Уже на протяжении нескольких дней появляются сообщения о более активном участии России в гражданской войне в Сирии — в том числе об авиаударах против «Исламского государства» при поддержке самолетов российской авиации и появлении более современного российского оружия, чем раньше. По этой причине госсекретарь США Джон Керри (John Kerry) позвонил своему российскому коллеге Сергею Лаврову.
И хотя Белый дом не подтверждает фактов усиления российского присутствия, он заявил, что будет с особым вниманием следить за ситуацией, и назвал расширение российского военного контингента и увеличение количества военной техники в Сирии контрпродуктивным, дестабилизирующим и ведущим к эскалации конфликта.
Последние слова этого заявления звучат несколько преувеличенно. Трудно представить, каким образом можно вызвать эскалацию и усилить разрушительное воздействие гражданской войны, которая длится четыре года и в результате которой, по оценкам большинства аналитиков, погибли 300 тысяч человек, а миллионы жителей стали беженцами. Как ни парадоксально, но если российское присутствие действительно увеличилось, то в принципе оно может приблизить завершение конфликта.
Однако важно понять, почему Россия выбрала для своих действий именно этот момент — при том, что могла бы это сделать в любое время.
Россия уже давно поддерживает президента Сирии Башара Асада (Bashar al-Assad) и наряду с Китаем налагает вето на любые санкционированные ООН действия по обеспечению безопасности в Сирии — помня о том, как концепция «ответственности по защите» Ливии превратилась в возможность свержения режима. На протяжении многих лет Башар Асад держался за власть при том, что силы, которые когда-то можно было назвать демократической оппозицией, утратили свою роль на фоне различных экстремистских джихадистских группировок, а затем и вошли в их ряды.
Но эта тупиковая ситуация, в которой страна находилась три последних года, переросла в ситуацию, в которой Асад теряет свою популярность и прежнее положение. Именно это он и признал в начале этого года, заявив, что «мы сосредоточим свое внимание на тех территориях, которые имеют для нас принципиальное значение, мы не можем защищать всю территорию страны». Асад защищает как раз основу своей власти, которую составляют алавитское меньшинство (последователи алавизма — ответвления шиитского направления ислама) и христианское население, численность которого в начале войны составляла 10%—12% от всего населения Сирии, придерживающейся преимущественно суннитского направления ислама.
Башар Асад сейчас контролирует лишь 17% территории страны, и его войска ведут бои вдоль линии, проходящей от Дамаска, Хомса и Алеппо до Латакии (которые, как ни странно, являются центрами, где проживает алавитское и христианское население). Поэтому существует опасность, что в отсутствии какой-либо значимой умеренной оппозиции в случае падения режима Асада в самом выгодном положении окажутся ИГИЛ (наиболее организованная группировка) и многие отделившиеся и действующие самостоятельно исламистские группировки вроде «Фронта аль-Нусра». «Исламское государство» возникло не в результате сирийской гражданской войны — оно лишь воспользовалось этой войной и проникло в страну с территории Ирака. Идея о полной победе ИГИЛ или какой-нибудь другой суннитской исламистской группировки для российского президента Владимира Путина совершенно немыслима.
Что касается Владимира Путина, победа исламистов в Сирии повлияет на обстановку в тылу его собственной страны — в Чечне, поскольку многие лучшие полевые командиры ИГИЛ являются чеченцами. В случае краха режима Асада Сирия может превратиться в огромное джихадистское государство или же распадется на два или больше исламистских государства. На Западе часто забывают, что большинство христиан Сирии — страны, где расположена одна из старейших христианских патриархий (Антиохийская Патриархия), основанная апостолами Петром и Павлом в 34 году н. э. еще до того, как Петр основал Святейший папский престол в Риме — живут в Дамаске и поддерживают коллегиальные связи с Московской Патриархией.
Путин, который позиционирует себя «защитником веры» и православных ценностей, тесно связан с московской патриархией, и ему близко то, как Русская православная церковь интерпретирует историю.
Правда, недавно Россия выступила с заявлениями о том, что у нее нет особых связей лично с Башаром Асадом, намекнув на возможность ограничения его власти или проведения выборов — это, возможно, сигнал, означающий, что права алавитского и христианского меньшинств все же придется уважать и защищать. И в то же время следует приветствовать любые действия по поддержке пока еще слабых попыток ликвидировать «Исламское государство».
Но ни одно из решений проблемы отнюдь не будет идеальным. В Ираке курдам вряд ли удастся создать свое государство — в лучшем случае они смогут сохранить автономию. Наметившиеся действия по примирению шиитов и суннитов в Ираке, по всей вероятности, продолжатся и усилятся. Что касается Сирии, господину Асаду следовало бы уйти в отставку и поселиться на даче в Крыму, а Москва, вне всякого сомнения, сохранит за собой свои объекты в порту на сирийском побережье. Но если при любом сочетании этих факторов война будет окончена, а ИГ — уничтожено, то весь мир от этого только выиграет, пусть это и не идеальный вариант.
Джордж Петролекас является научным сотрудником Канадского института мировой политики (Canadian Global Affairs Institute). Служил в Боснии и Афганистане, а также был советником начальника штаба обороны НАТО.