В кафе никого не было. И все 23 столика были свободны. Затем открылась дверь, и вошли две женщины. Они сделали заказ у стойки, заплатили, взяли свои подносы с кофе и манговым пирогом и расположились за соседним столиком.
А потом они начали разговаривать друг с другом по-русски.
Я почувствовала, как у меня мороз побежал по коже. Я повернула компьютер и села лицом к стене. Они пришли, чтобы отравить меня?
Я приходила в это кафе уже несколько месяцев. Оно расположено всего в квартале от моего дома, и в нем есть все, что нужно писателю — естественный свет, струящийся сквозь большие окна, толпы посетителей как идеальное оправдание неспешной работы, недорогой кофе и, что самое важное — стулья стоят так, что никто не может видеть экран моего компьютера. События в романе, который я написала, происходят в России, в нем я высмеиваю олигархов и в карикатурном виде изображаю представителей высших слоев российского общества. А, да, название романа — «Кто такой мистер Путин?» (Who is Mr. Plutin?).
Мне не было нужды нагнетать паранойю. В российской истории — особенно в современной — есть масса примеров того, как люди, разозлившие власть имущих, внезапно умирали от загадочных болезней.
Все это началось в один пасмурный день в 2005 году, когда я еще жила в Санкт-Петербурге. Я пошла в старую булочную в центре — на Невском проспекте. Выбрав на витрине торт и показав на него продавцу, я вынула деньги и сказала на родном русском языке: «Вот этот, пожалуйста».
Женщина в белом халате и с волосами цвета борща не ответила. Не глядя на меня, она взяла кусочек бумаги, оторвала от него половину, что-то написала и протянула мне. Я уставилась на записку, а потом на нее.
Она не обращала не меня внимания.
Я продолжала смотреть на нее.
Она закатила глаза.
«Девушка, — сказала она, произнеся это слово с подчеркнутым презрением, — вам что, непонятно? В кассу. Платите в кассу».
При этом она с нескрываемой злостью показала на маленькую застекленную будку в другом конце магазина. Там ждала другая женщина — у той волосы были лиловыми, а на плечи поверх белого халата был накинут платок.
На меня нахлынули далекие воспоминания. Вот так мои родственники делали покупки в советские времена. Мы брали этот кусочек бумаги, отдавали его кассирше, приложив соответствующую сумму денег, смотрели, как она набирает сумму на клавишах кассового аппарата брежневских времен, и получали чек, который несли обратно к прилавку. Прожив более десяти лет на Западе, я совершенно забыла этот ритуал. Русский язык был мне родным, а вот обычаи — чужими.
Я уехала из СССР в США, когда Берлинская стена еще стояла на месте, а главными событиями в новостях были перепалки Горбачева с Сахаровым. Возвращаться я не собиралась, но однажды из-за работы мужа планы мои полностью изменились. Поэтому через 16 лет после того, как я сдала свой красный советский паспорт в московском аэропорту Шереметьево, я протянула свой синий американский офицеру угрюмого вида в аэропорту Пулково в Санкт-Петербурге.
«Вы говорите по-русски?» — спросил он, прочитав запись о моем месте рождения — Москва, Россия.
«Да», — ответила я по-русски.
Все следующие несколько месяцев я была аномалией — говорила как все русские, а вела себя, как жительница Запада. Когда я увидела, как продавщица в булочной смотрит на меня, будто я с Луны свалилась, мне в голову пришла идея. А что если написать роман, героиня которого оказалась в России, но не помнит, как она туда приехала?
В итоге, благодаря этому сюжету, у меня появилась масса возможностей, чтобы посмеяться над современной Россией. Россией, в которой молодой предприниматель средней руки может битой забить пешехода насмерть за то, что тот помешал ему объехать пробку по тротуару. Россией, где какой-то мелкий мафиози в моем районе может запретить соседу парковаться у дома за то, что тот разбудил его, нажав на сигнал. Россией, где власть и деньги давно уже стали важнее, чем членство в Коммунистической партии.
Путинская Россия.
«Ты с ума сошла? — возмутился мой муж. — Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?» Он только что вернулся домой после того, как кругами колесил по Санкт-Петербургу, пытаясь оторваться от машины, которая постоянно преследовала его. А за несколько недель до этого в нескольких кварталах от дома, где мы жили, была убита Анна Политковская — известная российская журналистка, которая резко критиковала Путина.
«Не волнуйся, — ответила я. — Это всего лишь литературный вымысел. К тому же я пишу под псевдонимом».
«Как будто они не смогут тебя найти, если захотят», — ответил он.
За время после того разговора в России произошло еще больше смертей — сторонников оппозиции, журналистов и юристов, которые занимались расследованием случаев коррупции. Маша Гессен — журналистка и еще один известный критик России — начала одну свою статью в электронном издании Slate, процитировав вопрос «Вы еще живы?», который ей задают каждый раз во время ее публичных выступлений. Я не являюсь лидером оппозиции, но теперь, когда мою книгу опубликовали, я стала гораздо чаще оглядываться и задергивать шторы по ночам.
В книге на странице, где я выражаю благодарность всем, кто помогал мне в этой поездке, я не указала фамилий — только имена. А когда моя мама увидела рекламный ролик-анонс к моей книге, нельзя сказать, что она очень обрадовалась.
«Ты уверена, что правильно делаешь? — спросила она, увидев, как я — в шляпе со скрывающей лицо черной вуалью — изображаю, будто прячусь. — В России творятся страшные дела. Тебе надо быть поосторожнее».
А в том кафе, когда женщины ушли, я посмотрела на свой недопитый кофе. В Испании полно русскоговорящих туристов, сказала я себе.
Ведь так?