Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Современный человек больше боится змей и пауков, чем электрических розеток или автомобилей, хотя сегодня, скорее, они представляют реальную угрозу. Дэвид Басс в своей книге «Эволюционная психология» приводит это как один из примеров того, что многие наши страхи и предпочтения уходят своими корнями в каменный век.

Современный человек больше боится змей и пауков, чем электрических розеток или ездящих по улицам автомобилей, хотя сегодня, скорее, они представляют реальную угрозу.

Дэвид Басс (David Buss) в своей книге «Эволюционная психология» приводит это как один из примеров того, что многие наши страхи и предпочтения уходят своими корнями в каменный век. Понять, сколько общего у мозга современно человека с мозгом охотников и собирателей помогают социологи, генетики, антропологи, приматологии, археологи и историки. Важные факты помогает обнаружить также наблюдение за современными племенами охотников и собирателей, чья жизнь напоминает существование наших предков. У каждого из этих источников есть свои сильные и слабые стороны: например, археологические не обманывают, но их очень мало, а психологические и социологические данные легче подтасовать. Чтобы сделать обобщающие выводы, следует учесть исследования специалистов всех отраслей.

Во-первых: выжить

Согласно так называемой охотничьей гипотезе, основным импульсом для развития человека стала охота, которая положила начало изменениям в биологии, поведении и социальной жизни. Употребление в пищу мяса изменило строение пищеварительного тракта, сделало более прочной эмаль зубов и обеспечило организм необходимыми для развития витаминами А и B12. Развитию нашего мозга, как полагает антрополог Ричард Рэнгем (Richard Wrangham), благоприятствовала более калорийная, подвергшаяся термической обработке пища, а также потребность в использовании инструментов. Взаимодействие и организованность охотников каменного века превратилась в зачаток иерархии все более сложных социальных образований, укрепила межчеловеческие связи и способствовала развитию языка, культуры и религии. Психологи уверены, что именно благодаря охоте появились альтруизм и дружба. Как говорит гипотеза щедрости, если кому-то везло с добычей, и он не мог сам съесть все мясо, ему было выгодно поделиться им с соседом в надежде на то, что тот однажды предложит разделить собственную добычу или позаботится о детях дарителя. Человек не гнушался также остатками мяса, брошенного хищниками, о чем свидетельствуют каменные орудия, служившие для освежевания и следы на костях.

Исследования также показывают, что некоторые племена охотников и собирателей получали больше калорий не от охоты, а из растений, сбором которых занимались женщины. Но, как говорит большинство ученых, охотничья гипотеза лучше объясняет многие элементы социально-психологических изменений.

Недавно на страницах журнала Science антрополог Марк Дибл (Mark Dyble) из Университетского колледжа Лондона заявил, опираясь на свои исследования двух народов из Африки и с филиппинского острова Лусон, что цивилизационный скачок человечества произошел благодаря принципу равноправия полов, который работает в племенах охотников и собирателей. Это становится возможно, когда женщины добывают столько же пищи, сколько мужчины. В племенах, которые живут в более суровом климате, это сделать сложно, поэтому и позиция женщин оказывается там ниже. Так что эгалитаризм затрагивает не всех охотников и собирателей в равной степени.

Помимо метода добычи пропитания нашим предкам был очень важен выбор места обитания: легкий доступ к пище и воде гарантировал репродуктивные успехи. От этого явления у нас осталось положительное влияние природных красот на самочувствие и психику. Но вода, буйная растительность, мягкий климат привлекали также тех, кто мог представлять для человека опасность. Поскольку выживание стоит на первом месте, многие сохранившиеся до сих пор страхи связаны с такими созданиями, как ядовитые пауки или опасные змеи. По тому же принципу нас пугает темнота и звуки, которые издают охотящиеся хищники, а маленькие дети боятся чужих мужчин. Кроме того человек испытывает отвращение к экскрементам, которые могут быть источником паразитов и возбудителей болезней, не любит ассоциирующийся с ядовитыми вещами горький вкус, запах гнили или плесени, сигнализирующий, что пища несвежая. Психологи предполагают, что утренняя тошнота у беременных и их чувствительность к запахам — это тоже результата биологической адаптации: женщины таким образом лучше выявляют опасные для плода продукты, а рвота способствует выведению токсинов. «Чтобы некоторые поведенческие привычки изменились, возможно, понадобится пять-десять тысяч лет. При этом большинство адаптационных механизмов, которые помогали нам выжить, уходят корнями в глубокую древность, — говорит эволюционный психолог Петр Сороковский (Piotr Sorokowski) из Вроцлавского университета. — Это касается также механизмов, призванных обеспечить репродуктивный успех».

Во-вторых: хорошие гены

Передача своих генов, а, значит, репродуктивный успех, зависит от выбора партнера. Исследования Дэвида Басса, который изучил около 40 разных культур, показывают, что оба пола повсюду придают большое значение любви, которая значительно повышает шансы на прочность союза. Требования к партнеру при этом отличаются. Хотя человеческая психика формировалась миллионы лет, а мы теперь живем в совсем другом мире, где существует равноправие, а женщины контролируют свою фертильность, эволюция все же выделяет женский пол, который придирчиво относится к выбору пары. Женщины ищут состоятельного партнера с высокой позицией, который одновременно будет заботливым, щедрым и трудолюбивым. Мужчины могут использовать две стратегии: остаться с одной женщиной, чтобы получить постоянный доступ к сексу и помогать ей воспитывать общих детей, что обеспечит уверенность в отцовстве и лучшую выживаемость потомства. Или обращать внимание на юный возраст и здоровье женщин, пытаясь оплодотворить как можно больше партнерш, но рискуя при этом, что некоторые дети, воспитывающиеся матерями в одиночестве, не выживут.

Демонстрация молодости и здоровья — это внешний вид: белые зубы, подвижность, гладкая кожа. Пропорции тела могут быть разными. В первобытных племенах мужчины, например, не любят слишком худых женщин, и не всегда делают выбор в пользу тех, кто уступает им по росту. Исследования Петра Сороковского в намибийском племени химба показали, что примерно 30% мужчин предпочитают более высоких партнерш, возможно, потому, что они сильнее и могут лучше работать. В Папуа — Новой Гвинее вопреки распространенному правилу, что мужчины обычно выбирают женщин с более светлым оттенком кожи, сильный пол предпочитает более смуглых дам. «Наши исследования также показали, что концепция уродливости более универсальна, чем концепция красоты. Например, папуасы из племени яли, когда им предложили фотографии польских мужчин и женщин, отбирали как непривлекательные те же самые лица, что поляки. Интересно, что традиционные народы, особенно местные женщины, как и дамы из западных обществ, очень заботятся о своей красоте. Женщины из племени химба рассказали, что тратят на ежедневной утренний туалет до трех часов. СМИ на них в этом плане не давят, значит, это не новое явление, а старый адаптационный механизм».

Из-за риска сомнений в отцовстве мужчины ценят в кандидатках на роль жены верность и целомудрие (эти черты уже не так важны для временных любовниц). Одновременно они ведут себя собственнически по отношению к своим женам и агрессивно к потенциальным соперникам. Во всех культурах отцов уверяют, что новорожденный похож на них или кого-то из их семьи, тогда они занимаются ребенком охотнее. Биология здесь в очередной раз проявляет хитрость: статистически дети в первый год жизни, действительно, больше похожи на отца, чем на мать. Сомнения в отцовстве имеют такие сильные корни, что в некоторых культурах работает так называемое непрямое наследование: мужчина передает накопленные ресурсы не своим детям, с которыми у него общая половина генов, а детям сестры — с которыми его объединяет лишь четверть генов. 

Мужчины запрограммированы на беспорядочный секс, поэтому во многих культурах у них может быть много женщин: очередных жен или любовниц. Чаще это свойственно пастухам, чем группам охотников и собирателей, в которых царит большее равноправие. «Научные изыскания, однако, показывают, что с женской перспективы иногда выгоднее быть одной из жен богача, чем единственной женой бедняка», — рассказывает археолог Марчин Пшибыла (Marcin Przybyła) из Ягеллонского университета, автор книги «Теория эволюции в археологических исследованиях древних обществ». Он добавляет, что в археологии имущественные диспропорции, существовавшие в том или ином обществе, определяют на основании количества богатых могил женщин и мужчин в захоронении. «С многоженством мы можем иметь дело там, где встречаются богатые могилы и мужчин, и женщин. При этом могил мужчин, принадлежащих к немногочисленным членам элиты, относительно мало, зато много солидных женских захоронений рядом с их супругами. Это чаще заметно на раскопках поселений культур, которые считаются пастушескими».  

Многоженство приживается там, где у мужчин есть больше возможностей прокормить многочисленное потомство и накопить состояние, которое они могут передать наследникам. Пастухам, которые могли увеличить свои стада, было легче это сделать, чем живущим одним днем охотникам и собирателям или крестьянам, которые не могли бесконечно делить на части свои поля. Однако последние исследования показывают, что различия в позиции женщин в разных культурах объясняются не только типом хозяйствования в конкретной культуре.

В-третьих: стратегия размножения

«Многие психологи-эволюционисты долго недооценивали влияние культуры на эволюцию поведения, однако появляется все больше доводов в пользу того, что оно очень существенно, — подчеркивает Петр Сороковский. — Например, папуасы племени яли в отличие от других народов такого типа после зачатия первого ребенка живут отдельно и несколько лет воздерживаются от сексуальных контактов. Это адаптационный обычай, так как смертность в семьях, где дети появлялись на свет каждый год, превышала 30%».

Состоятельные общества, которые развиваются благодаря колонизации новых земель, отличаются большим естественным приростом, тогда как у племен, живущих в трудных условиях, детей не так много. Они умирают от недоедания, а женщины после очередных родов сталкиваются с инфекциями, которые ограничивают фертильность. Регулирование перерывов между родами — это лишь один из способов увеличить шансы детей на выживание.

«Определенной стратегией служит регулирование пола отпрысков посредством детоубийства или недостаточного ухода за детьми какого-то пола, — рассказывает Марчин Пшибыла. — Например, у подчиняющегося масаям племени мукогодо ценятся дочери, потому что благодаря замужеству они могут продвинуться вверх по общественной лестнице и, следовательно, получить шансы на относительно безопасное материнство. При исследовании доисторических захоронений, можно обнаружить, что в менее зажиточных обществах среди молодежи был значительный перевес девушек. Это значит, что мальчики гораздо чаще умирали в раннем детстве, потому что за ними меньше следили».

Даже в западном мире, где выживаемость младенцев всегда была гораздо выше, очень долго не оставляли или убивали слабых и больных детей. Родители более охотно вкладывали силы в здоровых детей, у которых было больше перспектив передать гены дальше. Хотя сейчас мы стараемся сохранить жизнь всем детям, явление детоубийства не исчезло, и в нем можно усматривать определенные биологические корни. Жертвами становятся обычно новорожденные или младенцы, а убийцами выступают или очень молодые одинокие матери, которые могут родить еще детей, или их партнеры, которые не хотят инвестировать в чужие гены (некоторые племена разрешают женщине вступить в новый союз, только если она избавится от детей, появившихся в предыдущем).

С одной стороны, существующее в культуре представление о злой мачехе и отчиме можно понять с биологической точки зрения. С другой, уже в глубокой древности практиковалось прагматичное усыновление. До сих пор на некоторых островах Тихого океана 30% детей воспитывается у приемных родителей: их отдают бездетным теткам или богатым соседкам. «Идущая вразрез с эволюционными концепциями практика неродственного усыновления переживает ренессанс во всем мире. Это связано с тем, что до сих пор на свет появляется много нежеланных детей, одновременно увеличивается группа людей с бесплодием, у которых есть естественная потребность заботиться о потомстве. Это очередной пример, как биология влияет на культуру, а культура — на биологию», — говорит Петр Сороковский.

В-четвертых: свой — это свой

Следующая полученная от предков и биологически закодированная в нас черта — это кумовство. У первобытных племен взаимодействие с родственниками — обычная практика, но на Западе за пределами личной сферы такое поведение осуждается. Однако лишь официально, потому в реальности семейные связи, например, на рабочем месте — это явление нередкое. В каждом обществе основа таких отношений одна: они увеличивают репродуктивные шансы членов нашей семьи. Альтруистическое поведение не обязательно распространяется только на «братьев по крови», ведь мы становимся донорами крови, костного мозга, подаем милостыню. «Мозг награждает нас за сотрудничество с другим, даже незнакомым, человеком чувством удовлетворения. Это тоже наследие эпохи охотников и собирателей, когда было важно делиться пищей, — говорит Марчин Пшибыла. — Сейчас идея обмена продолжает работать, только на совсем других принципах и в других сферах, например, в интернете. Это показывает, как трансформируются сформировавшиеся на предыдущих этапах эволюции схемы».

Почему мы так легко адаптируем культурно и биологически обусловленное поведение к новым обстоятельствам? «Потому что люди относятся к культурным явлениям, как к своим генам, — объясняет Пшибыла. — Американские антропологи Роберт Бойд (Robert Boyd) и Питер Ричерсон (Peter Richerson) приводят в качестве примера ученых, которые отказываются от генетического воспроизведения и сосредотачиваются на увеличении количества публикаций, которыми они наводняют мир, как будто это их гены».

Современный homo sapiens многое унаследовал от охотников и собирателей каменного века. Но повторяя схемы их действий, он дополняет их и приспосабливает к новым условиям. То, что мы продолжаем бояться пауков больше, чем автомобилей, делает нас не пещерными людьми, а теми, кто умеет использовать опыт выживания древних предков. Однако незыблемых схем не существует. Если даже принять, что человек всегда хотел выжить и оставить в мире свои гены, моделей, каким способом он может этого добиться (как выбрать партнера, устроить семейную жизнь, сколько завести детей), мы унаследовали великое множество.