В 1552 году император Карл V осадил Мец. Сильная армия численностью 50 тысяч человек должна была отвоевать у французов Свободный Имперский город. Осада началась в ноябре, а завершилась в январе 1553 года. К тому времени армия потеряла половину своих солдат. 10 тысяч человек стали жертвами болезней, например, цинги и тифа, 15 тысяч погибли в боях либо умерли от полученных ранений, или солдаты дезертировали. Иногда в день погибало 200 человек.
С помощью этого яркого примера американский историк Лауро Мартинес (Lauro Martines) показывает, какими хрупкими структурами были европейские армии в эпоху раннего Нового времени. В своей новой книге «Кровавый век» (Blutiges Zeitalter) он повторяет путь армий Европы, пройденный ими в войнах и сражениях, пока не возникла сила, которая смогла наконец навязать солдатам свою волю и превратить солдатню в дисциплинированные войска. Сила эта — современное государство. Таким образом, Мартинес выбирает увлекательную перспективу.
Армии XVI и XVII веков были, «несмотря на всю показную воинственность, хрупкими образованиями». Грубая физическая сила, которую они применяли в отношении тех, кто не являлся комбатантами, являлось, «по сути, лишь признаком слабости. Солдаты грабили и мучили невинных людей, поскольку их собственная жизнь так часто висела на волоске, причем не из-за участия в боях, а ввиду слабого здоровья».
Цифры, которые приводит Мартинес, говорят сами за себя. В середине XVII века уровень смертности во французской армии в год достигал 25%, и это в мирное время. Смертность гражданского населения, напротив, составляла 3-4% в год, в отношении молодых мужчин эта цифра была еще ниже.
В апреле 1528 года французская армия осадила Неаполь. В июле в лагере начался тиф. Согласно некоторым источникам, из 25 тысяч человек остались 4 тысячи, но и они были уничтожены после потери испанцев, державших оборону. Почти 100 лет спустя имперский фельдмаршал Валленштейн повел войско — 20 тысяч солдат — из Цербста в Саксонии-Ангальт в Ольмюц в Моравии. За 22 дня, проведенные в пути, войско прошло путь длиной 600 км. Цена — три четверти армии. Цифры, которых не было даже в XX веке, в котором Сталинград стал синонимом погибшей армии.
Даже если количество дальнобойного стрелкового оружия — винтовки и пушки — в армиях раннего Нового времени неуклонно росло, большинство солдат умирали не на поле боя, а по дороге к нему. Происходило это хотя бы из-за гигиенических условий.
По подсчетам, войско Валленштейна, которое он возглавлял в 1632 году во время похода против Швеции, насчитывало 100 тысяч человек. 50 тысяч солдат и столько же лиц, которые сопровождали солдат. Они «производили» по меньшей мере четыре тонн экскрементов в день в добавок к навозу 45 тысяч лошадей — идеальная среда для возникновения крыс, насекомых и возбудителей болезней.
Худшими врагами солдат были также чума, тиф и дизентерия. За счет сравнения маршрутов, которыми следовали войска, исследователи смогли показать, что армии были «ходячими городами», которые играли роль двигателя эпидемий чумы и других инфекционных заболеваний. Блохи могли преодолевать большие расстояния и «находили» идеальные условия для размножения в гарнизонах, в которых зачастую несколько солдат делили одну постель.
Инфекционные болезни являлись также причиной того, что национальная вначале армия шведского короля Густава Адольфа II в 1630 году была уничтожена за короткое время. Молодые крестьяне из Скандинавии обладали гораздо менее выраженным иммунитетом против инфекций, чем солдаты, сумевшие выжить в городах центральной и южной Европы.
Вскоре «пробелы» в войсках пришлось заполнять за счет наемников, что обеспечило армиям очередную проблему: солдаты были верны казначею. Пока деньги выплачивались в достаточном количестве и своевременно, мораль оставалась прекрасной. Но если дела обстояли наоборот, начиналось дезертирство.
Если ставка делалась, как например, в Англии, не на добровольный призыв, а на принудительный, развал армии начинался еще по пути к тренировочному лагерю. «Большинство из них либо хромые, больные, слабые, либо гнусные негодяи. Лишь у немногих есть одежда: мелкие, слабые, измученные голодом тела, которых забрали прямо с ярмарок и улиц, чтобы они заняли места лучших мужчин, которых оставляли дома», — рассказывает один из современников. Нормальной считалась потеря 20% рекрутов.
Это обстоятельство могло быть преимуществом: ведь каждый день приходилось заботиться о достаточном снабжении войск. Армии в буквальном смысле «съедали с потрохами» территорию, по которой они перемещались. Если несколько армий шли по одному и тому же пути — что нередко могло случиться во время войны — те, кто первыми оказались на территории, забирали все запасы. Солдаты в поисках еды могли, угрожая оружием, взять все, что они хотят. Но если ничего уже не было, им тоже приходилось страдать от голода.
Голод, не считая жалованья, приводил, прежде всего, к тому, что армия быстрее сокращалась из-за дезертирства, чем от эпидемии. Из 45 тысяч человек, с которыми Густав Адольф пребывал в Нюрнберге в 1632 году, только за три недели исчезли больше 11 тысяч. Другие бунтовали. В испанской армии фландров в период с 1570 по 1606 год произошло 45 случаев бунта.
Другой проблемой была логистика. Лошади были дороже людей. В них нуждалась кавалерия, офицеры и огромный обоз. Каждая лошадь «требовала» 10-15 кг корма в день, и его нужно было еще найти. В Нидерландах в 1646 году хорошая кавалерийская лошадь стоила в более чем два раза дороже чернокожего раба на галерах, или в 12 раз дороже ирландского пехотинца. Впрочем, это указывает и на то, каким был авторитет рядовых пехотинцев.
В таких условиях зачастую не было необходимости в битве, чтобы погубить армию. И без того полководцы не торопились подвергать свой чувствительный и дорогостоящий боевой инструмент опасности, исходящей от сражения. Постоянное маневрирование могло быть достаточным для того, чтобы болезни, голод и дезертирство буквально «растворяли» войска.
Князя раннего Нового времени были вынуждены продумать план по обеспечению стабильности инструментов, позволяющих сохранить власть. В итоге появились государство, улучшенная налоговая система, которая «заботилась» о регулярных и высоких доходах, развитие экономики и, как результат, новые источники денег, чиновничество, бравшее пример с дисциплины солдат и имевшее возможность обеспечить снабжение последних. Армии, в свою очередь, представляли собой ключевой инструмент князей, который позволял им защищать властные амбиции в отношении дворянства и других групп общества.
К 1700 году — год, которым завершается исследование Мартинеса, — Людвиг XIV из Франции уже несколько лет как был в состоянии вооружить 400 тысяч солдат, снабжать их и отправлять на войны. За сто лет до этого войска считались чрезмерно крупными, если они насчитывали четверть этой цифры, и достаточно часто «умирали» прежде, чем добивались своих целей.
Конфликты, в ходе которых такое происходило, — в особенности Тридцатилетнюю войну — называли «государствообразующими войнами». Следовательно, не государство являлось зачинщиком войн, а его несовершенство и лабильность в том, что касается обеспечения армии и способности добиться от ее представителей лояльности. Только когда такие личности как Людовик XIV были в состоянии представлять всемогущее государство, дворянство и другие группы общества, военные и города были приведены в порядок, при котором армии не разваливались непосредственно после первого кризиса.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В своей новой книге «Кровавый век» американский историк Лауро Мартинес показывает, какими хрупкими структурами были европейские армии в эпоху раннего Нового времени. Он описывает их путь, пройденный в войнах и сражениях, до тех пор, пока не возникла сила, которая смогла наконец превратить солдатню в дисциплинированные войска. Сила эта — современное государство.
