Во время расширения Российской империи в XIX веке черкесскому населению пришлось перебраться на османские территории, осев в итоге на территории современной Сирии. Несмотря на ассимиляцию, черкесы сохранили свою идентичность, в том числе адыгейский язык и культуру.
Но 150 лет спустя, когда в Сирии начался военный конфликт, черкесы стали возвращаться на родину.
«Это моя страна, моя Родина», — говорит Али Назран, слегка путаясь в склонениях по родам. По-русски темноволосый молодой человек лет 35-ти знает не так уж много, но эти слова для него как пароль. Он приехал в Россию четыре года назад, когда в Сирии началась гражданская война. За ним мигрировала вся семья — мама, папа и брат. Они купили небольшую дачу и поселились в ней.
Али жил в пригороде Дамаска Мардж-Султан. Имел небольшой мебельный бизнес, собственный магазин. В Майкопе, столице республики Адыгея, он стал простым рабочим по мебельному профилю. Работа есть, но не постоянная, от заказа до заказа.
Родная Адыгея
Адыгея — одна из трех республик Северного Кавказа, где компактно проживают черкесы-адыги. Кроме нее, черкесы являются титульной нацией в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, родине черкесов-кабардинцев.
Когда-то черкесские племена были широко расселены по всему Западному Кавказу. Более 150 лет назад, в период освоения этой территории Российской империей, они оказали царским войскам жесточайшее сопротивление. Переговоры с ними заканчивались требованиями к казакам ретироваться за Кубань и оставить черкесов в покое.
Россия отступать от стратегических планов по выходу к Черному морю не собиралась и довела Кавказскую войну до победного конца. 90% черкесов были либо истреблены, либо выселены в Турцию. Тысячи людей погибали в пути от голода и жажды. Понятия геноцид еще не было в тот момент в мировой истории, но спустя сто с лишним лет республиканские парламенты Кабардино-Балкарии и Адыгеи в 90-е годы признали целенаправленным уничтожением черкесского народа.
Предки Али Назрана сначала бежали в Турцию, потом мигрировали в Болгарию, а оттуда уже переселились в Сирию.
И вот сейчас сирийские черкесы снова вынуждены бросать имущество и спасаться от войны. Те, кто побогаче, выехали в США или Западную Европу, ведь черкесская диаспора раскидана по 55 странам мира.
Европа в последнее время принимает сирийских беженцев в упрощенном порядке, поэтому многие, прибывшие сначала в Россию, уже уехали дальше, говорит Али Бгана, еще один адыг, репатриант из Израиля. Возможно, там им будет легче устроить свою жизнь и будущее своих детей.
Культура разная, «Адыгэ Хабзе» — общий
До войны в Сирии не был так силен радикальный ислам, который проповедуют противники президента Башара Асада. Религия не довлела над человеком. Черкесы и арабы молились в одних мечетях, несмотря на небольшие различия в вере.
В России, как отметил Али Назран, люди, особенно женщины, одеваются более раскрепощенно. Чувствуется, что это светское государство. При этом мечети в Адыгее открыты весь день, и в любое время мусульманин может зайти и помолиться в них, тогда как в Сирии святыни открывали только на время намаза.
А вот менталитет адыгов в обеих странах примерно одинаков.
«Адыги везде воспитываются на морально-нравственном кодексе «Адыгэ Хабзе». Он возник, когда не было письменности. Он учит тому, как нужно жить в этом мире, какими должны быть отношение к женщине, отношение к старшим, как человек должен себя вести», — поясняет Заурбий Чундышко, председатель Майкопской городской общественной организации «Адыгэ-Хасэ» Черкесский Совет, переводя ответы Али Назрана с адыгского на русский язык.
Сирийские черкесы хорошо знают родную речь, несмотря на то, что в школах и университетах Сирии учили только арабский. Небольшие различия в диалекте не мешают их взаимопониманию с российскими черкесами.
Аул Али располагался в окружении арабских поселений, но выделялся порядком, чистотой на улицах и в домах. Арабы объясняли это как раз тем, что там обитают черкесы.
Али Назран не ощущает себя чужим здесь так, как всегда чувствовал себя в Сирии. Арабы никогда не воспринимали черкесов за «своих», всегда помнили, что это пришлый народ. Хотя при этом они ценили их морально-нравственные качества.
Сирийские правители старались укомплектовать охрану, службу безопасности из черкесов, поскольку знали, что те будут стоять до конца. И сегодня рядом с Башаром Асадом сражаются военные адыги.
«Здесь нам даже лучше, чем в Сирии. Там жить было тяжело. Нас считали почти иностранцами, подчеркивали, что мы не арабы, — говорит на русском другой сирийский черкес, 20-летний Ахмед Сташ. — И мы сами всегда думали иначе, чем они. Сейчас мы приехали сюда и чувствуем себя на родине».
Ахмед за три года пребывания в России хорошо освоил русский язык, чтобы рассказать о себе и помогать соотечественникам в переводе документов. «Русский выучить даже легче, чем адыгский», — полагает он.
Адыгский он учил только в семье. В городе Хомсе, где он жил, было мало черкесов. Большинство его друзей были арабами, поэтому адыгский язык он знает хуже, чем те, кто жил в аулах.
Сначала молодой человек поступил учиться в университет в Нальчике, столице Кабардино-Балкарии. Вскоре его родители купили через ипотеку квартиру в Майкопе. Он переехал к ним и перевелся в Майкопский государственный технический университет на специальность «строительство». Сейчас он учится на третьем курсе. В будущем собирается работать в структуре городского хозяйства.
«Я хотел бы получить гражданство и остаться здесь навсегда. Думаю, здесь жениться и создать семью, — делится он своими планами. — Я мечтаю, чтобы все адыги вернулись сюда и жили не на чужбине, а на родине».
Его родители уже получили вид на жительство. В перспективе они могут рассчитывать на российское гражданство, но для этого надо иметь официальную работу. Им по 65 лет, а это большой минус для безработного, несмотря на высокую квалификацию. Отец Ахмеда — инженер-механик, мать — учительница.
Вакансии не для пожилых
С похожей проблемой в трудоустройстве столкнулся Аднан Сташ из Дамаска. Он работал верстальщиком и корректировщиком в издательстве, печатал газеты и журналы.
«Здесь я хотел устроиться работать в типографию. Когда я туда пришел, то увидел сильно устаревшее оборудование. Тем не менее, я был готов работать по любой специальности. Все это было мне знакомо, — рассказывает Аднан на адыгском языке. — Меня пригласили на следующий день. Но в тот же вечер перезвонили и сказали, что вакансий нет. По какой причине работодатели передумали, мне не известно».
Незнание русского языка помехой быть не могло, считает он, так как в типографии работали адыгейские женщины.
Возможно, причина была в возрасте. Аднану Сташ — 63 года. Российские мужчины обычно выходят на пенсию в 60 лет. Но иностранцы, чтобы получать трудовую пенсию, должны проработать в России не менее пяти лет. При этом найти официальную работу в пожилом возрасте сложно даже гражданам страны. Поэтому Аднан, уже имея вид на жительство, может рассчитывать лишь на минимальное социальное пособие по безработице — это около 800 рублей, при том, что только аренда квартиры стоит 12 тысяч рублей и еще 5-6 тысяч рублей составляют коммунальные платежи.
Чтобы удержаться на плаву, его семья (с ним два сына, дочь и жена) взяла в аренду у адыгейских друзей киоск на рынке и торгует бакалейными товарами: мукой, сахаром, крупами. Общаясь с покупателями, Аднан постепенно осваивает русский.
Другой беженец из Дамаска Алайдин Пшимаф трудоустроиться уже и не пытается. Ему 68 лет. Он всю жизнь проработал механиком дорожной техники в Сирии, однако этот стаж в России не учитывается, и он получает минимальную пенсию в 6 тысяч рублей. Его личные накопления застряли в сирийских банках.
Ему помогают сыновья, которым в силу возраста адаптация в другой стране дается легче. Старший, бывший менеджер, устроился таксистом. Младший пошел работать на завод. Они зарабатывают по 15-20 тысяч рублей в месяц. Вакансии им помогли найти знакомые адыги.
Дружеская страна
Адыгея привлекала Алайдина Пшимафа даже в коммунистическое время. Еще в 1980-м году он получил паспорт гражданина СССР. Документ и сейчас у него на руках, но подтвердить его не удается. Чиновники российского МИДа утверждают, что архивы утеряны.
Советский Союз в Сирии считался дружеской страной. А черкесы относились к исторической родине еще более трепетно.
Правда, их общественные организации, возникшие в середине прошлого века, не занимались политическими вопросами. И если другие неправительственные объединения и движения в Сирии иногда запрещали, то «Адыгэ Хасэ» никогда не трогали, ведь черкесы способствовали сохранению сирийской государственности. И сейчас многие из них воюют на стороне правительства.
Для России вернувшиеся адыги тоже готовы стать верными гражданами. Они лояльны Москве и в случае войны, могли бы защищать границы страны, которая станет их Родиной.
Может быть, именно поэтому их так привечают на Западе, стремясь в самой России уменьшить количество сторонников власти? Такое предположение высказывает член исполкома «Адыгэ-Хасэ» Черкесский Совет «Хазраил Ханахок». При этом он отмечает, что большинство сирийских черкесов — хорошие специалисты с высшим образованием. Это тоже, конечно, способствует тому, чтобы их звали в Европу и США.
«Почему к нам так относятся?»
Между тем, Россия принимает черкесов прохладно. Главной проблемой Алайдина и Аднана стало оформление бумаг для получения российского гражданства.
Они уже имеют вид на жительство, но гражданство им дадут не ранее, чем через 5 лет. Никакого упрощенного порядка для них и еще около тысячи черкесов из Сирии, прибывших в Адыгею и Кабардино-Балкарию, не предусмотрено.
Это вызывает недоумение, ведь черкесы попадают под определение закона Российской Федерации «О государственной политике в отношении соотечественников за рубежом». Они являются представителями народа, исторически проживающего на территории Российской Федерации. В подтверждение национальной самоидентификации они владеют адыгским языком, который в Адыгее является вторым государственным.
К тому же, эти люди бежали от войны, и вполне могли бы рассчитывать на особую помощь, как и русские беженцы с Украины. Но если украинцы могут в течение нескольких месяцев получить гражданство, им предоставляют работу, и их проживание компенсируется государством, то сирийцам не только не помогают, а еще и ограничивают возможности по переселению.
«Им ужесточили въезд в Россию. Консульства в Сирии не дают разрешения на выезд, — сообщил Заурбий Чундышко. — Я слышал от репатриантов, что они хотели забрать с собой родственников, но им там не дают оформить бумаги. Ссылаются на какие-то бюрократические процедуры, лишь бы они сюда не приехали. Когда все-таки в Россию попадают, начинает работать миграционное законодательство. Чтобы получить разрешение на проживание, человек должен сдать экзамены, подтвердить знание истории и языка. А они в большинстве своем русский язык знают плохо».
Али Бгана подчеркивает, что требование знать русский язык было введено только с 2015 года. Раньше такое условие ставили лишь при получении гражданства. Российские законодатели таким образом хотели отсеять нежелательных мигрантов из Средней Азии, но черкесы тоже попали под действие ограничений.
Али уверен, что за три месяца выучить русский язык невозможно. Для этого нужно хотя бы два-три года. В свою очередь Заурбий считает, что если в Адыгее по Конституции адыгский и русский язык равноправны, то репатрианты могли бы сдавать экзамены на адыгском, а со временем уже осваивать второй государственный язык.
Хазраил Ханахок полагает, что помочь в переселении можно было бы, выделив из республиканского бюджета деньги на строительство хотя бы 100 домов для сирийских беженцев в год. Тогда бы к этой программе без опасений присоединился бы бизнес, и Адыгея могла принять всех желающих.
Строить готовы сами переехавшие черкесы. Государство уже выделило для них тысячу участков под Майкопом, в том числе в ауле Мафэхабль, построенном 15 лет назад для черкесов из Косово.
А ауле Панахес местные жители за свой счет приняли порядка 200 беженцев из Сирии и помогли построить им 37 домов.
Проблема в том, полагает Али Бгана, что республиканские власти не служат интересам народа. Главу республики назначили из Москвы, выборы в парламент были фикцией. Все местные чиновники, включая адыгов, выполняют установку федерального центра. А Кремль боится притока адыгов в единственную северокавказскую республику, где русское население составляет большинство.
Представителям «Адыгэ-Хасэ» Черкесский Совет и самим беженцам эти опасения кажутся безосновательными. В Россию, по их мнению, при самых благоприятных условиях со стороны миграционной службы, может приехать не более 50 тысяч сирийских адыгов. Их могут проверить органы безопасности, чтобы не допустить проникновения террористов.
«Неужели несколько тысяч сирийских беженцев так радикально изменят ситуацию в России? Почему к нам так относятся?» — недоумевает Алайдин Пшимаф.
Сейчас в республике благодаря усилиям общественности царит межнациональный мир, отсутствует религиозный фанатизм, и большинство населения надеется на демократические преобразования.
Но если люди будут разочаровываться во власти и терять надежду на то, что их чаяния услышат, инициатива может перейти к гораздо более радикальным лидерам из религиозной среды. В таком случае Адыгее грозит та же участь, которая уже постигла и другие мусульманские республики Северного Кавказа.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
«Это моя страна, моя Родина», — говорит Али Назран, слегка путаясь в склонениях по родам. По-русски темноволосый молодой человек лет 35-ти знает не так уж много, но эти слова для него как пароль. Он приехал в республику Адыгея четыре года назад, когда в Сирии началась гражданская война. За ним мигрировала вся семья — мама, папа и брат. Они купили небольшую дачу и поселились в ней.
