Арабская весна — европейская осень

Прибытие волны беженцев и иммигрантов не стало для Европы новым явлением. Европейские страны давно имеют дело с этим процессом, хотя на сей раз речь идет о большем масштабе. Может, в этом есть некоторая «пощечина судьбы». Сирийские дети, тонущие в море, группы беженцев из Ирака и Ливии, которые хотят для себя «лучшей жизни и не хотят очередной резни», все они бегут от кошмара, царящего в арабских странах, где люди ежедневно гибнут от рук властей или экстремистских группировок, таких, как «Исламское государство», а также от других банд, которые убивают и насилуют каждый день.

Достаточно посмотреть на несколько крупных европейских городов, чтобы понять, насколько значительна волна иммиграции из Сирии для европейцев, которые никогда не отличались особенной любовью к чужакам. Во французском Марселе на долю мусульман приходится около 35% от населения, в Барселоне — более 30%, в Брюсселе, столице Европейского союза, в британском Лутоне, голландских Роттердаме и Амстердаме, шведском Мальмё — более 25%. И это только легальные иммигранты из арабских государств. По другим оценкам, их реальное число еще больше. И надо добавить к этому постоянно увеличивающуюся волну иммигрантов из арабских и мусульманских стран в Европу — сегодня из Сирии, до того из Турции и Алжира, а также высокий уровень рождаемости в среде иммигрантов. Даже если прирост ниже, чем в странах исхода, все равно в мусульманских общинах рождаемость выше, чем в европейских странах, где она зачастую отрицательная. Например, в Великобритании средний показатель рождаемости — 1,8 детей (то есть, отрицательный, 1,8 детей на супружескую пару), тогда как в мусульманских семьях средняя рождаемость — 3.

Кто-то опасается будущего, кто-то ждет его с радостью. Но любой человек, у которого глаза на месте, понимает, что будущее будет значительно отличаться от всего, к чему мы привыкли. Образование критической массы иммигрантов в европейских городах уже дает о себе знать в виде изменений моделей поведения, как самих иммигрантов, так и городских властей. Пока беженцы составляют лишь отдельные проценты от общей численности населения, как минимум отчасти они очень благодарны просто за то, что их впустили, но по мере роста численности иммигрантской общины растут и их требования. Вот пример, и это не предсказание будущего, а описание настоящего: в некоторых английских школах преподаватели прекратили рассказывать о Холокосте, чтобы не задевать чувства мусульман, а вместо этого включены занятия о важном вкладе ислама в развитие математики и других наук. В Великобритании и Франции в мусульманских общинах существует «частная полиция», следящая за соблюдением норм шариата, а в Норвегии радикальные мусульмане призывают к получению автономии в Осло. Это не очень похоже на поведение беженцев, испытывающих благодарность за спасение от кошмара. У современных беженцев сложились свои приоритеты и требования, отчасти чрезмерные. Бухарест и Будапешт больше не считаются достойной альтернативой Алеппо. Вместо этого беженцы требуют Берлин, Лондон и Марсель, зная, что там их поддержит община, правозащитные организации и левые партии. Пока правые партии обращаются, в основном, к коренным европейским избирателям, левые, понимая демографические изменения, стараются привлечь иммигрантов через социальную политику и пособия.

Израиль, не связанный напрямую с ростом числа иммигрантов, направляющихся в Европу, испытывает на себе два последствия этого явления, негативное и позитивное. Негативное выражается, например, во многочисленных антиизраильских демонстрациях и в призывах бойкотировать продукцию из поселений за «зеленой чертой». Это самый широкий общий знаменатель. Иммигранты из мусульманских стран не отличаются единством, среди них есть шииты и сунниты, более религиозные и менее религиозные, и по многим вопросам у них разные мнения, но в одном они едины — все против Израиля. Возможно, только по палестино-израильскому конфликту у них существует полное единство мнений.

Каково же положительное влияние? Оно довольно значительно и, возможно, усилится. Евреи, живущие в европейских странах, понимают, что их место — не там. Если сегодня жизнь пока еще терпима, то насчет завтра такой уверенности уже нет. Если часть из них репатриируются в Израиль, то страна получит новых работящих и производительных граждан, которые усилят ее.