Der Spiegel: Вы посещаете Москву на протяжении пяти десятилетий. Как изменились страна и столица?
Гюнтер Ферхойген: В октябре 1965 года я отправился в Москву с группой студентов из Кельнского университета. После поездки я приобрел абсолютную невосприимчивость к социалистическим обещаниям. Столица восточной сверхдержавы была серой и депрессивной, и я был рад, когда уезжал. Над страной витало уныние, и компенсировать его не смогла даже красота России, которую я увидел два года спустя во время поездки в Сибирь с молодежной группой партии СвДП. Сегодня Россия более чем когда-либо за последние пятьдесят лет производит впечатление европейской страны.
— Но последние годы президент Путин постоянно ограничивал гражданские права, на выборах чинят огромные препятствия представителям оппозиции.
— Да, это так. А политический процесс сближения с Европой приостановился еще десять лет назад. Несмотря на изменившуюся риторику и заявленный Кремлем разворот на Азию, российская элита в целом ориентирована на Европу и Запад. В плане экономики Россия по-прежнему зависит о сотрудничества с Евросоюзом. И посмотрите только на Москву! Здесь заметно, какого резкого подъема экономики добилась страна с 2000 года.
— Футуристические небоскребы — это еще не Европа.
— Конечно, нет. Я имею в виду ощущение жизни. Москва сегодня современный европейский город огромной динамики. Магазины, интернет всюду, старая и новая архитектура, автомобили, связи людей с заграницей. Россия не изолированная страна. В 70-е годы при Леониде Брежневе вся система была закостенелой и склеротичной, она потеряла контакт с людьми и реальностью. Я был пользующимся доверием сотрудником тогдашнего министра иностранных дел Ганса-Дитриха Геншера (Hans Dietrich Genscher). В те дни удалось, вопреки всем разногласиям, начать политику разрядки при помощи Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ, 1975).
— Может ли опыт тех лет помочь в деле урегулирования украинского кризиса и предотвратить новую длительную холодную войну?
— Сначала все должны «разоружить риторику». Тон ведь делает музыку. Обе стороны ограничивают свою свободу действий тем, что выдвигают взаимные неуклюжие обвинения. Это в значительной мере усугубляет конфликт.
— Что именно Вы имеете в виду?
— Россию с удовольствием описывают как страну, которая возвращается назад, в варварство. Но это не так. Путин не призрак царя Ивана Грозного или Иосифа Сталина. России в свою очередь следовало бы прекратить антизападную пропаганду и информационную политику, а также отказаться от ложного утверждения, что Запад стремится осуществить смену режима — свержение Путина — в Москве. Мы должны начать говорить друг о друге разумным тоном и с использованием разумных аргументов, а еще лучше вернуться к диалогу. И нам следует признать, что легитимные интересы есть и у России, а не только у нас. В этом Папа Римский абсолютно прав.
— О чем необходимо говорить в первую очередь?
— О структуре безопасности, которая обеспечит мир во всех странах Европы. О старой, однако по-прежнему верной идее экономического пространства от Лиссабона до Владивостока на российском побережье Тихого океана. О потоках беженцев, борьбе против терроризма и экоциде. О Сирии.
— Но не о различном понимании прав человека и гражданских прав?
— Обязательно также об этом. Но я хотел бы со всей предусмотрительностью выразить сомнения в том, можем ли мы и впредь поступать так же, как до сих пор. Мы ведем себя так, как будто только мы, немцы, европейцы или американцы совершенно точно знаем, как должен выглядеть достойный человека политический и общественный порядок во всем мире. Многие другие народы, их правительства, интеллигенция, а также простые люди считают такую позицию критиканством и чтением нравоучений. Я не говорю, что мы должны отказаться от собственных ценностей. Однако мы должны стремиться к тому, чтобы больше слушать, а не читать нотации.
— Виноват ли Евросоюз с его программой «Восточного партнерства» и соглашением об ассоциации в украинском кризисе?
— Восточное партнерство ориентировано на страны, которые раньше входили в состав Советского Союза: Украину, Молдавию, Белоруссию и страны Закавказья. Я уж задаюсь вопросом, о чем говорили высокопоставленные господа на ежегодных саммитах Россия — ЕС, если не об этом. Либо мы имеем дело с абсолютной неспособностью вести диалог, либо в Брюсселе исходили из того, что России просто ничего не касается, если ЕС, к примеру подпишет соглашение об ассоциации с Украиной. При том, что Россия тогда являлась самым крупным торговым партнером Украины. Ошибкой было не Восточное партнерство. Заблуждением было то, что тема недостаточно обсуждалась с Россией.
— Возможно, для Путина речь идет не только об экономике, но и о сферах влияния.
— Опыт политики разрядки и деятельности СБСЕ в 70-е годы состоит в том, что мир возможен, только если никто не хочет господствовать над другим и никто не проявляет имперских амбиций. Это относится и к России, и к США. И Евросоюзу следует держать максимальную дистанцию между такой прихотью.
Гюнтер Ферхойген (СДПГ) занимал пост комиссара ЕС по вопросам расширения с 1999 года. В период с 2004 по 2009 год являлся одним из заместителей президента Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу.