ООН: за заявлениями о сотрудничестве — глубокий раскол

На этой неделе многим участникам Генеральной Ассамблеи, возможно, казалось, что ООН переживает своеобразную перезагрузку, совпавшую с 70-летием этой организации.

Спустя семь десятилетий после того, как Вторая мировая война дала толчок к созданию ООН, тон традиционных ежегодных выступлений лидеров крупнейших мировых держав на Генеральной Ассамблее этой организации, в которую входят 193 государства, приобрел новую удивительную окраску — если не прислушиваться к деталям этих выступлений.

Практически все лидеры стран, от США и Китая до Ирана и даже России, говорили о значимости многостороннего подхода, общих целей, окончания господства одной державы на международной арене и общих приоритетах. Страны, которые прежде использовали этот форум, чтобы выступить против существующей международной системы, в особенности Иран и Китай, вдруг заговорили о необходимости ее укрепить.

Глава Китая Си Цзиньпин (Xi Jinping) заявил, что ООН «достигла новой исторической отправной точки». Семь десятилетий спустя после того, что он назвал «народной войной сопротивления против японской агрессии и мировой антифашистской войной», он призвал все страны создать «новый тип международных отношений, для которых характерно беспроигрышное сотрудничество… сообщество совместного будущего всего человечества».

Чтобы подтвердить свои слова, Китай, который до недавнего времени, как правило, игнорировал ООН и воздерживался от голосований на Совете Безопасности, объявил о своем намерении внести вклад в процветание этой организации: фонд в 1 миллиард долларов на поддержание международных проектов ООН в течение следующего десятилетия, 100 миллионов долларов военной помощи Африканскому союзу, а также, что важнее всего, участие Китая в миротворческой системе ООН, которой он предоставит 8 тысяч своих военнослужащих. (Для сравнения, в настоящее время в составе этих сил насчитывается всего 50 военнослужащих из Канады.)

И этот новый дух многосторонности — по крайней мере, в риторике — ощущался на протяжении всей недели: президент Ирана Хасан Рухани (Hassan Rouhani) заявил, что «сегодня началась новая глава отношений Ирана с миром», и он использовал успешное завершение переговоров по иранской ядерной программе и окончание действия санкций против Ирана в качестве возможности призвать к созданию «единого фронта» в борьбе против экстремизма и терроризма.

Казалось, лидеры стран даже пришли к общему мнению в вопросе об общей военной цели: практически все заявили о своем желании использовать военные средства и глобальный альянс, чтобы разгромить террористическую организацию, называющую себя Исламским государством.

«Мы предлагаем… на основе международного права объединить усилия для решения стоящих перед нами новых проблем и создать по настоящему широкую международную антитеррористическую коалицию», — заявил президент России Владимир Путин. Его поддержал президент США Барак Обама: «США готовы сотрудничать с любым государством, в том числе Россией и Ираном, чтобы решить этот конфликт».

Но именно здесь этот дух многосторонности начал ослабевать: заявляя о своей заинтересованности в глобальном сотрудничестве под эгидой ООН с целью урегулировать конфликты — в Сирии и за ее пределами — лидеры говорили о совершенно разных и зачастую абсолютно противоположных вещах.

Г-н Путин, чье вторжение на Украину поссорило его с большей частью членов ООН, поскольку он нарушил суверенитет другого государства, говорил о необходимости применить военную силу, чтобы сохранить власть в Сирии  за диктатором Башаром аль-Асадом, и осуждал тех, кто угрожает суверенитету г-на Асада.

«Надо, наконец, признать, что кроме правительственных войск Президента Асада, а также курдского ополчения в Сирии с «Исламским государством» и другими террористическими организациями реально никто не борется, — заявил г-н Путин. — Кардинально решить эту проблему можно только путем восстановления государственности там, где она была уничтожена, путем укрепления институтов власти там, где они еще сохранились или воссоздаются, путем оказания всесторонней помощи — военной, экономической, материальной — попавшим в трудное положение странам».

И он подкрепил свои слова масштабной военной кампанией, которая началась вскоре после его выступления на Генеральной Ассамблее.

Г-н Обама и его союзники, с другой стороны, настаивают на том, что мир наступит только тогда, когда г-н Асад покинет свой пост.

«Асад является источником этой проблемы, поэтому он не может стать частью ее решения», — сказал президент Франции Франсуа Олланд. Г-н Обама призвал к «управляемому переходу власти от Асада к новому лидеру, а также к инклюзивному правительству».

В пятницу лидеры США, Великобритании, Франции, Германии, Катара, Саудовской Аравии и Турции выпустили совместное заявление, в котором они призвали г-на Путина прекратить авиаудары по позициям сирийской оппозиции.

На этом единому фронту по Сирии пришел конец. Помимо пассивно-агрессивных споров вокруг этой проблемы, большая часть заявлений о международном сотрудничестве была всего лишь тонкой внешней оболочкой, скрывающей полное отсутствие взаимопонимания в вопросе о значении этих слов.

Г-н Си, к примеру, посвятил большую часть своего выступления раскрытию традиционной идеи китайского коммунизма о том, что международных ценностей и либерального порядка на самом деле не существует — что, как говорил ученый Шон Бреслин (Shaun Breslin), ценности, о которых говорят в ООН «вовсе не универсальны, а лишь являются продуктом истории, философии и траектории развития  небольшого числа западных стран».

Большая часть речи г-на Путина была посвящена осуждению демократии и антидиктаторских движений на Ближнем Востоке, Украине и других странах, которые он назвал вымыслом темных западных сил, которыми манипулируют США.

«Мы считаем попытки расшатать авторитет и легитимность ООН крайне опасными», — сказал российский президент. Это такие слова, с которыми, на первый взгляд, готовы согласиться все мировые лидеры, но на самом деле, как показали события этой недели, между ними нет согласия в вопросе о том, противостоят ли такие люди, как г-н Путин, попыткам подорвать легитимность или же они являются олицетворением этих попыток.