Ну что, люди, отправимся на охоту за пузырями. Наша цель сегодня — знаменитый технологический пузырь.
Есть два больших вопроса: во-первых, находимся ли мы в технологическом пузыре? И, во-вторых, если да и он вдруг лопнет, насколько это будет плохо? Рассмотрим их по порядку.
Начнем с того, что пузырь на фондовом рынке, по сути, сводится к скоплению ставок на успешность ряда компаний — ставок, которые в последствии не оправдывают ожиданий и прогорают. В какой-то степени это происходит на фондовом рынке все время. Пузырь возникает просто-напросто тогда, когда из-за определенной структурной силы или тенденции образуется большое скопление ставок, которое затем целиком и разом распадается.
Здесь перед нами неизбежное затруднение бытийного характера: ставки всегда связаны с рисками и неизвестностью. В конечном счете, единственный способ знать наверняка, что ставка неудачная, это когда она на самом деле приводит к банкротству. Но, как отмечает в интервью The Week экономист Центра экономических и политических исследований Дин Бейкер (Dean Baker), есть, по крайней мере, ряд базовых принципов, справедливых для всех компаний и секторов, по которым можно судить о разумности некоторых случаев риска.
Возьмем Uber как очевидный пример. «Я действительно с трудом представляю себе, как кто-то может с невозмутимым выражением лица сесть и оценить Uber в 50 миллиардов долларов», — говорит Бейкер. Этим летом Uber собрала около одного миллиарда долларов с венчурного капитала, а в обмен предоставила тем инвесторам двухпроцентную долю в компании. Это означает общую стоимость в 50 миллиардов долларов.
«Даже те люди, которые инвестировали в Uber при оценке компании в 50 миллиардов долларов, наверняка не думают, что Uber прямо сейчас стоит 50 миллиардов, — пишет Тим Ли (Tim Lee) из Vox. — Они лишь полагают, что если все пойдет хорошо, через несколько лет Uber сможет достичь этой стоимости».
Верно ли они поступают? Эти 50 миллиардов в несколько раз превышают стоимость всего сектора такси в Соединенных Штатах, между тем компания весьма далека от того, чтобы доминировать даже на этом рынке. Если быть откровенным, бизнес-модель этой компании во многом основана на увиливании от местных правил, на заигрывании с тем, кто относится, а кто нет к категории наемного работника. Юридических проблем уже предостаточно, и если они не разрешатся, перспективы Uber могут очень быстро улетучиться. Компания сталкивается с аналогичными трудностями и в других странах.
И даже без учета этих проблем, вы, таким образом, допускаете, что Uber сможет завоевать где-то половину мирового рынка такси. Или, по крайней мере, завладеть рынком США, а затем в несколько раз расширить его, взявшись за такие вещи, как беспилотные автомобили и доставка продовольствия. Предполагается, что в этом пространстве Uber будет конкурировать с другими технологическими гигантами типа Google и Lyft, а также более традиционными компаниями. «Требуется поверить в огромное количество вещей, чтобы думать, что Uber, которая только выходит на совершенно новый для нее рынок, вдруг превратится на нем в абсолютного лидера, — объясняет Бейкер. — Это, по правде, какая-то бредовая история».
Что касается публичных технологических компаний, Ли приводит данные, взятые у Andreessen Horowitz, фирмы, специализирующейся на венчурных инвестициях, чтобы доказать, что нам не грозит пузырь, аналогичный тому, что был в 2001 году. Эти доводы основываются на сравнении котировок их акций с прогнозируемыми будущими доходами и на том, что соотношение не выходит за пределы графиков, как это было в 2001 году. Но все-таки это по-прежнему прогнозируемая прибыль.
«Во всем этом есть большая доля самообмана, — говорит Бейкер. — Он может воплотиться в реальность, но дело, как правило, в том, что люди в следующем году рассчитывают на прибыль, равную доходам в нынешнем, плюс 20%, 30%, 40%». Особенно на относительно новых рынках, куда прорываются технологические единороги, несколько лет спустя обнаруживается, что прогнозирование прибыли напоминает скорее игру в дротики. Бейкер также отмечает, что Apple имеет огромную долю на фондовом рынке публичных технологических компаний, между тем ей свойственно необычайно низкое соотношение, «так как люди делают ставку на прибыль, которая уже не способна продолжать движение вверх, поскольку и без того огромна». Уберите Apple, и коэффициент, сопоставляющий цену акции с ожидаемой прибылью, в публичном технологическом секторе, по всей вероятности, будет выглядеть заметно менее разумно.
Большинство других «единорогов» в технологическом секторе — более ста компаний с предполагаемой стоимостью более 1 миллиарда долларов — сталкиваются с определенным сочетанием тех же самых проблем, будь то шаткие правовые основы, интенсивная конкуренция со стороны других стартапов и авторитетных фирм или просто странные бизнес-модели.
Конечно, некоторые из них пойдут в гору, но это тоже составляет неотъемлемую часть проблемы. Текущие инвестиции сводятся к ставке на то, что в гору пойдут они все. И хотя рынки — это вещи далеко не прочно установленные, растягиваться до бесконечности они тоже не могут, а потому многие из этих стартапов будут бороться за один тот же кусок пирога, будь то рынки автомобильных перевозок, услуг или просмотров рекламы.
Хорошая новость в том, что технологический пузырь, лопнув, едва ли принесет вред экономике в широком смысле. «Пузыри, как правило, не важны, — говорит Бейкер. — Они имеют значение для людей, которые принимают в этом непосредственное участие», то есть для инвесторов. Но если несколько состоятельных парней теряют кучу денег, нет никакой внутренней причины для того, чтобы беспокоиться всем остальным, за исключением людей, зависимых от технологического сектора с точки зрения трудоустройства.
По словам Бейкера, есть два признака, по которым можно предугадать, что эффекты фондового пузыря скажутся на реальной экономике: если пузырь приводит к росту инвестиций в экономику и если пузырь поддерживает значительную долю потребления в экономике в целом. В этих случаях лопнувший пузырь высосет из экономики значительную часть спроса, и эти признаки были очевидны в 2001 и 2008 годах.
В конце 1990-х «произошел большой всплеск инвестиций, и вызван он был технологическим сектором, — продолжает Бейкер. — В те годы наблюдалась самая высокая с конца 1970-х годов доля участия ВВП». Но сегодня доля инвестиций остается на значительно более низком уровне. Эффект большей состоятельности спровоцировал людей на большее потребление. В 2008 году «эффект активного обогащения путем приобретения недвижимости резко повысил потребление. Темпы сбережений тогда упали до рекордно низкого уровня. Все это было легко увидеть». Сегодня норма сбережений не безупречная, но она выше, чем в 2001 и 2008 году.
«Лучше обходиться без больших пузырей, — заключает Бейкер. — Экономику они тоже не приводят в движение».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Находимся ли мы в технологическом пузыре? Если да и он вдруг лопнет, насколько это будет плохо? Возьмем Uber как очевидный пример. «Я действительно с трудом представляю себе, как кто-то может с невозмутимым выражением лица сесть и оценить Uber в 50 миллиардов долларов», — говорит эксперт. Однако именно в эту цифру сейчас и оценивают компанию. Верно ли они поступают?
