Астролог сказал бы, что Китай вступил в фазу астрального ада. Коммунистическая революция, в октябре 1949 года поставившая верховным лидером страны Мао Цзэдуна, готовится отпраздновать свой 66-летний юбилей. Но одна проблема, достаточно крупная, как и все, что имеет отношение к Китаю, грозит испортить праздник. 24 августа, в «черный понедельник», произошел обвал на фондовых биржах страны — самое значительное крушение на финансовых рынках со времен пузыря доткомов в 2001 году — а за ними последовали и другие мировые биржи. Обвалу предшествовали плохие новости: постепенное замедление экономики и девальвация китайской валюты, юаня, с потерями в 5 триллионов долларов США на мировых фондовых рынках. С 2012 года Китай пытается менять собственную модель роста, находящуюся в зависимости от государственных инвестиций и экспорта. Лозунг коммунистического режима теперь призывает так расширять внутренний потребительский рынок, чтобы страна из всемирной фабрики превратилась в торговый центр. Паника, распространившаяся по финансовому рынку, является признаком царящих во всем мире беспокойства и неопределенности по поводу нововведений. Будут ли встряски на биржах сопровождаться дальнейшим падением экономики Китая? В каком направлении движется страна? И куда Китай, на долю которого в 2014 году приходится 12% мирового роста, может утянуть мир?
Китай не переживает кризис — пока. Несмотря на вызванные потрясения в мировой экономике, обвал на китайских фондовых биржах - по сути не более, чем разрыв классического спекулятивного пузыря. За последние два года китайское правительство поощряло инвестиции на китайских фондовых биржах. Миллионы китайцев переместили свои деньги из недвижимости в акции. До июня этого года было открыто более 10 миллионов новых счетов для проведения операций на фондовом рынке, больше, чем в сумме за 2012 и 2013 годы. Профиль новых инвесторов, однако, выглядит довольно дерзко. Около двух третей из них оставили школу в возрасте до 15 лет. Почти 10% являются неграмотными. Более 60% планируют утроить свои доходы за несколько месяцев. Хуже того, большинство вкладывают средства в акции на заемные деньги при чрезвычайно низких процентных ставках, поддерживаемых правительством.
Стратегия китайского правительства заключается в том, чтобы поощрять потребление и превратить высокие сбережения китайцев (в настоящее время 51,5% от ВВП) в инвестиции в китайские компании. Все это предусмотрено в пятилетнем плане, представленном в марте 2012 года ЦК Коммунистической партии Китая. Речь идет об изменении, рассматриваемом как результат глобального экономического кризиса 2008 года. В то время за Китаем закрепился статус мировой фабрики, и он приближался к тому, чтобы стать крупнейшей в мире торговой державой. Однако глобальный кризис покачнул китайскую экономику. В 2009 году промышленное производство, за исключением строительного сектора, резко упало. Прогнозы роста снизились. Это стало шоком для успешной до той поры экономической модели Китая, ориентированной на производство для экспорта, дешевую рабочую силу, на заниженный обменный курс и крупное государственное инвестирование в промышленность и инфраструктуру, например, в строительство дорог и аэропортов. С того момента китайская КП решила перейти от экономики государственных инвестиций и промышленного производства к экономике внутреннего потребления и услуг.
В настоящее время Китай находится на самой середине переправы. Маневрировать вторым по величине лайнером мировой экономики — задача не из легких, на пути его ждут неизменные в этом случае ливни и бури. Любой вздох Китая, второй по величине экономики мира, отзывается на остальных, особенно на Бразилии, которая в последние годы приобрела зависимость от Китая. Поэтому за мерами, предпринимаемыми китайскими лидерами, тщательно следит вся глобальная экономика — в основном потому, что некоторые из них кажутся неустойчивыми. «Партия хочет и должна сделать государственные предприятия более эффективными, но их не следует подвергать полномасштабной конкуренции. Китайское правительство хотело бы дать больше свободы юаню, однако обеспокоено тем, что ослабление валюты спровоцирует отток капитала, — говорит экономист Дэвид Ли (David Li), профессор университета Цинхуа в Китае. — Все это вызывает опасения, что китайцы поменяют свои планы относительно экономики, основанной на потреблении, и вернутся к экспортной модели».
Особенности китайского режима не позволяют развеять беспокойство. Даже самые выдающиеся китаеведы из-за отсутствия прозрачности затрудняются предсказать, что именно произойдет в Китае. Сложно выведать планы и пожелания китайских лидеров, прочно засевших в политбюро китайской коммунистической партии. «Что кроется за девальвацией юаня? — спрашивает Дэниэл Розен (Daniel H. Rosen), основатель консалтингового агентства RHG и бывший советник президента Джорджа Буша по Китаю и Азии. — Было ли это частью ставки Пекина на то, чтобы протолкнуть свои экономические реформы? Или это была антиреформа для удержания сокращающихся показателей экспорта из Китая? Никто не знает».
Когда китайские стратеги набрасывали свой пятилетний план и обдумывали экономические изменения, они, вероятно, не учли реальные проблемы. Чтобы осуществить этот новый этап китайского капитализма, уменьшение веса промышленного сектора в экономике должно быть компенсировано пропорциональным ростом сектора услуг. Только вот этот переход не так прост и требует серьезных реформ. Многие услуги, как, например, финансовые, по-прежнему контролируется государством, и открытие их для частной инициативы сталкивается с сопротивлением государственной бюрократии, которая не желает терять свои привилегии. Также отсутствуют развитые рыночные институты, такие, как Комиссия по ценным бумагам и биржам (SEC), шериф фондовых рынков США.
Еще одна проблема в Китае — это так называемая ловушка среднего дохода. В последние десятилетия экономисты наблюдают за поведением десятков бедных стран, которые мигрировали в экономику со средним уровнем дохода. Китай и Бразилия входят в эту группу, включающую в себя страны, где ВВП на душу населения составляет от 3 до 16 тысяч долларов США. Это страны, экономика которых засвидетельствовала стремительный рост при переходе от аграрной к индустриальной матрице. Между тем, по достижении зрелости основной отрасли они не способны расти так же быстро и, в итоге, могут переживать даже застой. Страны стали слишком дорогими, чтобы на сырьевом рынке конкурировать с бедными странами, и в то же время не достигли достаточного технологического развития, чтобы меряться силами с более инновационной промышленностью богатых стран. Ловушка возникает как раз в самом конце пути, когда ВВП на душу населения достигает 11-13 тысяч долларов США: уровень доходов, на котором Китай находится сегодня.
По мнению экономистов, изучающих феномен, чтобы избежать ловушки среднего дохода, требуются инвестиции в передовую технологическую инфраструктуру, качественное высшее образование и финансирование интернационализации местной промышленности. В отношении первых двух факторов Китай проделывает большую работу по сравнению с другими развивающимися экономиками, такими, например, как Бразилия. Задача интернационализации оказывается сложнее. Ввиду гигантского внутреннего рынка, крупные китайские компании, особенно в сфере технологий, больше обеспокоены местной конкуренцией, чем выходом за границы страны. Таким образом, многие китайские компании страдают от того, что экономисты называют «галапагосским синдромом». Они способны развиваться там, где родились, но «погибают», когда делают попытки бороться за рынок в других странах. Это обусловлено, главным образом, сложностью в создании продуктов по цене, способной конкурировать с ценами в странах, которые являются лидерами в технологических инновациях.
Вдохновляющим примером для Китая может быть Южная Корея. ВВП на душу населения у корейцев примерно равнялся бразильскому в 1970-е годы — около 5 тысяч долларов США. Сегодня, когда этот показатель достиг более чем 32 тысяч долларов США, она стала одной из немногих стран, избавившихся от ловушки. Сегодняшний Китай и вчерашняя Южная Корея имеют ряд общих черт: интервенционистское государство, значительные инвестиции в инфраструктуру и образование и поддержка интернационализации крупных экономических групп. Южная Корея поощряет так называемые чеболи, которые сегодня представляют собой мировые бренды, такие, как Samsung и Hyundai. Секрет успеха Южной Кореи заключался в том, что государство сократило свое вмешательство в экономику, укрепило частные банки и делегировало предприятиям инвестиции в исследования и разработки. Это то, чего Китай еще не сделал. Но если китайцы и возьмутся копировать корейцев, то неизменно столкнутся с проблемой масштабов. Все население Южной Кореи составляет 50 миллионов человек, что примерно равно населению только двух китайских городов: Пекина и Шанхая. Для корейских компаний интернационализация была вопросом выживания. Для китайцев это дело расширения рынка, который уже имеет сотни миллионов потребителей.
Несмотря на встряску, Китай, кажется, находится на верном пути. Даже несмотря на сомнительность статистических данных, говорящих о 7-процентном росте ВВП в год, экономика Китая обладает рядом устойчивых показателей. Заработная плата растет примерно на 10% в год. Растущая доля доходов семей теперь идет на потребление, развлечения и путешествия. За последние три года сектор услуг был основным двигателем роста Китая. «Даже если в Китае произойдет финансовый кризис, это не будет кризис основ китайской экономики, — говорит Николас Ларди (Nicholas Lardy) из Института мировой экономики Петерсона, заместитель председателя Национального комитета по американо-китайским отношениям. — Напротив, этот кризис может укрепить основы новой китайской экономики, продвигая ее дальше на пути к реформам». Мир, с каждым разом все более подверженный изменениям китайских настроений, страстно желает, чтобы так оно и было.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Астролог сказал бы, что Китай вступил в фазу астрального ада. С 2012 года Китай пытается менять собственную модель роста, находящуюся в зависимости от государственных инвестиций и экспорта. Лозунг коммунистического режима теперь призывает так расширять внутренний потребительский рынок, чтобы страна из всемирной фабрики превратилась в торговый центр.
