Владимира Путина надо поздравить с сильной речью на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Российский президент ловко позиционировал свою страну как ключевого арбитра в сирийской гражданской войне, заявив, что усилит поддержку «законному правительству» президента Башара аль-Асада. (И неважно, что ни Асада, ни его отца не избирали на настоящих выборах, в связи с чем я не понимаю, в чем здесь состоит «законность».) Он также умело изобразил Москву в качестве преданного приверженца принципов Организации Объединенных Наций и осудил Вашингтон как интригана, который постоянно сеет хаос, обходя правила международного сообщества.
Мы можем потратить много времени на анализ и интерпретацию путинского выступления. Легко можно забыть, что вышедший на сцену в Нью-Йорке Путин в прошлом году лично распорядился аннексировать Крым — и впервые после окончания Второй мировой войны европейская держава захватила территорию соседа при помощи военной силы. Вот вам и соблюдение священных принципов ООН по мирному урегулированию конфликтов и соблюдению территориальной целостности. Кроме того, образ рассудительного государственного деятеля на трибуне Генассамблеи не очень-то вяжется с гораздо менее привлекательной картиной лидера, травящего несогласных радиоактивным ядом и выдвигающего на высокие государственные посты бандитов типа чеченского руководителя Рамзана Кадырова.
Путинская речь несомненно получит восторженные оценки в клубе его постоянных фанатов — этого странного сборища православных гомофобов, бывших второразрядных актеров из Голливуда и сварливых популистов (как слева, так и справа). Ну и пусть.
Но на сей раз российский президент нацелился на более крупный улов. В подобающей величественному окружению ООН манере он явно обхаживал и завлекал серьезных политических руководителей. Он выступил с призывом создать коалицию для борьбы с «Исламским государством», вспомнив антигитлеровский альянс Сталина, Черчилля и Рузвельта, и напомнив аудитории, что для разгрома сильного врага порой нужны союзы весьма неожиданного состава. «Мы предлагаем объединить усилия для решения стоящих перед нами новых проблем и создать по-настоящему широкую международную антитеррористическую коалицию», — заявил Путин.
«Путин прав», — незамедлительно объявил британский комментатор Саймон Дженкинс (Simon Jenkins), написавший, что «продвигаться вперед в Сирии» можно только с Асадом и с его союзниками. «Это realpolitik. Это диктует прагматизм», — добавил он. Для ровного счета Дженкинс процитировал Генри Киссинджера, который говорит, что Западу надо видеть в России «союзника в борьбе с мусульманским фундаментализмом».
Конечно, Киссинджер это святой заступник того направления в международных отношениях, которое называется «реализм». Оно гласит, что понять и сформулировать здравую политику мы можем только на основе трезвой оценки конкурирующих интересов крупных держав. У реалистов стабильность и порядок превосходят по важности защиту прав человека и продвижение демократии.
Путин и эти реалисты часто говорят на одном языке. Как и российский президент, реалисты имеют обыкновение жаловаться на продвижение НАТО в восточном направлении, называя это оскорблением национального достоинства России. Несколько недель тому назад бывший корреспондент New York Times Стивен Кинзер (Stephen Kinzer) описал окончание холодной войны так, будто американцы вторглись в постсоветскую Россию подобно новой татарской орде: «Многие в Вашингтоне полагали, что Соединенные Штаты окончательно и бесповоротно сокрушили российскую мощь. В своем ликовании они вообразили, что навсегда стянули удавку на шее России». Отмахиваясь от разговоров о российской «агрессии» на Украине (кавычки его), Кинзер призвал своих читателей последовать примеру России в ее усилиях по поддержанию мира во всем мире: «Нам было бы полезно взять пример с такого реализма».
Но в конце концов, насколько реалистичны эти реалисты? В какой-то момент эти вроде бы практичные призывы объединить усилия с Россией уплывают в неопределенность. Конечно, давайте войдем в московский альянс, объединяющий асадовских алавитов, иранских шиитов и членов ливанской «Хезболлы», чтобы победить «терроризм» в Сирии и Ираке. Звучит как идеальный способ смягчить возмущение миллионов суннитов из этого региона, которые поддерживают или, по крайней мере, не протестуют активно против «Исламского государства». Ну что здесь может пойти не так? (Взгляните, кстати, на некоторых членов путинской ближневосточной коалиции, а потом еще раз скажите мне, что Москва это на самом деле заклятый враг «мусульманского фундаментализма». Карьера Кадырова наглядно демонстрирует, что Кремль полностью готов мириться с исламистами, пока они у него на зарплате.)
А как насчет Украины? Кинзер, как и многие его коллеги из лагеря реалистов, в действительности ничего не говорит о том, какую политику должен проводить Запад (наверное, потому что здесь сразу возникнет масса острых конкретных вопросов). Он просто приводит в качестве примера австрийского государственного деятеля князя Клеменса фон Меттерниха, который настаивал на том, что с пост-наполеоновской Францией надо обращаться как с великой державой, несмотря на все ее прошлые прегрешения: «Он убедил остальных руководителей в том, что в интересах будущей стабильности мы должны вернуть негодяя в семью». Звучит довольно безобидно. Киссинджер, конечно же, тоже превозносил государственную мудрость Меттерниха в своей знаменитой книге.
Но в своей статье Кинзер многое приукрашивает. Да, концерт Европы долгие годы сохранял мир. Но делал он это, разделив континент на сферы влияния, которые жестко контролировала каждая из монархических великих держав, сурово подавляя даже малейшие проявления демократического инакомыслия. Таким образом, политическое развитие континента задержалось почти на столетие (и можно сказать, что в итоге это привело к катастрофическим последствиям).
Европейский Союз сегодня существует благодаря тому, что этого хотели демократически избранные правительства. Они расширяли ряды его членов, потому что туда хотели вступить новые демократии, появившиеся на развалинах советской империи. То же самое можно сказать и о НАТО. Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль как-то попытались поделить Европу на салфетке в прокуренной комнате, но я с радостью могу сказать, что те дни канули в Лету. Тот, кто хочет сказать, что Европа в этом плане может вернуться в 1940-е годы, глубоко антиисторичен и далек от реализма.
Удивительно, насколько застенчивыми становятся реалисты, когда дело доходит до конкретики в вопросе о том, что должно сегодня произойти на Украине. Неужели мы действительно проведем черту и заявим, что все люди, живущие к востоку от нее, с этого момента будут подчиняться капризам Путина? Ведь именно к этому сводится идея «учета интересов Москвы».
Если проявлять подлинную объективность, то я не уверен, что Путин это невозмутимый человек, за которого его принимают реалисты. В 2013 и 2014 годах он проводил очень разную политику по отношению к украинским протестующим, предлагая экономические стимулы и новые выборы в обмен на обещание Киева отказаться от стремления вступить в НАТО. В то время большинство украинцев с радостью поддержали бы такое обязательство. Эта политика в гораздо большей степени соответствовала российским национальным интересам, нежели последовавший затем хаос.
Но из-за захвата Путиным Крыма и активной поддержки сепаратистов в Донбассе большинство украинцев сегодня стремятся к сближению с Западом, что еще несколько лет тому назад было немыслимо. Прямым результатом действий Москвы стало то, что сегодня Украина движется в сторону беспрецедентной интеграции с Западной Европой — либо же к полному экономическому и политическому коллапсу. Выгодны ли России такие сценарии? Наверное, нет. Но жесткие действия Путина в отношении Украины наверняка способствовали повышению его популярности среди простых россиян, а в конечном итоге его цель заключается именно в этом.
На самом деле, можно с уверенностью говорить о том, что политика Путина последнего времени отнюдь не соответствует российским интересам, а напротив, существенно ослабляет международные позиции страны. Введенные из-за Крыма санкции вкупе с падением нефтяных цен нанесли серьезный ущерб экономике. Швеция и Финляндия, которые в последние годы не проявляли особой враждебности по отношению к России, сегодня все больше стремятся к защите со стороны НАТО. И давайте признаем — если вести речь о союзниках, то никто особенно не стремится к альянсу с Москвой, если не считать шиитский полумесяц. Путин, может, и популярен у себя в стране, но репутация России в мире серьезно пострадала.
Будь в Кремле настоящие реалисты, они бы давно уже ухватились за возникающие возможности — например, чтобы заново выстроить отношения с Японией. Это бы не только дало мощный толчок развитию российской экономики, но и ослабило отношения Вашингтона с одним из самых важных союзников в ключевой части мира. Но Путин просто не может этого сделать — предположительно из-за того, что для этого потребуются территориальные уступки (речь идет о южных Курильских островах). Это нанесет удар по его репутации мужественного русского националиста и ослабит его влияние на национальную психологию.
В конечном итоге это ключевой момент, помогающий понять все действия Путина. Политика российского президента определяется главным образом его стремлением к сохранению личной власти. Иногда эта цель совпадает с целью отстаивания национальных интересов России, но они далеко не идентичны. Наверное, реалисты лучше всех знают, что личные устремления и амбиции намного более изменчивы и непредсказуемы, чем национальные интересы. И об этом должны помнить все, кто хочет заключать сделки с российским президентом.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Политика российского президента определяется главным образом его стремлением к сохранению личной власти. Иногда эта цель совпадает с целью отстаивания национальных интересов России, но они далеко не идентичны. Наверное, реалисты лучше всех знают, что личные устремления и амбиции намного более изменчивы и непредсказуемы, чем национальные интересы.
