Хотя потрясения в китайской экономике напрямую отразились на биржевых площадках по всему миру, отсутствие ответа Европы в плане валютной политики сыграло бесспорную роль. В отличие от Китая и США, ЕЦБ никак не реагирует на нынешние перемены в экономике.
Atlantico: Последние несколько месяцев рынки сырья и развивающихся стран несут большие потери (с июня китайский биржевой индекс упал на 37%). Грозит ли чем-то эта ситуация европейской экономике? Ставит ли она под сомнение прогнозы по росту в Европе и Франции? Может ли все это перекинуться на другие государства?
Николя Гецманн: В этом кризисе нужно провести черту между двумя моментами. С одной стороны, это реалии спада в Китае, на рынках сырья и развивающихся стран. С другой стороны, это потенциальная реакция Европы и других экономических зон для противодействия сложившейся ситуации.
Обвал европейских бирж 24 августа стал следствием происходящего в Китае, однако говорит он и об отсутствии ответных мер со стороны европейцев. Тревогу на рынках вызвало именно оно, складывается впечатление, что Европа даже не пытается защитить себя. Баланс сил изменился. Если финансовый рынок обваливается в нынешних экономических условиях, это означает, что они оказались чересчур ограничительными. Властям же необходимо приспосабливаться к новому раскладу. От бездействия становится только хуже. Поэтому риск распространения критической ситуации вполне реален. Стоит взглянуть хотя бы на резкий рост курса евро, который на последних торгах поднялся с 1,10 до 1,16 доллара. Бездействие ЕЦБ отрицательно влияет на экономику всей еврозоны.
Кроме того, Европа выстраивается на основе экспортной модели, что делает ее зависимой от экономической деятельности за пределами ее границ. Та же Германия, например, отправляет на экспорт половину своего ВВП, что грозит ей ощутимыми последствиями в связи со спадом роста в Китае: с июня немецкая биржа уже потеряла 20%. Прогнозы роста в Европе и Франции тоже, вероятно, пересмотрят в сторону понижения (пока что в разумных пределах), потому что ряд появившихся недавно красноречивых признаков (например, спад на 3,8% мирового сталелитейного производства) не сулит ничего хорошего промышленной деятельности.
Интересно будет посмотреть и на реакцию США: им, возможно, придется пересмотреть объявленный несколько месяцев назад курс на повышение ставок. Спад американского биржевого индекса можно рассматривать как сигнал изменения политики Федеральной резервной системы.
Филипп Вехтер: Не стоит путать экономическую динамику с чрезвычайной волатильностью бирж и сырьевых рынков. Мы видим, что темпы развития мировой экономики снизились, и что сейчас не существует достаточно мощной движущей силы, которая могла бы дать ей толчок. Это было ясно еще недели назад. Ни о чем новом тут говорить не приходится. В прошлом эту роль играли США, а после них — Китай. В нынешнем цикле это им уже не по силам.
Признаки слабости в Китае возникли несколько дней назад: речь идет об изменении курса валюты. Перемены в экономической деятельности в стране беспокоят китайские власти куда больше, чем казалось. В перспективе общий рост пойдет на спад, и власти не в состоянии поддержать его темпы.
Далее нельзя не отметить очень жесткую коррекцию на китайской бирже. Раздувшийся там пузырь лопнул 12 июня, когда власти изменили условия доступа на рынок. Удар оказался изначально очень сильным, но руководство постаралось его смягчить. Это привело к серии мер (запрет продавать при определенных условиях, форсированные закупки), которые удерживают китайские котировки на искусственно завышенном уровне. Как бы то ни было, это не всегда становится преградой для иногда весьма жестких тенденций, которые распространяются на волне неопределенности.
Подобная нестабильность китайской биржи толкает к самоизоляции и означает для инвесторов необходимость поумерить прогнозы, потому что общий рост будет ниже. Сочетание двух факторов порождает сильнейшую волатильность, как это было видно в понедельник.
Тем не менее воздействие на европейскую экономику не обязательно окажется таким существенным, как это себе можно представить. Низкий рост сопровождается серьезным спадом цен на нефть, который повысит покупательную способность населения и увеличит маржу предприятий. Воздействие на рост может быть положительным. Французского потребителя куда больше волнует покупательная способность, нежели колебания биржевых котировок.
В то же время, если спад на рынках затянется, это может отрицательно сказаться на настроениях потребителей и подтолкнуть их к накоплению сбережений из предосторожности. На это нужно обязательно обратить внимание при оценке потенциальных последствий на бирже.
Дело в том, что прямое воздействие окажется не столь уж значительным. В прогнозах экономистов уже говорилось о спаде роста в Китае по сравнению с 2014 годом. Иначе говоря, он в значительной мере уже учтен в оценке перспектив Европы и Франции.
— Способна ли сегодня Европа эффективнее отреагировать на международный кризис по сравнению с тем, что было в 2008 году?
Николя Гецманн: Во время кризиса 2008 года европейские власти только ухудшили ситуацию, повысив процентные ставки, несмотря на уже начавшийся в мире спад экономической деятельности.
Угодив в ловушку ложных признаков инфляции, ЕЦБ под руководством Жана-Клода Трише принял в корне противоречившие необходимым решения. С точки зрения институтов у нас ничего не поменялось, и подобная ошибка все еще возможна. Однако в целом обстоятельства сейчас другие.
В 2008 году развивающиеся страны поддерживали рост цен на сырье, что и стало причиной ошибки ЕЦБ. В 2015 году инфляция вновь стоит у отметки в 0%, а нынешний глава банка Марио Драги не кажется столь большим догматиком, как его предшественник. Тем не менее отсутствие на данный момент какой-либо реакции со стороны ЕЦБ пугает инвесторов. Пока что Европа продвигается вперед без страховки, хотя сложившаяся обстановка заслуживает хоть каких-то заявлений: власти должны показать, что реагируют на спад мировой экономики. Но мы все еще этого не видим. Самая большая сложность в том, что смягчение условий в валютной среде не может опираться на снижение ставок, потому что они и так находятся на минимальной отметке. Единственный вариант — новый план количественного смягчения. Осуществить его куда сложнее, чем простое снижение ставок, особенно с учетом больших сомнений северных стран. Но бездействие, повторюсь, влечет за собой не нейтральные, а негативные последствия.
Филипп Вехтер: Отличие от 2008 года заключается в том, что у ЕЦБ сейчас имеется куда большая свобода для маневра. Нужны инструменты, которые позволят в срочном порядке отреагировать в случае кризиса. ЕЦБ может сделать это быстро и эффективно.
— Способна ли Европа справиться с новым кризисом, учитывая слабость ее экономики в последние годы? Чем может грозить новый спад? В чем сейчас главные слабости европейской экономики?
Николя Гецманн: Сейчас Европа еще окончательно не пришла в себя, и поэтому справиться с новым кризисом было бы еще сложнее. Континент до сих пор не оправился после кризиса 2008 года, и время играет тут ключевую роль, особенно в ситуации с безработными. Новый кризис еще больше ударил бы по потенциалу роста еврозоны, привел к закрытию новых предприятий и отдалил перспективу занятости безработных. Производственные мощности сокращаются, и изменить тенденцию было бы под силу только долгому периоду роста с позитивными перспективами. В противном случае инвесторы будут все больше отворачиваться от континента, который не в силах найти ответ на вызовы мировой экономики. Самое серьезное в том, что Европа вовсе не обязательно должна прозябать в стагнации, однако ответ ее властей оказался не на высоте.
Филипп Вехтер: В макроэкономических условиях, о которых я говорил чуть выше, международная торговля развивается крайне медленно. Иначе говоря, не стоит ждать толчков к росту из-за границы. Если рост в еврозоне пойдет в гору, это будет связано в первую очередь со способностью ЕЦБ и правительств поддержать внутренний спрос. Спад цен на энергоносители посодействует этому.
Вопрос сейчас упирается в то, готовы ли европейцы принять решение по росту своей экономики, и существует ли для того общая воля. Прежде всего, это подразумевает сохранение гибкой политики ЕЦБ и национальных правительств так, чтобы не навредить потребителям и бизнесу.
Если европейцы готовы действовать в рамках такой общей динамики, рост сохранится и усилит воздействие спада цен на энергоносители. В прошлом он всегда положительно влиял на рост и экономическую деятельность в целом. Поэтому им нельзя пренебрегать.
— Какие реформы или шаги нужно предпринять, чтобы Европа смогла более эффективно реагировать на потрясения в мировой экономике?
Николя Гецманн: Нужно переоценить европейскую модель экономического роста, сделав чуть больший упор на внутреннем спросе, а не экспорте. Точно такая же проблема, кстати говоря, сейчас встает и в Китае. Страна завязла в модели с огромным перекосом в сторону экспорта. Но у нее есть серьезные ограничения, и китайские власти стремятся сместить баланс в сторону внутреннего потребления. Сложившаяся обстановка во многом зависит от способности Китая реализовать такие изменения. Если Европа хочет продвинуться вперед в этой области, ей следует разобраться со сложившейся «ордолиберальной» системой: в ней стабильность цен возведена в ранг безусловной догмы, а невмешательство в валютной среде занимает место религии. Марио Драги сделал несколько шагов в нужном направлении, но большая часть пути еще впереди. Полная занятость в качестве главной европейской задачи должна стать первым и главным камнем в фундаменте нового здания, позволить Европе вернуться к модели, которая главным образом опиралась бы на собственный, а не чужой спрос. Однако подобные кардинальные преобразования в еврозоне требуют большой политической воли, а Германия явно будет против. Поэтому надежды тут мало, но это все равно не причина опускать руки.
Филипп Вехтер: Нужна координация и сотрудничество в экономической политике, чтобы Европа смогла развивать внутренний спрос. В таких условиях ей было бы по силам добиться для себя большей независимости. Последовательность и согласованность — залог ее спасения.
