Размышления после чемпионата мира по легкой атлетике

На дворе стоял 1983 год, шел первый чемпионат мира по легкой атлетике в Хельсинки, и вот немец Вилли Вюльбек (Willi Wülbeck) возликовал, победив на дистанции в беге 800 метров и установив при этом рекорд Германии. Я испытал большое уважение к нему. Ведь даже совершенно не разбираясь в спорте, нетрудно себе представить, что это такое — бороться за звание самого лучшего в мире. Да, во времена холодной войны спорт высоких достижений был страстным и пламенным.

Рекорд Вилли Вюльбека до сих пор не побит, а я все еще смотрю чемпионаты мира по легкой атлетике — на этот раз в Пекине. От того, что я при этом вижу, мне скоро становится дурно. Вот бежит немецкий атлет Арне Габиус (Arne Gabius) — прекрасно, я его знаю. То, что он пробился в финальный забег — почти чудо. Он добежал до финиша, к нему подошел журналист, чтобы взять интервью, и он вдруг заговорил о недостатке уважения по отношению к спортсменам, выступающим здесь, — совершенно справедливо, как мне кажется. Атлеты по-прежнему остаются лучшими в мире, но еще в преддверии турнира появились разговоры о махинациях и допинге. А уже после начала чемпионата многие стали поднимать эту тему и вовсе на удивление открыто. Но был ли при этом какой-либо другой выбор? Есть общие подозрения. За последние 40 лет процент спортсменов, принимающих допинг, практически не изменился.

В 1975 году Арне Льюнгквист (Arne Ljungkvist), будущий председатель медицинской комиссии МОК, предал огласке информацию, что за два года до этого не менее 31% шведских легкоатлетов принимали анаболические стероиды. Такие препараты еще в 1970 году были признаны Международной федерацией легкой атлетики (IAAF) допингом, хотя эффект от их приема еще не был доказан. В 2015 году в докладе, составленном при участии представителей голландского антидопингового агентства, доля спортсменов, принимающих запрещенные препараты, была оценена в 14-39%. Как тогда, так и сейчас можно предположить, что реальные цифры значительно выше, однако многие спортсмены высшего уровня по-прежнему выступают «чистыми». Но что же тогда изменилось за последние 40 лет?

В этой связи примечателен антураж, окружающий спортсменов. Можно сказать, что спортивные медики — вроде меня — находились и находятся на виду, наряду со спортсменами. Вызывает, однако, вопрос, можно ли нас назвать специалистами «мирового класса». Спортивные врачи считаются «второсортными» медиками. Тот, кто готов взять на себя большую ответственность и заработать уважение тяжелейшей работой, не оставаясь при этом в тени других, вполне может стать хирургом. А спортивные журналисты? А чиновники от спорта? А эксперты по допингу? Список сомневающихся в том, окружают ли лучших спортсменов лучшие специалисты, которые работают настолько же самоотверженно, как и сами атлеты, долог. В первую очередь, для этого антуража за 40 лет изменилось количество денег, которое он может заработать. По неофициальным данным, ежегодный оборот этого рынка составляет порядка 120 миллионов долларов.

В 1983 году мы уважали спортсменов, а не их окружение. Возможно, это уже тогда могло бы стать неким настораживающим сигналом, потому что даже самый лучший в мире спортсмен не может развиваться независимо от среды, окружающей его. Напротив, за последние 30 лет спортсмены стали зависеть от нее намного сильнее, чем ранее. С каждым скандалом этот антураж становился все сильнее, потому что ему удалось воплотить в жизнь классический лозунг «пришел, увидел, победил» — в форме всевозможных комиссий, проверок и санкций, в ущерб спортсменам, но никак не самому себе. Особенно тяжело приходится спортсмену, когда дела его идут не очень хорошо. Это рефлекс, который спортивные функционеры в очередной раз продемонстрировали во время скандала на чемпионате мира.

В то время как атлет должен показывать не только хорошие спортивные результаты, но и — по крайней мере, здесь, в Германии — соответствовать совершенно особенным правилам «чистого спорта», антураж выставляет себя на посмешище — и в последние дни это проявилось наиболее отчетливо. Руководителям IAAF накануне выборов дарили дорогие часы, представителя Федерации легкой атлетики России, в последнее время погрязшей во всевозможных скандалах, с помпой избрали в Совет IIAF. Себастьян Коэ (Sebastian Coe) стал его председателем, нимало не утруждая себя объяснениями по поводу конфликта интересов, возникающего из-за его сотрудничества в компанией Nike, а также из-за деятельности его собственной консалтинговой фирмы. Чиновники из Кении и России, в адрес которых выдвигались довольно серьезные обвинения, вовсе не были отстранены от должностей, а по-прежнему продолжают работу.

Руководитель Всемирного антидопингового агентства WADA после публикации незадолго до начала чемпионата мира доклада предпочел утешить федерацию России вместо того, чтобы подумать о санкциях, потому что для избалованных успехом российских спортсменов провал в медальном зачете и без того стал беспрецедентным. При этом президенту WADA даже удалось найти виновного в лице немецкого телеканала ARD, выпустившего в эфир слишком скандальный репортаж в преддверии турнира.

Но позвольте! Как может один единственный репортаж настолько исказить положение в общем зачете турнира?! Ведь общий зачет является самым точным измерительным инструментом, с помощью которого наше министерство внутренних дел ежегодно обосновывает налоговые послабления для спорта высших достижений в размере около 140 миллионов евро. Главе МВД хочется, чтобы немецкие спортсмены в будущем завоевывали на 30% больше медалей. Мой список проявлений неуважения к спортсменам, который мы с окружения наших спортсменов переносим на них самих, можно было бы еще продолжить. Одно посмешище сменяется другим, проявления наглости следуют одно за другим. На атлетах наживаются все, кому не лень, а наши политики, очевидно, советуются с «гвардией», которая сама замешана в этой игре.

За много лет спорт превратился в своеобразный микрокосмос, весьма привлекательный для всевозможных крупных и мелких мошенников, желающих воспользоваться атлетами в своих интересах. Их широкие плечи, конечно, вполне могут вынести эту ношу. Но обязательно ли нужно быть плохим человеком, чтобы в этой суровой системе профессионального спорта легко и непринужденно извлекать выгоду для себя? Мне бы хотелось ответить на этот вопрос отрицательно. Ведь в некоторых странах мира с помощью небольшого количества нечестно заработанных денег можно спасать человеческие жизни. Так что выступать с обвинениями в адрес таких людей мне представляется не совсем справедливым. Мы просто знаем, что в таких ситуациях не бывает легких решений.

На протяжении вот уже четырех лет я располагаю информацией о всепоглощающей проблеме допинга, от которой страдают не только легкая атлетика и велоспорт. Вот уже три года я знаю, что в некоторых странах имеет место огромная проблема «допинга крови», факт применения которого легко доказать чисто статистически. В число этих стран входит Кения. Заставляет задуматься тот факт, что коллеги из Австралии теперь могут доказать, что свидетельства использования «допинга крови» у большинства спортсменов не заставили компетентные структуры провести более тщательные дополнительные тесты. Почему?

Однако еще более удручает то, что мне довелось узнать от разных спортсменов в частных беседах. Неадекватные условия допинг-тестов, которые еще больше провоцируют к приему допинга, потому что спортсмен так или иначе бывает в курсе, к примеру, планов контролеров по поводу отпуска, и точно знает, что в тот или иной период времени проверок не будет. Поэтому спортсмены, выступающие на дистанциях от 800 до 5000 метров, показывают свои лучшие результаты, как правило, на протяжении всего лишь шести недель в год, причем они превосходят их же результаты во все остальное время, на сумасшедшие 3-5%.

Федерации могут в последний момент изменять квалификационные критерии, чтобы определенные спортсмены, участвующие в определенных соревнованиях, на которых допинг-контроль не слишком строг, могли получить свой самый последний шанс. При этом, когда я задавал соответствующие вопросы спортивным чиновникам, все они отвечали по одному и тому же шаблону, вернее просто не давали ответа. Когда же я обратился по этому поводу в национальное антидопинговое агентство, что, строго говоря, стало для меня серьезным конфликтом интересов, от меня и вовсе потребовали принести официальные извинения. Однако после нынешнего чемпионата мира я точно знаю: такого рода информацию нужно незамедлительно сообщать следственным органам, причем вовсе не спортивным. Если кто в последние годы и добивался реальных успехов в борьбе с допингом и коррупцией в спорте, так это прокуроры и журналисты.

До скандалов, разразившихся на этом чемпионате, мы, стараясь улучшить свои результаты, лишь ухудшали их. Мне кажется, это происходило потому, что все мы участвовали в грязной игре — я ее называю «игрой в Бена Джонсона (Ben Johnson)», которая идет следующим образом. Потенциал изменений правил в борьбе с допингом не исчерпан. Однако эти изменения были крайне ограниченными — принимавшиеся решения касались лишь отдельных случаев. У политиков и юристов в наших рядах были и остаются основания действовать именно так. Для того чтобы сразу сотня спортсменов уровня Лэнса Армстронга (Lance Armstrong) отправилась под суд из-за приема допинга, нужны были бы по-настоящему серьезные решения. Псевдоидеалисты оправдывают такие частичные решения.

Логика при этом проста: если мы сейчас примем одно-два решения, то наш любимый спорт станет чище, но при этом не разрушится. «Игра в Бена Джонсона» чем-то походит на ситуацию, когда, к примеру, было бы изобретено чудо-лекарство против малярии, но его можно было бы использовать для лечения лишь каждого сотого пациента. Но что тогда будет делать возбудитель болезни? «Чистые» спортсмены чувствуют себя в такой ситуации загнанными в угол и просто вынужденными принимать допинг.

Необходимо признать, что профессиональный спорт, по меньшей мере, вследствие скандала, разразившегося перед чемпионатом мира, проявил себя с неожиданной стороны. Это отразилось даже на «священной корове» — общем медальном зачете. Печально, однако, что мы по-прежнему вынуждены гадать, был ли это лишь очередной раунд «игры в Бена Джонсона» или за положительными допинг-тестами действительно последуют сотни необходимых повторных проверок. То, что мы не располагаем соответствующей информацией, объясняется вовсе не только требованиями закона о защите данных. Напротив, спортсмены должны были бы сами настоять на частичном нарушении этих требований, чтобы мы получили более веские доказательства того, насколько эффективна борьба с допингом в действительности.

Ограничения прав личности лишь для того, чтобы доказать, что некая группа нечистых на руку людей с помощью волшебного слова «контроль» может добиться чего-то большего, нежели направления денежного потока в собственные карманы, более недопустимы. Ведь за пределами спорта наверняка есть поборники справедливости, не согласные с подобным положением вещей. Здесь эту роль, похоже, вновь берут на себя американцы, которые недавно затеяли «чистку» в ФИФА. При этом такая «чистка» нужна всему профессиональному спорту в целом.

Но спорту высших достижений нужно быть готовым еще кое к чему. «Железного занавеса» больше нет, мысли — даже мысли наших лучших спортсменов — теперь свободны, а мы живем в современном мире в эпоху информатизации, в котором некоторые спортивные функционеры, однако, все еще не научились пользоваться паролем к электронной почте. В этой связи возникает вопрос: что еще нам придется узнать в будущем?

Периклес Симон является спортивным врачом и специалистом по молекулярной физиологии в университете имени Иоганна Гутенберга в Майнце.