Когда президент Ирана Хасан Рухани встречался в прошлую пятницу с журналистами в Нью-Йорке, он подчеркнуто заметил, что Иран и Россия не объединяют усилия в составе «коалиции» в Сирии. Они делятся разведывательными сведениями. Они обсуждают стратегию. Они постоянно поддерживают связь. Но коалиция? Нет.
Спустя два дня правительство Ирака тоже объявило, что делится разведывательными сведениями с Россией, Ираном и Сирией. Так что, пожалуй, Рухани выражался буквально, когда отрицал наличие коалиции с Россией — ведь в действительности у Ирана коалиция с Россией, Ираком и Сирией.
Рассказывая о некоалиционной коалиции, Рухани без колебаний подчеркнул, что взгляды Тегерана на ситуацию в Сирии очень близки взглядам русских. Он назвал их «зеркальными». Затем, вспоминая о своей беседе с Владимиром Путиным накануне создания российской военной группировки в Сирии, он рассказал о выраженном российским президентом желании вмешаться в ситуацию в этой стране, дабы начать «более эффективную» кампанию против «Исламского государства».
Более эффективную, чем у кого, спросите вы. (А надо ли спрашивать?) Смысл понятен. Путин, который считает крах в Сирии местной проблемой режима в Дамаске, играющего роль бастиона в борьбе с распространением экстремизма и с его проникновением в российское подбрюшье, не очень-то высоко оценивает действия против ИГИЛ, которые идут под руководством США. На самом деле, выступая в понедельник в Организации Объединенных Наций, Путин дал понять, что США ничего не делают для борьбы с ИГИЛ, заявив: «Надо наконец признать, что кроме правительственных войск президента Асада, а также курдского ополчения в Сирии с „Исламским государством“ и другими террористическими организациями реально никто не борется».
Что любопытно, по словам Рухани, Путин рассказал ему, что он во время беседы с американским президентом известил Барака Обаму о своих планах поддать жару. Это вызывает тревогу, потому что Соединенные Штаты были явно не подготовлены к российской эскалации, хотя многое говорило о том, что это случится.
На самом деле, как сообщают различные средства массовой информации, включая Washington Post, Обама до сих пор пытается понять, какой должна быть его следующая полумера в Сирии. Может, ему надо набрать больше твитов из Совета национальной безопасности? А может, выступить с очередной речью о том, насколько плохи у нас варианты действий в этой стране? Естественно, в своем выступлении в ООН в понедельник он не дал никаких ясных ответов — ни о чем. (Если вы его пропустили, вот краткое изложение: «Доброе утро. Кексы. Единороги. Радуга. Путин злой. Большое спасибо»).
Возможно, я несправедлив. Несмотря на то, что наши действия против ИГИЛ явно не дают результата, в том числе, и из-за сфабрикованных разведсведений, и что эта экстремистская группировка наращивает силы по многим важным направлениям, вполне может быть, что все это — часть грандиозного плана американского президента. Он хотел уйти из этого региона. Он не хотел вводить туда американские войска. Он хотел, чтобы какая-то страна или группа стран из этого региона приняла эстафетную палочку. И именно этим он теперь занимается.
Путин неоднократно демонстрировал, что он без колебаний направит туда войска (пусть даже периодически он противостоит соблазну посылать свои войска без знаков различия — например, на Украину). Да и Иран не колеблется, расширяя влияние в регионе посредством своей армии, военных советников и боевиков, находящихся на его обеспечении, а также используя имеющиеся в его распоряжении экономические, политические и разведывательные средства. Как сказал один высокопоставленный израильский представитель, правительство Биби Нетаньяху считает, что Иран в последние дни перебросил в Сирию около 1 500 военнослужащих. Правительства в Дамаске и Багдаде давно уже стали заложниками благорасположения не таких уж и незнакомцев из Тегерана и Москвы. Все эти игроки считают усиление ИГИЛ и гражданские войны в Сирии и Ираке прямой и серьезной угрозой своим ключевым интересам (в отличие от других региональных игроков, сделавших свои ставки в Сирии — типа Турции, Саудовской Аравии или Катара).
По этим причинам, а отнюдь не из-за уведомлений Путина, президент Соединенных Штатов со своими советниками должен был знать, что лучше всего его желаниям отвечает эта готовая сражаться с ИГИЛ некоалиционная коалиция. А поскольку Соединенные Штаты в последнее время предпринимают шаги по предоставлению новых полномочий иранцам, и в то же время спускают на тормозах те проблемы, из-за которых мы можем оказаться в еще большей конфронтации по отношению к Путину, Асаду и иракцам, становится понятно, что президент с большим удовольствием дает им возможность поступать так, как они поступают.
Теперь план Обамы становится понятен. Мы уйдем из Сирии и Ирака, оставив их русским и иранцам. Обе эти измученные войной страны находятся в состоянии хаоса. У США нет политической воли для наращивания своего участия. Ну что здесь может пойти не так? Каковы могут быть долговременные последствия, если мы позволим русским и иранцам продолжать свою понятную и пока успешную стратегию по расширению влияния в собственном общем географическом окружении?
Эта стратегия заключается в содействии расколу у соседей, чтобы затем прийти и усилить свое влияние на них, одновременно ослабив их оппонентов. Благодаря такому подходу Россия получила часть территорий Грузии и Украины. Этим объясняется ее демонстрация силы в Белоруссии и Прибалтике. Используя такую тактику, Иран усиливает свое влияние от Ливана до Йемена (не говоря уже о Сирии и Ираке).
Неважно, что Россия агрессивно позиционирует себя в качестве соперника США во всем мире, а у Путина из-за экономических и демографических бедствий внутри страны есть всего один козырь, чтобы сохранять 80-процентные рейтинги популярности: возрождение «российского величия» посредством агрессии за рубежом. Неважно, что он душит демократию, серьезно увеличивает военные расходы, модернизирует ядерные силы и нагнетает военную истерию. Неважно, что разрушается ключевой баланс между шиитами и суннитами на Ближнем Востоке, и что сунниты терпят одну неудачу за другой (во многом по собственной вине). Неважно, что буквально на каждое поражение суннитов приходится победа иранцев. Неважно, что Иран и Россия это самые опасные игроки в мире, и что встревоженный Пентагон включил их в списки своих потенциальных врагов под первыми номерами.
Если в годы Второй мировой войны наши умонастроения сводились к «победе любой ценой», то в годы правления Обамы американским девизом стал «уход любой ценой».
В то время как самозваные «реалисты» приветствуют сдержанность и непревзойденное мастерство президента Иа-Иа в подчеркивании недостатков американских действий, а защитники президента выдвигают несомненно обоснованный аргумент о том, что катастрофическое вторжение в Ирак довело нас до того положения, в котором мы оказались, они упускают из виду один исключительно важный факт. Что сделано, то сделано. Мы там, где мы есть. Давайте признаем, что Ирак был катастрофой. Давайте согласимся с тем, что арабская весна стала раной, которую сами себе нанесли режимы, пренебрегшие обязательствами перед своими народами и современностью. Давайте скажем, что никаких хороших вариантов у нас в Сирии не было.
Когда американский президент оказывается в паршивой ситуации, не имея хороших вариантов действий, мы все равно должны думать о том, как наилучшим образом продвигать американские интересы. (Дурное предчувствие по поводу иностранных боевиков, потоки устремившихся в Европу беженцев, а также стратегические последствия длительного контроля над Ближним Востоком — все это подчеркивает, что у нас все-таки имеются долгосрочные интересы, а аргумент «это не наша проблема» наивен и недальновиден.) «Слишком трудно» и «я не хочу играть» это неприемлемые ответы, потому что они ведут как раз к тому, что мы получили: врагов, захвативших инициативу и запустивших потенциально перманентный процесс перераспределения власти и влияния в стратегически важном регионе земного шара.
(Между прочим, скоро в этом ряду окажется и Афганистан — еще одно место, где американские планы потерпели полную неудачу. Иран уже пытается усилить свое влияние на Афганистан, поскольку политические междоусобицы в Кабуле, колебания и усиление ИГИЛ создают условия для роста нестабильности в этой измученной стране).
Кстати, это отнюдь не значит, что российско-иранская команда с легкостью разобьет экстремистов. Я также думаю, что на данный момент их основная цель не в этом. Они стремятся завоевать что-то вроде плацдарма, который гарантирует им важные рычаги влияния на будущее политическое урегулирование в Сирии, если таковое начнется. Они смогут либо сохранить Асада у власти, либо обеспечить ему руководство на весь переходный период, а затем выбрать его преемника или наложить вето на его кандидатуру. Таким образом, обе страны гарантированно получат то, чего им хотелось больше всего — сохранение своего влияния в Дамаске. Этого требуют их региональные стратегии. А поскольку Соединенные Штаты, Европа, сунниты и даже израильтяне будут довольны таким положением вещей, потому что ИГИЛ будет обуздан, а потоки беженцев иссякнут, есть немало шансов, что российско-иранский гамбит сработает. Они получат то, что хотят, а мир, включая Обаму, назовет это победой.
Поможет ли это аналогичным образом стабилизировать Ирак? Не исключено. Но в чем состоит их цель там: в восстановлении власти Багдада над всей страной или просто над значительной частью ее территории? Что будет, если ИГИЛ оттеснят к иорданской границе, но он сохранит свою активность? Что будет, если в результате интересы суннитов в Ираке будут сведены к минимуму, а иранская угроза странам Персидского залива примет угрожающие размеры? Эти вопросы Вашингтон должен был задать до того, как уступать лидерство тем, у кого нет ценностей Обамы, но есть отсутствующая у него сила воли, чтобы действовать.
Когда недавно на круглом столе в редакции Foreign Policy мои гости дискутировали о том, какой мировой лидер лучше всех укреплял международное влияние своей страны в годы правления Обамы, все закончилось соперничеством за первое место между иранским верховным лидером Али Хаменеи и Путиным. Третье место получил глава квази-государства Абу Бакр аль-Багдади (Abu Bakr al-Baghdadi). Иными словами, главными победителями стали враги США, которые воспользовались нерешительностью, недальновидностью и разобщенностью западных лидеров для укрепления собственного положения и позиций тех стран или образований, которые они представляют.
Но на круглом столе не было никакой узкопартийной пристрастности. Два участника (я и Роза Брукс (Rosa Brooks)) работали в демократических администрациях. Наша беседа, какой бы она ни была, стала признанием наиболее тревожных элементов по внешней политике Обамы. В геополитике, как и в физике, природа не терпит вакуума.