Не существует линий поддержки для педофилов, которые хотели бы получить лечение до того, как причинят кому-то вред. Поэтому подросток с ужасной тайной должен был самостоятельно найти способ помочь себе и другим таким же, как он сам

Адам сидел за письменным столом в своей комнате на втором этаже их семейного дома в пригороде, когда заметил этот файл. Недавно он заменил программу обмена файлами на другую, предлагавшую больше контента и обеспечивавшую ускоренное просматривание страниц. Он стал загружать все больше файлов. К нему постоянно шел поток файлов с аббревиатурой РТНС в названии — «жесткое порно с детьми».

В этом видео был мальчик со светлыми волосами, на вид ему было всего полтора годика. Его маленькое голое тельце было связано, чтобы ограничить движения. В кадре появился мужской торс, и ребенок закричал. Ошеломленный Адам на несколько мгновений замер, но затем его охватило отвращение, и он срочно остановил видео. Ничего подобного он не встречал за эти два года, в течение которых он смотрел детскую порнографию. До недавнего времени ему даже казалось, что детям все это нравится. Но этому малышу, очевидно, было больно.

Адам лег на кровать, односпальное ложе с крепкой деревянной рамой, и растянулся на смятых бело-голубых простынях с изображением облаков. На стенах вокруг были развешаны плакаты с рок-группами. Прямо напротив, меньше, чем в полуметре от кровати, стоял книжный стеллаж с впечатляющей коллекцией романов в жанре «хоррор». На полке сверху стояли призы, выигранные в шахматы и в бейсбол, серебряный блеск которых поблек из-за слоя пыли. Он смотрел на них, пытаясь понять увиденное только что. Позднее он сказал мне, что испытывал смешанное чувство злости, печали и смущения.

Увидев связанного ребенка, кричащего от боли, он понял то, о чем давно подозревал. Человек на видео был одним из тех, о ком иногда говорили в новостях. Хотя Адам не хотел никому делать больно, он понимал также, что в чем-то он похож на этого человека. Ему было 16 лет, он был педофилом, и ему надо было с этим что-то делать.

Когда речь заходит о педофилах, мы обычно представляем себе несколько архетипов. Один шныряет вокруг детских площадок, другой — хищник из чатов, третий — монструозная (часто религиозная) фигура с большим авторитетом. Обычно это мужчины средних лет, не раскаявшиеся серийные преступники, которых поймали только после того, как долгие годы они оставались незамеченными. Но что происходило в предыдущие десятилетия? Когда впервые проявилась их натура?

«Руководство по диагностике и статистике психических расстройств» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders) определяет педофила как человека, который в течение «не менее чем шести месяцев» имел «повторяющиеся сильные сексуальные фантазии, сексуальные побуждения или поведение, включающее сексуальную активность с ребенком или детьми, не достигшими возраста полового созревания». Этот человек также должен «действовать на основании этих сексуальных побуждений, или эти побуждения и фантазии должны вызвать у него сильный дискомфорт и затруднять межличностные отношения». Ему также должно быть не менее 16 лет, и в этом случае его жертвы должны быть младше его не менее чем на пять лет.

Ирония судьбы в том, что большинство педофилов впервые замечают у себя половое влечение к детям, когда им от 11 до 16 лет, что отражает период пробуждения любой сексуальной активности. Для любого из нас это может быть довольно беспокойное время. А представьте себе, что вы при этом выяснили, что вас тянет к маленьким детям. Как этим молодым мужчинам и женщинам обсуждать свою проблему, если для них нет ни образцов для подражания, ни сетей поддержки? Для педофилов нет It Gets Better (проект поддержки подростков-гомосексуалов). Они обречены стать насильниками детей? Или они все-таки могут жить, не причиняя никому вреда?

Я разговаривал с экспертами и задавал вопросы онлайн. Я просматривал сайты, которые открыли люди, описавшие себя, как педофилов, и искавшие помощи, чтобы справиться с этим. Но там были, в основном, люди в возрасте 50-ти и 60-ти лет, а я искал людей молодых, которые все еще не совсем осознали, что с ними происходит. Я спросил, знают ли они кого-то подходящего, и через несколько недель на мою электронную почту пришло письмо.

«Меня зовут Адам, — писал автор, — мне 18 лет, и меня влечет к мальчикам и девочкам всех возрастов (особенно самых маленьких), хотя и не в эксклюзивном порядке. Я возглавляю группу поддержки для педофилов, не совершавших преступлений, которым примерно столько же лет, сколько и мне… Буду рад поговорить с вами».

Сегодня Адаму 20 лет (его имя, как и имена других молодых людей, упомянутых в этой статье, изменены). У него полноватое телосложение и грязноватые русые волосы. Первый раз мы долго говорили о его наклонностях, сидя в его старой, побитой машине на стоянке неподалеку от дома, в котором он живет с родителями и двумя старшими братьями. Это место стало обычным для наших встреч. Снаружи местные жители болтали друг с другом, сажая лабрадоров и веймаранеров на задние сиденья джипов. Двое детей возились в грязи рядом с нами, пока отец не велел им прекратить игру.

Говоря о своих педофильных наклонностях, Адам не смотрел мне в глаза, хотя время от времени он бросал взгляд украдкой, думая, что я не замечаю. Впервые он осознал, что его тянет к детям, когда ему было 11 лет. В школе он очень сильно увлекся мальчиком, ходившим в детский сад. Его желание питалось короткими, тайными взглядами, которые он бросал на него в залах. К 16 годам его сексуальный интерес к детям стал более определенным. Его интересовали, в основном, мальчики в возрасте от трех до семи лет и девочки в возрасте от пяти до восьми лет.

Когда я оказал на него давление, желая узнать, что именно он находит привлекательным в детях, он заерзал на сиденье и потом, наконец, сказал: «Маленькое тело, безволосые ноги, все такое, знаете… маленькие гениталии». Но тут есть гораздо более сильный эмоциональный толчок, сильная идея невинности, которая опьяняет и будоражит намного больше, чем анатомические детали, объяснил он. «Многие из нас, я думаю, имеют нереалистическое представление о детях, — предположил он. — Вплоть до того, что детей считают ангелами». Эта чистота, сказал он мне, удерживает его от соблазна поддаться своему влечению. «Я вижу в детях невинность, которая будет нарушена», — сказал он.

Вот по этой причине из всего, что он видел, именно то видео с малышом так потрясло его. Вне сомнения, над связанным ребенком издевались. Он кричал, пока мужчина испражнялся на него, но вскоре крики сменились захлебывающимися звуками, потому что истязатель помочился ему в рот. «Мне хотелось прорваться через экран компьютера и убить его, — сказал Адам. — Я был в ужасе от увиденного».

Я спросил его, что происходило в последующие после просмотра этого видео дни и недели, и он признался, что не прекращал скачивать детскую порнографию. Он честно старался воздержаться, иногда ему удавалось продержаться несколько недель, но затем он снова садился за компьютер. Он обшарил интернет в поисках способа избавиться от «порнозависимости» и от своего влечения к детям, и в итоге оказался на форуме общего психического здоровья. На этом сайте новые пользователи должны оставлять вступительную запись. «Я знаю, что педофилами не становятся по желанию, — написал он. — Я не хотел бы иметь эту склонность, но она есть, и все, что я могу сделать, это подавлять ее».

Но вместо того, чтобы опубликовать запись немедленно, он лег в постель и мастурбировал, глядя детское порно. «Я считал, что все в порядке, ведь я совершил первый шаг на пути к получению помощи, — сказал он. — Думаю, это как если наркоман записывается в реабилитационный центр и принимает дозу в последний раз». Запись он опубликовал на следующее утро.

Его запись вызвала смешанную реакцию. Некоторые комментаторы сами боролись с последствиями надругательства и не могли переварить идею о помощи человеку, который признался в том, что является педофилом. Но две женщины, в прошлом пережившие сексуальное насилие над собой, пошли ему навстречу, так как сочли, что в его возрасте еще можно что-то сделать ради изменения к лучшему. Адам считает, что одна из них подверглась особенно жестокому издевательству, которое было заснято на видео, и их беседы о кошмарах детской порнографии провоцировали у нее травматические воспоминания. «Она беспокоилась обо мне, — сказал он. — Но она дала мне понять, что считает, что я заслуживаю наказания по всей строгости закона, если меня поймают на детском порно».

Неоднократно она отвлекала его от просмотра порно до самого рассвета, когда он, наконец, уставал настолько, что ложился спать.

Его пристрастие к порно было всего лишь симптомом чего-то большего. Как он сказал мне, он далеко не сразу понял, что его желание маленьких мальчиков не пропадет только потому, что он прекратил скачивать и смотреть видео, и он все сильнее погружался в отчаяние, пытаясь подавить эти чувства. «Я в течение долгого времени был пассивным самоубийцей. Я провел полгода, не пытаясь получить помощь, кроме как онлайн», — сказал он.

Однажды ночью, когда отец отсутствовал, Адам вошел в комнату родителей и отдал записку матери, лежавшей в постели. «Прочти это», — сказал он. Пола (имя тоже изменено) открыла рот и хотела что-то сказать, но осеклась, увидев выражение его лица. Он вышел из комнаты, а она задумалась и вертела письмо в руках. Она встала, затем прошла через холл в комнату Адама. Он лежал на кровати лицом к стене. Она позвала его, но он притворился спящим.

Делать было нечего, и она вернулась к себе, развернула записку и прочла ее. Адам прислал мне копию год спустя. По его словам, он мог прочитать только первые пять строчек, так как воспоминания были слишком свежими.

«Дорогая мамочка, я пишу тебе это письмо, потому что я не могу сказать тебе прямо то, что хочу сказать. Это будет слишком тяжело для меня, я не хочу видеть, как ты будешь плакать и ругаться, и не хочу, чтобы тебе было больно при виде того, как плачу я. Я редко бываю счастлив, а дни, когда я полностью счастлив, случаются еще реже… Я все время подавлен из-за чувства депрессии, вины и позора. Я на самом деле болен и пытался скрыть эти чувства. Я хочу, чтобы ты разрешила мне повидаться с психологом, и ради моего и твоего личного пространства, ты не должна быть знакома с ним или с ней… Я понимаю, что ты о многом хочешь спросить меня, но мне нужно некоторое время, чтобы подумать обо всем этом. Заранее благодарю за уважение моей личной тайны. Люблю, Адам».

Причины депрессии он объяснять не стал, а мама решила не спрашивать. На следующий день она отвела его в сторону и сказала, что найдет местного психотерапевта, который возьмет их страховку.

В пятницу утром он пошел на встречу с ней. Сидя с мамой в приемной, он неожиданно понял, что сейчас произойдет, и это осознание оглушило его. Он собирался озвучить свою тайну, которой до сих пор делился только с незнакомцами в интернете.

Терапевт позвала его в кабинет и закрыла за ним дверь. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она предложила ему сесть. Сеанс начался с вопросов, которые известны всем, кто бывал на сеансах такой терапии. «Семейная история, сколько у меня братьев и сестер и все такое». Психотерапевт записала ответы в блокнот, а затем спросила, почему он пришел к ней. Адам никогда в жизни не испытывал подобного ужаса. Пока он говорил, что страдает от тревоги, его охватила сильная дрожь. Она спросила, в чем причина тревоги, и он выпалил: «Я педофил, и у меня пристрастие к детской порнографии».

Она озадаченно моргнула и попросила его повторить. Он повторил, и ее поведение изменилось. «Она сразу стала холодной и жесткой, — говорит Адам. — Несколько раз она едва не кричала». Она предположила, что он просто нервничает в компании детей своего возраста — насколько я понял, это обычное мнение среди терапевтов, плохо знакомых с проблемой. Она сказала, что не имеет необходимых навыков, чтобы помочь ему, но попробует разузнать, что делать, и назначила второй сеанс через несколько недель.

Я спросил Адама, зачем он согласился пойти к ней еще раз, и он ответил, что чувствовал, будто у него нет выбора. «Ничего другого у меня не было, понимаете?» — сказал он. Вскоре он снова сидел в приемной вместе с мамой. «Я вошел, она спросила, как дела, и выглядела более любезной, — сказал он. — Но она почти сразу же сказала, что ничего не может сделать, и должна рассказать его матери».

На данный момент не существует механизма помощи тем, кто испытывает педофильные наклонности, но не поддался им. Большим препятствием служат законы об обязательном донесении, требующие от людей определенных профессий сообщать службам защиты детей о предполагаемых случаях издевательств над детьми или о неподобающем уходе. На кого именно ложится такая обязанность, зависит от конкретного штата, иногда такое требование относится ко всем гражданам, но, как правило, речь идет о людях определенных профессий, сталкивающимися с детьми по долгу службы — учителях, полицейских и психологах.

Обязательное донесение радикально преобразило отношение к издевательствам над детьми в США и предало огласке многие случаи. Но оно может быть проблематичным в случае Адама и других молодых людей, которые не издевались над детьми. Уголовная и гражданская ответственность, угрожающая тем, кто не сообщил о человеке, который может причинить вред ребенку, а также тот факт, что для донесения достаточно лишь подозрения, а не факта действия, означают, что донесение может последовать, когда движимые благими побуждениями люди идут за помощью. Подавляющее большинство педофилов, с которыми я говорил, сказали, что этого было достаточно, чтобы отпугнуть их. По этой же причине трудно изучить их поглубже.

Мы еще очень многого не знаем о педофилии. Один исследователь описал наше научное знание об этом как серию довольно больших черных дыр. Мы не понимаем, почему человека начинает в первую очередь тянуть к детям возраста, предшествующего половому созреванию. Из тех исследований, которые были проведены на основании небольшого количества случаев, мы знаем, что педофилы обычно невысокого роста, левши и имеют IQ ниже среднего уровня. Другое исследование говорит, что если кто-то терял сознание от удара до 13-летнего возраста, то он рискует стать педофилом. Звучит как шаманство, но это относится к области биологических причин. Другими словами, похоже, педофилами просто рождаются.

Когда речь заходит о числах, то ясности не больше. Исследования предполагают, что около 9% людей фантазировали о сексе с детьми доподросткового возраста, и что 3% всех людей совершали сексуальное преступление такого рода. (Не все из них отвечают критериям педофилии, например, в это число включены люди, которые надругались над детьми, когда подворачивался случай, хотя до этого никогда не выказывали склонности к этому). Майкл Сето, директор отдела криминалистики при Университете Оттавы и один из редакторов издания Sexual Abuse: A Journal of Research and Treatment, верит, что доля педофилов-мужчин составляет примерно 1% от общей численности мужского населения, то есть, только в США их должно быть примерно 1,2 миллиона человек. Женщины-педофилы существуют, но их намного меньше, чем мужчин.

Также важно отличать фантазии от поведения. Наша неготовность признать, что есть педофилы, которые выбирают не поддаваться склонностям, не только не дает им просить помощи, но также препятствует предложениям о терапевтическом вмешательстве. По словам Сето, есть основания предполагать, что немало мужчин, испытывающих влечение к детям, борются со своими наклонностями, зачастую в одиночку. «Но если опросить общественное мнение, то, думаю, подавляющее большинство скажет вам, что любой, кто испытывает такое влечение, поддался ему», — говорит он.

«Первое, что я помню, это слова психотерапевта “У нас проблема”», — говорит Пола, мать Адама. Войдя в кабинет, она поняла, что что-то случилось. Ее сын «сидел молча, уставившись в пол, почти не дыша… он был абсолютно неподвижен, если не считать того, что он дрожал». И тут терапевт сказала, зачем позвала мать.

«Меня это потрясло. Я думала, мы будем говорить о депрессии. Я даже представить себе ничего подобного не могла, когда думала о возможных проблемах, — сказала она. — Я тут же подумала, что, возможно, над ним кто-то надругался. Как еще такое могло случиться? Как еще он мог даже подумать о таком, если над ним не надругались?».

Хотя жертва нередко становится преступником, это не обязательно, и большинство детей, подвергшихся насилию, не становятся насильниками. Пола верит сыну, когда он говорит, что это не его случай. «Раз уж он признался, что смотрит детскую порнографию, то вряд ли стал бы скрывать прочее, — говорит она. — Думаю, ему было бы легче, если бы он сказал, что сам был жертвой».

Пола никому не рассказала о том, что узнала о сыне, ни друзьями и подругам, ни своему терапевту, ни мужу. В нашем разговоре она впервые рассказала об этом третьему лицу. «Ни к кому, — сказала она с печальной улыбкой, когда я спросил, к кому она обратилась за помощью. — Я уверена, что его отец не отнесся бы к этому так, как я. Он намного более эмоциональный человек».

Но это не значит, что она не думала об этом. Я был поражен, насколько решительно она добивалась разговора с Адамом, и насколько прямого диалога хотела. Обсуждение влечения ее сына к маленьким детям было фактически некоторым облегчением. «Я с этим засыпаю и просыпаюсь. Я все время думаю об этом», — говорит она.

Пола держится с помощью прагматизма. Она нашла своему сыну нового психотерапевта, лучше подготовленного для того, чтобы помочь ему бороться с наклонностями. Когда терапевт предложил Адаму убрать из обоих компьютеров, с помощью которых он просматривал порнографию, всю информацию, чтобы уменьшить соблазн и возможные уголовные последствия, она ухватилась за это. «Адам сказал, что это можно сделать только одним способом — физически заменить жесткие диски, потому что в противном случае эта информация по-прежнему останется там», — сказала она. По ее словам, оригиналы они уничтожили: «Я не хотела, чтобы он рисковал, и считала необходимым немедленно действовать, чтобы избавиться от этого».

Ее беспокойство было непропорционально возможным последствиям. Наказание за владение детской порнографией определено федеральными законами и законами штатов. Это наказание может быть настолько суровым, что человек, у которого найдут такие материалы, может получить более длительный тюремный срок, чем педофил, надругавшийся над ребенком. Из-за того, что на скачанных видео были дети младше 12 лет, Адама, пойманного впервые, могли оштрафовать на 100 тысяч долларов и отправить в тюрьму на срок до 20 лет. Те, кто был повторно пойман на таком правонарушении, рискуют провести за решеткой 40 лет.

Пола говорила, что больше всего боится, что ее сын снова будет смотреть детскую порнографию. Но после того как я немного нажал на нее, она признала, что больше всего боится кое-чего иного. «Я знаю, что у него есть мысли, что у него есть желания… Я знаю, что мысли и желания могут превратиться в действия, и я очень боюсь этого, — говорит она. — Я не хочу, чтобы были жертвы. Каждый ребенок очень важен. Мой сын очень важен для меня, и я бы ужасно себя чувствовала, если бы надругались над ним и если бы надругался он, тут не может быть победителей».

Они с сыном не обсуждали прямо тот день в офисе терапевта и саму проблему в последующие три года. Они снова стали обсуждать этот вопрос недавно, когда я спросил Адама, не согласится ли его мама поговорить со мной. В результате Поле пришлось смириться с вещами, которых она до сих пор избегала. Сын сказал ей, что определяет себя, как педофила, и готовится «к очень долгой борьбе, возможно, на всю жизнь». Ей было тяжело это услышать, хотя и важно. Впрочем, она все еще надеется на лучшее.

«Конечно, лучше всего, если бы ничего этого не было, и если бы ничего подобного никогда не случалось ни с моим сыном, ни с чьим бы то ни было еще. Но этот пузырь уже лопнул, так как плохие вещи происходят и с хорошими людьми, хорошими матерями и хорошими сыновьями, — сказала она. — Другой хороший вариант — это чтобы он смог жить с этим бременем и все равно вести продуктивную жизнь и быть счастливым… Я хочу, чтобы он был счастливым, чтобы не мучился из-за этого, чтобы мог воплотить все свои мечты, которые были у него раньше, и о которых он может продолжать мечтать и дальше, несмотря на это».

Новый терапевт Адама выписал ему антидепрессант "Золофт" и научил сопротивляться желанию соотносить себя с издевавшимися над детьми людьми, о которых он читал или смотрел по телевизору. «Я думал, что я монстр, и потому что видел все это в СМИ, и просто из-за этих склонностей", — сказал Адам. — То, что говорят по телевидению или в интернете, что говорят люди об этом, все это начинает топить вас, знаете? Вы даже не спорите, так как таковы факты».

Но его ощущение изоляции от общества невозможно было преодолеть так просто, и его мысли о детях были такими же сильными, как и раньше. Он продолжал посещать доски объявлений о психическом здоровье, но большинство участников были либо жертвами насилия, либо людьми в депрессии, либо алкоголиками. Там не было никого, кто мог бы на самом деле понять, с чем Адам борется каждый день.

Однажды он набрал в Google запрос «молодой педофил». Первая ссылка вела на его первые записи на форуме. Но, просматривая полученные результаты, он стал натыкаться на другие похожие записи на других форумах, с такими заголовками, как «Я — молодой педофил, мне нужна помощь» и «Мне нужна консультация, я подросток-педофил». Отчаянно надеясь на взаимопонимание, он стал искать общения с ними. «Я говорил им, что я педофил, у меня было пристрастие к детской порнографии, и я понимаю, с чем они столкнулись, — сказал Адам. — Я говорил, вам точно нужна помощь, и я знаю кое-кого примерно нашего возраста, который такой же, как мы. Мы могли бы поддержать вас и наоборот».

Вот так он начал общаться с другими молодыми педофилами по всему миру. Они в ответ знакомили его с теми, кого нашли сами. В отличие от зловещих банд педофилов, эти молодые люди, включая нескольких девушек, не хотели причинять вреда детям и очень хотели бы найти способ гарантировать, что они никогда ничего такого не сделают. Некоторые исчезали после нескольких сообщений («Наверное, думали, что это афера», — говорит Адам), но постепенно сформировался основной костяк группы. Адам случайно создал неформальную группу онлайн-поддержки для педофилов подросткового возраста и тех, кому немного за двадцать, и кто хотел бороться со своими наклонностями и влечением к детям.

В разговоре с членами группы заметно, что они очень опасаются раскрытия. Каждый боится, что его отвергнут семья и друзья, и что он привлечет внимание правоохранительных органов. Но, говорит Адам, многие предпочитают рискнуть этим, чем продолжать бороться в одиночку. «Педофилу практически некуда пойти за помощью или за информацией, — говорит он. — Я уверен, что многие педофилы убивают себя, так и не признавшись ни в чем. Они не признаются даже в прощальной записке. Я думаю, их намного больше, чем кажется людям».

Сейчас в группе девять человек, в возрасте от 16 до 22 лет, восемь юношей и одна девушка, хотя за минувшее время другие приходили и уходили, сказал Адам. Некоторые приходили в группу, находясь на Филиппинах, но языковой барьер отсеивает большинство из тех, кто не из США или Великобритании. В группе действуют два правила. Во-первых, участник не должен насиловать детей и иметь намерение сделать это, и если такого человека не переубедить, то его лишают членства. Второе правило — обязательство прекратить смотреть детскую порнографию. По словам Адама, в группу может прийти «употребляющий», но он должен стремиться бросить.

Мама Адама недавно узнала о существовании группы. Понимая всю трудность получения поддержки в его ситуации, она приняла это. Но у нее есть замечания по поводу того, что группа функционирует без присмотра профессионалов. «Нам нужно понять проблему, чтобы найти средство решить ее. Способ помочь — найти того, кому нужна помощь, — говорит Пола. — Нужно искать связи. Так же, как есть горячие линии, куда могут обратиться люди со своими проблемами, необходимо создать службу для помощи молодым людям с такими мыслями и склонностями, и рассказать о ней».

«Любой, кто оказывал помощь людям, совершившим сексуальное насилие, знает, что они испытывают ужас перед своим поведением, — говорит Элизабет Леторню, директор и основатель Центра Мура по предотвращению сексуальных надругательств над детьми при Университете Джона Хопкинса, — большинство из них не хотели насиловать детей».

Впервые мы встретились в ее кабинете сумрачным днем в минувшем феврале. За окном, рядом с которым стояли фотографии двух ее сыновей, можно было видеть дождь, мягко падающий на Балтимор. Центр ставит своей целью «изменить отношение общества к сексуальному насилию над детьми, чтобы общество поняло, что это можно предотвратить». Сидя за столом, уставленным книгами и стопками папок с вырезанными из журналов статьями, она сказала: «Мы говорим, что очень беспокоимся в связи с сексуальным насилием, что мы не хотим надругательств над детьми и изнасилований взрослых, но мы ничего не делаем, чтобы предотвратить это. Мы сосредоточили усилия на наказании, то есть, мы находим насилие, которое уже свершилось, а часто даже не один раз».

Леторню — единственный в США исследователь, разрабатывающий научный и практический способы для предотвращения таких преступлений. Она хочет разработать программу, помимо ее работы в центре, для оказания услуг предотвращающей психотерапии для тех, кто не совершал нападений, и кто совершал. На начальном этапе она планирует сосредоточить свои усилия, в основном, на подростках. Она считает ранее вмешательство наиболее эффективным, вдобавок, подростки будут менее угрожающими с точки зрения инвесторов и контролеров. Она также хочет привлечь родителей, хотя это непростая задача сама по себе. «Когда вы сводите вместе родителей и их ребенка, есть риск, что ребенок уйдет, так как не может говорить об этом с родителями, из-за страха или стыда и смущения, — сказала она — Мы упустим важные подгруппы».

Адам сказал мне, что в педофилии существуют другие важные различия, помимо предпочтительных возраста и пола. Это касается, в основном, первичных и эксклюзивных влечений. В случае первичного влечения это означает, что человек имеет педофильные наклонности, но может также испытывать половое влечение к людям более подходящего возраста. Эксклюзивное влечение означает, что педофила не интересует никто, кроме детей доподросткового возраста. Леторню интересуется, можно ли в случае с подростками, которые проявляют даже небольшой интерес к ровесникам, направить их влечение в эту сторону с помощью соответствующей терапии. У большинства людей желаемый возраст партнера меняется по мере взросления, то есть, этот аспект не статичен. Она надеется, что подростков можно подтолкнуть к вырабатыванию более приемлемых сексуальных желаний. Леторню признает, что в случае с эксклюзивным влечением этот метод не сработает.

Исторически попытки изменить объект вожделения предусматривали смену причины возбуждения. Например, человеку предлагали мастурбировать, фантазируя о своем обычном предмете страсти, с тем, чтобы в последний момент он переключался в мыслях на нечто более приемлемое с точки зрения общества. Другой метод заключался в том, чтобы человек снова и снова мастурбировал, представляя одно и то же, пока его интерес не иссякнет.

Я предположил в беседе с Леторню, что разговор о таком изменении объекта страсти напоминает так называемую терапию для геев, вредную и неэффективную псевдонауку, и она поспешила дистанцироваться от этого сравнения. «Это ужасное наследие психиатрии и психологии, — согласилась она. — Это в целом кажется немного архаичным. И, честно говоря, этически проблематичным, когда мы говорим о детях. Нужен надежный метод, с уважительным отношением к человеку, к родителю и к ребенку, но еще и эффективный… Я не знаю, на это будет похоже. Но это не должно быть похожим на изменение объекта вожделения, это я вам точно говорю».

Доктор Клаус Байер не верит в возможность изменить объект сексуального влечения. Он руководит группой из «Проекта Дункельфельд по профилактике», германской терапевтической программы, которая направлена на потенциальных насильников. Он считает, что влечение к детям представляет собой неизменную часть личности человека, что «это судьба, а не выбор». Его программа считается золотым международным стандартом профилактической терапии, и его сотрудники помогают взрослым управлять своими наклонностями, а не изменять их. По его словам, проблема не в склонностях. «Я бы осуждал не склонности, а поступки», — говорит он. Программа состоит из еженедельных сеансов, продолжающихся 12 месяцев. Они предпочитают терапию сознательного управления поведением, но предлагают и медикаменты для снижения полового влечения, иначе именуемые химической кастрацией, если пациенту необходимо ослабить желания ради успешной терапии.

По словам Байера, краеугольный камень программы — конфиденциальность. В Германии нет обязательного донесения, поэтому людям легче обращаться за помощью, говорит он. Цель программы — найти как можно больше не распознанных ранее людей, а это проще, если они не боятся наказания. В программу приходят как те, кто еще не делал ничего плохого, так и те, кто уже домогался детей. Дункельфельд означает «темное поле». По словам Байера, много случаев сексуального насилия над детьми остаются неизвестны, и для его коллег возникает этическая дилемма, связанная с тем, что преступник, фактически, остается безнаказанным, но они считают, что их нужно выводить на свет, чтобы предотвращать новые преступления.

«Обращение в полицию не будет нашим первым шагом, — говорит координатор исследований Дункельфельда Герольд Шернер. — Узнав о таком, мы будем прямо и открыто разговаривать: как это случилось? Что вы можете сделать? В безопасности ли ребенок?».

В США исследователи могут попросить сертификат конфиденциальности. Если такой федеральный сертификат выдан, то он позволяет сохранять в тайне личность участников исследования и позволяет временно не выполнять требование об обязательном донесении. Но в сфере изучения педофилии такой сертификат был выдан только один раз. Доктор Джин Абель в период между 1977 и 1985 годами опросил анонимно  561 человека, совершавшего сексуальное насилие, чтобы лучше понять эту плохо изученную группу. С тех пор таких сертификатов в этой области никто не получал.

Это нелегкая задача, но Леторню собирается подать просьбу о таком сертификате, когда начнет свою программу. Она не знает, повезет ли ей. «Я бы хотела включить в программу тех подростков, кто совершал преступления, но не был пойман, и причина в том, что иначе они так и останутся не обнаруженными, — говорит она. — Вы хотите, чтобы им помогли, или нет? Я готова поставить свои деньги, что вы предпочтете работать именно с теми, кто совершил преступления, так как именно они, скорее всего, совершат эти действия снова».

«Дело не в том, что я не хочу видеть терапевта, — говорит Майк, 21-летний житель Западного побережья. — Я не уверен, что могу его видеть».

Я общался с Майком в режиме онлайн в течение примерно двух месяцев, прежде чем он согласился, чтобы я прилетел и встретился с ним лично. Мы встретились на автомобильной стоянке возле местного супермаркета и разговаривали перед входом в «Старбакс». Он бледный и худощавый, на длинном лице выдаются высокие скулы. У него широко расставленные карие глаза и курчавые темные волосы. В отличие от Адама, он выглядит уверенным в себе и не напряженным, он говорит быстро, перепрыгивая с одной темы на другую, и не возражает против обсуждения его влечения к детям. По его словам, он четко разграничивает случай сексуального влечения и отеческого отношения. Майк говорит, что сильнее всего его влечет к девочкам в возрасте от семи до 12 лет, а детей в возрасте от двух до шести лет он испытывает потребность защищать, практически, как старший брат. Поэтому он и является хорошим учителем для дошкольников, говорит Майк.

В настоящее время он изучает детское развитие и работает на полставки учителем с детьми младше детсадовского возраста. Майк собирается работать с детьми, пока им не исполнится шесть лет, когда он должен закончить колледж. По его словам, связь с детьми научила его лучше относиться к ним. «Я слышал, что люди говорят, будто, выбирая путь учителя, вы оказываете миру медвежью услугу. То есть, вы такой умный, зачем вам это?— говорит он. — Я никогда не чувствовал так, словно мне там не место, это опасно. В долгосрочной перспективе это может оказаться плохой идеей, но пока мне хорошо там, где я нахожусь».

Майк впервые обратил внимание на свои наклонности в 13-летнем возрасте, когда у него развилась сильная привязанность к девочке, которую он нянчил. Ей было три года, она часто раздевалась догола и бегала в таком виде по дому. «Я заметил это, но подумал, что само пройдет, — говорит Майк. — Мне было 13 лет, так что я подумал, что нахожусь в переходном периоде от девочек без сисек к девочкам с сиськами». По его словам, он ни разу ничего не сделал, но это не значит, что у него не было соблазна. Он признает, что его охватывало сильное любопытство, когда он менял ей подгузник. «Я хотел прикоснуться к ней, и это самое большее, что было», — говорит Майк.

Начав работать учителем, он создал для себя жесткие правила: держаться подальше от ванной комнаты, насколько это возможно, и избегать физических контактов с детьми. Ему приходилось непросто, когда игривые дети бежали обнимать его. Дело было не столько в том, чтобы защитить детей, сколько в том, чтобы никто ничего не заподозрил на его счет. Об этом его предупреждал отец, когда он начинал работать. «Отец сказал, что люди будут относиться с подозрением к тебе просто потому, что ты парень, и не надо делать глупости, — говорит он. — И, честно говоря, я хотел бы знать, можно ли что-то сделать, потому что это просто сводит меня с ума».

Адам попросил Майка первым присоединиться к группе в середине 2011 года, и с тех пор они беседовали почти каждый день. Адам сказал, что не боится, что Майк может что-то сделать с детьми, за которыми присматривает, но ему интересно, почему тот продолжает оставаться под соблазном. «Несмотря на то, что я поддерживаю Майка, и мы очень близки, я никогда не одобрял его выбора профессии учителя, — сказал он. — И не потому, что я боюсь, что он поскользнется, я на самом деле верю, что этого не будет, а потому что мне кажется, что он только мучает себя. Я думаю, счастья ему это не принесет».

Как и Адам, Майк погрузился в депрессию, пытаясь побороть свои желания. Он никогда не разрабатывал реальных планов по самоубийству, но он признался, что знал, что делать, если настанет время. «Если бы у меня оказался обрез, это было бы оно, — сказал он. — Таблетки я принимать не хочу, потому что с них можно соскочить». Он считал, что не может убить себя и оставить в семью в неведении относительно причин поступка, и надеялся, что Бог обо всем позаботится. «В то же время я думал… мне казалось, что было бы неплохо попасть под машину или очень сильно заболеть», — признает Майк.

Мне кажется, что из всех, с кем я говорил, Майку больше других пошло бы на пользу общение с профессионалом, и не из-за его близости к детям. Меня тронуло его стремление поделиться сведениями, которые другие долго отказываются сообщить. Однажды в послеобеденное время мы сидели в его машине на стоянке возле другого торгового центра. После нескольких часов разговора я предложил ему перенести беседу на другой день, но он неожиданно резко отклонил предложение, сказав, что ему надо выговориться. Мы продолжали беседовать до позднего вечера и прервались только с появлением уборщиков ночной смены.

Вместо психотерапии Майк опирается на Адама и группу. Они общаются по электронной почте, по телефону, с помощью текстовых сообщений, по «скайпу», но их главное средство общения — Gchat, где можно общаться в группе или вести сразу несколько диалогов. Если группа начинает спорить, то они обращаются за советом к Адаму, как к лидеру.

Вначале все было довольно хрупко, участники, в основном, боролись со своими темными секретами и с тем, что они означают для их будущего. Но затем, исчерпав свое влечение к детям как тему для разговора, они обратились к другим вопросам, например, болтали о новых компьютерных играх или «Ходячих мертвецах», а также делились разными видео в You Tube.

Адам сказал мне, что иногда они поддразнивают друг друга относительной влюбленности в своих ровесников, давая советы по поводу отношений и подначивая друг друга позвать кого-нибудь на свидание. «Я как-то говорил с Майком относительно свидания. Частично о парне, с которым я немного встречался, а частично о той девушке из его класса, которую он хотел пригласить на свидание. Он изо всех сил уклонялся от этого, а я помогал ему тем, что настаивал и пытался заставить его совершить этот скачок. Мы говорили о повседневных вещах, с которыми имеет дело каждый человек в мире».

22-летний Джеймс — еще один член группы и единственный среди них человек, зарегистрированный, как преступник, совершавший преступления на почве секса. В мае 2011 года его признали виновным в неподобающем поведении с малолетним и отправили в тюрьму. Первоначально Адам не хотел принимать его, так как это нарушило бы главное правило группы, но затем он поверил, что Джеймс не хочет больше совершать такие поступки. С тех пор они сблизились. «Мы, понятное дело, говорим о том, каково это, быть педофилом, этого обойти нельзя, — говорит Джеймс, хотя, по его словам, со временем острота темы сглаживается. — Мы представляем себе, что мы словно болеем за одну команду. Мы сидим и говорим, беседа идет в этом направлении, но в любой момент можно сменить тему. Для других людей это огромная проблема, но мы живем с этим. Для нас это просто жизнь. Мы живем с этим всю жизнь».

Я попросила Адама показать примеры их переписки в чате, но он ответил, что по соображениям безопасности записи не сохраняются. Затем, покопавшись как следует, он нашел записи старых бесед. Среди записей, которые я видел, были примеры общения на разные темы, от светских бесед до очень серьезных разговоров. Одно из обсуждений касалось вопроса о том, может ли «шотакон» или «лоликон», японские комиксы, изображающие секс между представителями разных поколений, быть морально приемлемой альтернативой детскому порно. Иногда казалось, что они испытывают друг друга, признаваясь в подозрительном поведении и ожидая реакции собеседника.