Примерно 40 лет назад, когда еще существовал Советский Союз и стояла Берлинская стена, агенты КГБ провели обыск в квартире одного моего русского друга. Разумеется, они нашли то, что искали, а именно его богатую коллекцию самиздата — незаконно напечатанных книг и журналов. Агенты долго копались в них, а затем один из них обнаружил запрещенную копию самой известной книги Роберта Конквеста (Robert Conquest) «Большой террор» («The Great Terror»). «Отлично, мы уже давно хотели прочесть эту книгу», — сказал он.
Сегодня нам крайне сложно представить себе обстоятельства, необходимые для того, чтобы понять суть той сцены. Может ли кто-нибудь моложе 30 вообразить себе мир без спутникового телевидения и интернета, мир, в котором телевидение, радио и границы патрулировались настолько тщательно, что можно было помешать огромной стране прочесть одну единственную книгу? В том мире можно было контролировать и искажать историю этой страны — искажать настолько сильно, что ее собственные граждане не имели никакой возможности узнать правду от своих собственных писателей, пишущих на их родном языке. В Советском Союзе всегда существовал огромный разрыв между официальной версией прошлого и теми историями, которые люди узнавали от своих родителей и прародителей. Этот разрыв и несоответствия заставляли людей самостоятельно искать правду, пытаться узнать, что происходило на самом деле — даже тех людей, которые работали на КГБ.
В 1940-х годах Конквест, который умер на этой неделе в возрасте 98 лет, решил посвятить свою жизнь устранению этого разрыва. Впервые он приехал в СССР в 1937 году (я однажды слышала, как он рассказывал об этом группе молодых скептически настроенных ученых), и большую часть Второй мировой войны он провел в чине офицера британской разведки, работая на Болгарию. Именно тогда он начал ненавидеть не только преступления советского режима, но и ту ложь, которой режим себя окружал — особенно тогда, когда эту ложь повторяли на Западе.
История Советского Союза была не единственной страстью Конквеста. Он также был поэтом — его незаконченные мемуары носят название «Две музы» («Two Muses»). Неудивительно, что две его самые известные книги — «Большой террор» (1968), посвященный чисткам и показательным процессам эпохи Сталина, и «Жатва скорби» («Harvest of Sorrow», 1986) о Голодоморе на Украине — поражают читателей не только теми фактами, которые он в них изложил, но и глубоким пониманием человеческой природы. Отчасти это объясняется тем, что Конквест собирал истории и цитировал эмигрантов и дезертиров, к мнению которых в то время не прислушивались, считая его предвзятым. Эти люди не разбирались в большой политике, они не понимали, что они были всего лишь безликими жертвами на пути к коммунистической утопии.
«Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц», — говорили апологеты Сталина. Но Конквест обратился напрямую к жертвам истории, чтобы те объяснили ему, почему, к примеру, в Советском Союзе Сталина огромное число людей сознавались в преступлениях, которых они не совершали. В «Большом терроре» он цитирует слова одного заключенного: «После 50 или даже 60 допросов, когда лишают тепла, еды и даже сна, человек превращается в автомат — глаза блестят, ноги опухли, руки трясутся. В таком состоянии он зачастую сам начинает верить, что он виновен». В последние два десятилетия данные из рассекреченных архивов позволили писать о сталинизме в ином ключе. Они также доказали, что изменники, дезертиры и эмигранты — как и Конквест — правильно оценивали происходящее.
Сегодня стало гораздо сложнее препятствовать распространению книг. Идеи и информация перемещаются со скоростью клика компьютерной мыши. Но это не мешает попыткам авторитарных правителей искажать факты и историю новыми способами. Некоторые из них пытаются контролировать интернет: файервол Great Firewall of China фильтрует не только то, что китайские пользователи могут видеть, но и то, что они могут искать. Другие прибегают к дезинформации, наводняя интернет сфабрикованными фактами: после крушения самолета МН17 Малазийских авиалиний на востоке Украины в прошлом году российский режим сочинил не одну ложь, а десятки об этом трагическом событии — одна абсурднее другой. Сегодня стало невозможно победить большую ложь при помощи одной единственной книги. Но наш мир как никогда прежде нуждается в творческом потенциале и мужестве Роберта Конквеста.