МВФ), которые были накоплены с помощью экспорта. Эти резервы позволят властям на ближайший год справиться с ростом расходов и спадом поступлений.
Российские госфинансы оказались в тяжелом положении в среднесрочной перспективе, но у власти есть рычаги противодействия в краткосрочной перспективе.
Жан-Сильвестр Монгренье: Проблема России в том, что эту рецессию нельзя объяснить одними лишь конъюнктурными движениями, она не подчиняется неким экономическим циклам. Путин говорит о развивающемся мире, чтобы придать футуристический оттенок авторитарной российской системе, подчеркивает значимость БРИКС и ШОС (главным образом в дипломатических целях). Но российскую экономику сложно назвать развивающейся. Как и в Российском Империи до 1914 года и в СССР 1970-1980-х годов, она в основном полагается на экспорт сырья, прежде всего нефти и газа. На базовые товары приходится 90% российского экспорта. Таким образом, экономика и налоговые ресурсы России зависят от котировок черного золота. Эта экономика опирается вовсе не на серое вещество, научно-технические разработки и отрасли с высокой добавленной стоимостью (пусть даже Россия — второй в мире экспортер оружия, а также поставщик атомных технологий). Путин и Медведев не сделали ничего для изменения ситуации, которая в целом была для них достаточно удобной в период высоких цен на нефть в 2000-х годах. Зачем было прикладывать какие-то усилия, если деньги доставались так просто? Россия страдает от так называемой «голландской болезни» или, проще говоря, «сырьевого проклятия».
В России ситуация еще больше обостряется культом державности, стремлением сформировать нечто вроде постсоветского союза (Евразийский союз) и реализовать политику влияния на Украине и в «ближнем зарубежье». Цена этой «великой стратегии» (затраты на «гибридную войну» в Донбассе и финансирование Крыма для оправдания его силового присоединения к России) и последствия западных санкций (они усугубляют воздействие обвала нефтяных котировок) еще больше расшатывают анемичную сырьевую экономику страны.
— Одна из главных проблем заключается в том, что на регионах лежат большие финансовые обязательства в области социальных расходов, и что банковские займы слишком дороги, чтобы их можно было вовремя вернуть. Чтобы успокоить регионы, Москва предлагает им займы под символическую ставку 0.1% и выделяет на это 310 миллиардов рублей до конца 2015 года. Достаточно ли этого?
Сириль Бре: Российские власти сделали классическое и своевременное предложение. Если национальная система не в состоянии нормально работать из-за международных санкций и внутренних структурных нарушений, выступить гарантом и предложить финансирование по привлекательным ставкам может только государство. Местные кредиторы сейчас испытывают глубокое недоверие к государственным заемщикам. Поэтому они предлагают высокие процентные ставки, а региональные власти за неимением альтернативы вынуждены их принять, несмотря на опасность еще большей задолженности в будущем. Таким образом, местные власти попадают в тяжелое положение, не могут заплатить и вынуждены брать кредиты на еще более невыгодных условиях. Разорвать этот порочный круг задолженности и недоверия может лишь политическое решение на высочайшем уровне. Кроме того, федеральным властям необходимо прийти на помощь местным финансам и с политической точки зрения: они потребовали от субъектов расширить социальные расходы, чтобы тем самым смягчить последствия санкций и контрсанкций.
Жан-Сильвестр Монгренье: Это означает перекладывание дефицита и задолженности с региональных бюджетов на федеральный, который и сам находится в непростом положении из-за рецессии. Центральным властям уже пришлось пойти на уступки по рефинансированию крупных госпредприятий, раз те уже не могут как прежде пойти на мировой рынок капиталов. Если бы российское правительство пустило на самотек дефициты, это повлекло бы за собой целый ряд последствий относительно инфляции (17% в начале 2015 года), стоимости рубля и утечки капиталов. Как тогда финансировать новые трубопроводы и мосты между Россией и Крымом? Как прокладывать новые газопроводы (тот же «Турецкий поток»), не поставив под угрозу финансы и валюту?
Как помните, в декабре прошлого года рубль пережил масштабный кризис. Это была не случайность и не иностранный заговор, а отражение основ экономики. Чтобы изменить тенденцию, Центробанк приступил к массовым интервенциям на валютном рынке и поднял ставку рефинансирования с неизбежными последствиями для уже и так рецессивного климата. С тех пор эта валютная политика и стабилизация цен на нефть (пусть они все еще ниже необходимого России уровня) несколько изменили настрой инвесторов: утечка капиталов замедлилась. Решение Федеральной резервной системы США сдержать повышение процентных ставок тоже сыграло на руку России и развивающимся странам. Как бы то ни было, ситуация неустойчивая, и любая финансовая халатность Москвы сразу же повлечет отрицательные последствия. Тем более что политика количественного смягчения в США и Европе (капиталам свойственно искать большую прибыльность в других странах) не будет длиться вечно. Ставки в Америке в конечном итоге поднимутся.
— Что может сделать Путин? Какие у него есть средства для исправления ситуации? На кого или что он может опереться?
Сириль Бре: Политические, финансовые и дипломатические ресурсы президента России весьма значительны в силу их креативности и изобретательности, а его тактический талант не подлежит сомнению. Вклад со стороны российских олигархов и предприятий позволил бы поправить государственные финансы. С рациональной точки зрения, власти следовало бы постараться снять напряженность с европейцами, чтобы создать для российской экономики перспективу восстановления доступа к международным финансовым рынкам в 2016 году. В более отдаленной перспективе борьба с коррупцией и масштабные инвестиции в диверсификацию промышленности представляют собой единственный способ справиться с трудностями финансирования российских властей.
Умиротворение и модернизация — единственные устойчивые решения.
Жан-Сильвестр Монгренье: Отойдя от конъюнктурных ограничений и требований времени, ему следовало бы провести структурные реформы, чтобы дать глоток свежего воздуха гражданскому обществу и экономике, улучшить деловой климат, организовать борьбу с коррупцией и сформировать настоящее правовое государство. Иначе говоря, следует создать благоприятные условия для свободы предпринимательства и развития. Но добиться этого будет непросто, потому что это в корне противоречит политике, которую он проводит с 1999-2000 года: установление вертикали власти при неосоветской идеологии и в перспективе евразийского геополитического проекта. С начала третьего президентского срока эти тенденции заметно усилились. По сути, «российская система» представляет собой имущественный авторитаризм, в котором власть контролирует ренту и богатства. В ней господствует смешение понятий, которое вовсе не способствует нормальной работе экономики. Кремль стоит во главе «командной экономики», то есть того, что марксисты в прошлом называли монопольным государственным капитализмом. Но экономика — не машина, которая лишь тупо подчиняется нажатию рычагов. Об этом говорит вся история ХХ века.
Россия страдает от недугов, которые характерны всем системам с чрезмерной ролью государства. Еще больше их обостряет хрупкость прав собственности и противоборство в сформировавшихся вокруг Кремля властных кругах (они соперничают за контроль над богатствами). Ситуация обострилась после 2012 года, что стало еще заметнее с началом войны на Украине. Подъем «великодержавного шовинизма», рассуждения о евразийстве, тема «красного православия» — все это только обостряет напряженность. В конечном итоге Россия сочетает в себе определенную тактическую силу (благоприятное соотношение сил в сравнении с другими постсоветскими государствами и готовность перейти к действию) и серьезную стратегическую слабость. Иначе говоря, существует несоответствие между проектом влияния и потребными для его реализации средствами. Возникло это отнюдь не вчера: вспомните понятие «бедная держава» Жоржа Соколоффа. Одержимость «державностью» становится серьезным препятствием на пути пересмотра модели влияния.
Разве Путин захочет рушить то, что так методично создавал? И если даже у него возникнет подобное намерение, не подорвет ли он тем самым основы своей власти? Можно ли представить его новым Ходорковским, который выступает за политический и экономический либерализм, идет на конфликт с силовиками? В такой системе логика самосохранения власти неизменно ставится выше общего блага. Быть может, он даже рассматривает рецессию и новое противостояние с Западом как повод для восстановления полузакрытой экономики. Что бы он сам ни говорил, он мало что ждет от Китая и продвигаемых им евразийских форматов, если не считать тактических игр и громких заявлений на дипломатической арене. Скорее всего, он полагается на валютные резервы (они не безграничны), терпимость российского населения и изменение конъюнктуры. Отметим в этой связи, что возвращение на нефтегазовый рынок Ирана, его главного геополитического союзника на Ближнем Востоке, никак не способствует повышению цен и притоку нефтедолларов в Россию.
Жан-Сильвестр Монгренье, доктор геополитики, преподаватель истории и географии, научный сотрудник Французского Института геополитики.
Сириль Бре, высокопоставленный госслужащий, научный работник, преподаватель парижского Института политических исследований.
