В ходе 70-й сессии Генеральной ассамблеи ООН Владимир Путин предложил 27 сентября сформировать новую коалицию для борьбы с исламским государством в Сирии, которая должна вобрать в себя и его союзника Башара Асада.
Европа просто не могла принять такую нелепость, как Россия в роли великой державы, писала графиня Нессельроде в примечаниях к мемуарам мужа, который был канцлером Российской империи в XIX веке. Любой дипломатический шаг России, особенно на Ближнем Востоке, по-прежнему воспринимается как экспансия.
Но что на самом деле говорит нам готовность Москвы сыграть свою роль в сирийском конфликте, которая была подтверждена за последние несколько недель?
Сирийский вопрос едва ли представляется России более легкой задачей, чем всем остальным. В историческом плане отношения двух стран не назвать безоблачными: отец нынешнего президента Хафез Асад частенько пользовался имевшейся тут зависимостью, чтобы проводить собственную региональную политику, что ставило Москву в неудобное положение.
Кроме того, на отношениях России и Сирии паразитирует Израиль, который стремится не дать Москве поставить Дамаску более современное оружие. Таким образом, сохранение сложившихся у за 45 лет торговых отношений осложняет взаимоотношения России с Израилем и Западом.
От Сирии до Кавказа
Достижения исламистов на сирийско-иракском фронте напрямую касаются России в силу большого числа ее граждан (2200 человек), которые сражаются в рядах ИГ. Опытные кавказские боевики действуют независимо от сирийских интересов и кланов. Несколько чеченцев даже вошли в высшее военное командование ИГ. Поэтому Москва опасается упрочения связей между радикалами на Ближнем Востоке и Северном Кавказе.
За последний год многие из боевиков связанного с «Аль-Каидой» Кавказского эмирата переметнулись на сторону ИГ.
Пропаганда ИГ направлена и на постсоветское пространство: русскоязычная версия онлайн-журнала Dabiq призывает всех в войска ИГ в Сирии и Ираке, а социальные сети активно используются для продвижения «правого дела». Кроме того, расширение присутствия российских войск в Сирии лишь сделает фронт еще более притягательным для кавказских исламистов, так как пленение российских солдат будет эксплуатироваться пропагандистами ИГ.
Как бы то ни было, нахождение российских сил в регионе подкрепляет легитимность нынешнего вектора дипломатии Москвы: укрепление связей на основе взаимных интересов в сфере безопасности как с арабскими республиками (Сирия, Египет, Йемен), так и суннитскими монархиями Персидского залива и Израилем. В целом, риск проникновения в страну боевиков ИГ позволяет Кремлю разжигать националистический настрой населения и в то же время убеждать Запад в том, что Россия — его естественный союзник в борьбе с терроризмом.
Утверждение российского влияния
Задача Владимира Путина на Ближнем Востоке в том, чтобы добиться поляризации интересов вокруг его собственного восприятия международных отношений. Линия разлома теперь проходит не по идеологии государств, как это было во время холодной войны. Сегодня она противопоставляет упадочный и неспособный «экспортировать» свою модель Запад государствам, которые отрицают западное вмешательство. Одержимое стремлением к паритету с США российское руководство неизменно стремится к исключительному диалогу с Вашингтоном по региональным конфликтам. Мирный Ближний Восток стал бы ударом по влиянию России. Поэтому хотя Москва и утверждает, что хочет снятия напряженности в регионе, на самом деле она способствует ее сохранению, что прекрасно иллюстрирует сирийский конфликт.
Блеск оружия
Наконец, в военном плане вмешательство России в Сирии претендует на то, чтобы стать ответом на вызов, с которым в краткосрочной перспективе не может справиться ни одна западная держава. У России есть войска, десантные возможности, хорошее знание стратегии исламистов и оборонное соглашение с сирийским государством, которое может служить юридической основой вмешательства. Военный успех стал бы для Владимира Путина залогом дипломатической победы. Однако он стал бы и отходом от традиционной российской политики в арабском мире, которая всячески дистанцировалась от колонизации или прямого применения силы. Иначе говоря, мотивы вмешательства Москвы сложны, а иногда даже противоречивы. Поэтому видеть в России державу, которая движется только вперед, значит не замечать стоящих перед ней ограничений.