Хотя признание им было заслужено в кругах КГБ, на протяжении последних восемнадцати месяцев президент России Владимир Путин демонстрирует на удивление сильные морские наклонности. Добавляя иронии этой переориентации на море, напомним, что президентство Путина началось с обвинений в том, что он не справился с ситуацией после гибели подводной лодки «Курск» в 2000 году, всего три месяца спустя после своей инаугурации. Тем не менее развертывание российских военных сил в Сирии на прошлой неделе стало подтверждением того, что сохранение военно-морского доступа является центральным элементом внешней политики президента Путина и может пролить свет на будущие внешнеполитические цели России. Еще два недавних события подтверждают эту тенденцию по восстановлению российской военно-морской мощи: аннексия Крыма в марте 2014 года и опубликованная в июле 2015 года Морская доктрина Российской Федерации на период до 2020 года.
Российская аннексия Крыма восстановила прочный контроль России над портом Севастополя, который является домом российского Черноморского флота и Севастопольского судостроительного завода. Последний сыграл ключевую роль в модернизации российского военно-морского флота, проходившей на протяжении последнего десятилетия — хотя находился он на суверенной украинской территории, но в соответствии с соглашениями по Черноморскому флоту 1997 года перешел в аренду России.
Морская доктрина Российской Федерации на период до 2020 года начинается с провокационной фразы: «Исторически Россия — ведущая морская держава...» и далее выделяет шесть региональных направлений национальной морской политики: Атлантическое, Арктическое, Антарктическое, Каспийское, Индоокеанское и Тихоокеанское. После выхода обновленной Морской доктрины в июле вице-премьер-министр Дмитрий Рогозин заявил IHS Jane´s Defense Weekly, что «...Атлантике придается особое значение ввиду расширения НАТО, необходимости интегрировать Крым и севастопольскую военно-морскую базу в российскую экономику, а также восстановить постоянное присутствие ВМФ России в Средиземном море».
Последнее замечание («... восстановить постоянное присутствие ВМФ России в Средиземном море») служит ясным сигналом одной из главных целей политики российских военных сил в Сирии на прошлой неделе — сохранение за Россией морского доступа к сирийским портам Тартус и Латакия. 28 сентября во время беседы в German Marshall Fund в Вашингтоне генерал Филип М. Бридлав (Philip M. Breedlove), Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе (SACEUR), заявил, что считает главным приоритетом Путина защиту доступа России к аэродромам и теплым морским водам в Восточном Средиземноморье. Вторым приоритетом, на службе у первого, является поддержка Путиным принимающей стороны в лице режима президента Сирии Башара аль-Асада. А затем уже он обозначил третий приоритет: «После всего этого, я думаю, они окажут некоторое противодействие силам ИГИЛ, чтобы узаконить свое вмешательство в Сирию».
После того, как российские расходы на оборону в 1998 году опустились на самое дно, проходившее на протяжении десяти лет увеличение инвестиций в модернизацию и техническое обслуживание возродило российские стремления оказывать глобальное влияние посредством столь же глобального военно-морского флота. Хотя этот флот полностью готов к отплытию, для уверенного развертывания за рубежом ему по-прежнему нужен доступ к базам материально-технического обеспечения. Пусть российский флот еще не обладает способностью генерировать модели дислокации в тех же объемах и масштабах, что были свойственны советскому ВМФ во времена холодной войны, он восстановил свою способность сохранять присутствие там, где на карту поставлены основные российские интересы — как это происходит в Сирии.
В период холодной войны советский военно-морской флот пользовался доступом к базам в Алжире, Ливии, Египте и Югославии, чтобы поддерживать свое влияние в Средиземном море. Недавняя тенденция к российской морской экспансии может послужить предвестником будущих внешнеполитических инициатив России. В конце августа 2015 года русские уговорили Испанию — члена НАТО — позволить российской многоцелевой дизельной подводной лодке совершить дозаправку и пополнение запасов в испанском порту Сеута во время ее транзита из Северного моря в Черноморский регион.
Забегая вперед, не следует упускать из виду Ливию как еще одну зону, на возвращение доступа к которой потенциально могут быть нацелены российские военно-морские силы. В то время, как нынешняя политическая ситуация в Ливии - довольно смутная, есть все условия для того, чтобы Россия попыталась восстановить свой доступ к военно-морским базам и дальнейшему присутствию в западной части Средиземного моря и восточной Атлантике — все это под прикрытием «борьбы с международным терроризмом».
Шон Р. Лидман — капитан ВМС США, был командиром патруля и разведки Wing Eleven. Дважды служил в военно-морской дивизии в штате главного управления военно-морскими операциями, а также в качестве исполнительного помощника заместителя командующего Центрального командования США.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Хотя признание им было заслужено в кругах КГБ, на протяжении последних восемнадцати месяцев президент России Владимир Путин демонстрирует на удивление сильные морские наклонности. Развертывание российских военных сил в Сирии на прошлой неделе стало подтверждением того, что сохранение военно-морского доступа является центральным элементом внешней политики президента Путина.
