«Амбары в городах до краев забиты запасами, а сундуки переполнены золотом и драгоценностями, стоящими триллионы», — писал Сыма Цянь, китайский историк, живший в I веке до нашей эры. — «Денег так много, что веревки, которыми связывают монеты, сгнили и рассыпались в прах, их количество невозможно подсчитать. Амбары в столице переполнены зерном, зерно портится до того, как его успевают съесть».
Он описывал легендарное изобилие в эпоху династии Хань, когда Китай впервые осуществил экспансию на Запад и на Юг и построил торговые пути, известные как Великий шелковый путь, протянувшиеся от древней столицы Сиань вплоть до Рима.
Быстро перемотаем на пару тысяч лет вперед и снова услышим разговоры о китайской экспансии на фоне роста благоденствия Китая. Никаких веревок не хватит, чтобы связать четыре триллиона золото-валютных резервов, самых больших в мире, и благосостояние теперь ограничивается не только полными амбрами, но также включает и строительство домов, производство стали и цемента.
После двух лет быстрого экономического роста Пекин снова присматривается к другим странам в поисках возможностей для инвестиции и торговли, для чего вспоминает метафору «Шелковый путь» из времен былого имперского величия. Создание современной версии древней сети торговых путей стало характерным признаком внешней политики Китая при Си Цзиньпине.
«Это один из терминов, которые люди помнят по урокам истории, не связанный с грубой силой... Это именно тот положительный образ Китая, который китайцы стараются усилить», — говорит Валери Хансен (Valerie Hansen), профессор китайской истории в Йельском университете.
Большая идея Си
Если оценивать китайские обязательства по номинальной стоимости, то речь идет о самом грандиозном проекте из области экономической дипломатии со времен американского Плана Маршалла по послевоенному восстановлению Европы, охватывающем десятки стран с общим населением более трех миллиардов человек. Этот масштаб свидетельствует об огромных амбициях. Но на фоне буксующей экономики и наращивания военной силы этот проект приобретает важное значение как средство определения места Китая в мире и оформления его иногда напряженных отношений с соседними странами.
По словам экспертов, с экономической, дипломатической и военной точек зрения проект призван обеспечить Китаю лидерство в Азии. Некоторые считают, что он отражает желание установить новую сферу влияния, некую современную версию Большой Игры, которую в XIX веке вели Россия и Великобритания за контроль над Центральной Азией.
«Шелковый путь был частью китайской истории во времена династий Хань и Тан, самых великий китайских империй, — говорит Фридрих Ву (Friedrich Wu), профессор из Школы международных исследований при Университете Раджаратнама в Сингапуре. — Эта инициатива служит напоминанием о том, что Китай под руководством коммунистов строит новую империю».
По словам бывших чиновников, великая идея нового Шелкового пути скромно зародилась в недрах министерства торговли Китая. В поиска способа справиться с перепроизводством стали и продукции обрабатывающей промышленности чиновники стали искать пути развития экспорта. В 2013 году программа впервые получила официальную поддержку на высшем уровне, когда господин Си заявил о «Новом Шелковом пути» во время визита в Казахстан.
После того, как в марте председатель КНР уделил вторую крупную речь этой программе, выступая на фоне растущего беспокойства в связи с экономическим спадом, проект разрастался, как снежный ком, и обрел неуклюжее имя «Один пояс, одна дорога». «Пояс» относится к сухопутным дорогам, соединяющим Центральную Азию, Россию и Европу. Под дорогой, как ни странно, подразумевается морской путь, через западную часть Тихого океана и Индийский океан.
В некоторых странах Пекин ломится в открытую дверь. Торговля между Китаем и пятью республиками Центральной Азии — Таджикистаном, Киргизией, Узбекистаном, Туркменистаном и Казахстаном — резко выросла с 2000 года, и оборот составил 50 миллиардов долларов в 2013 году, по данным Международного валютного фонда. Сейчас Китай хочет построить дороги и трубопроводы, чтобы облегчить доступ к ресурсам, в которых он нуждается для дальнейшего развития.
Господин Си озвучил дополнительные детали этого плана ранее в этом году, когда объявил о выделении 46 миллиардов долларов на инвестиции и кредитные линии в рамках создания китайско-пакистанского экономического коридора, ведущего к порту Гвадар на побережье Аравийского моря. В апреле Китай заявил о намерении выделить 62 миллиарда долларов из валютных резервов трем государственно-частным банкам, которые будут финансировать расширение нового Шелкового пути. Некоторые проекты, находящиеся на стадии разработки, уже были включены в новую схему бюрократами и бизнесменами, жаждущими включить свои планы в политику Си.
«Они просто придумали новое имя тому, что давно хотели сделать», — сказал один западный дипломат.
«Это как рождественская елка, — говорит Скотт Кеннеди (Scott Kennedy), заместитель Центра международных и стратегических исследований в Вашингтоне. — Ее можно украсить разнообразными политическими целями, но никто не провел серьезный экономический анализ. Выделенных правительственных денег недостаточно, и они стараются привлечь частный капитал. Но захотят ли частные бизнесмены инвестировать? Смогут ли они заработать?»
Проект Нового Шелкового пути не только отражает китайские амбиции, но также предоставляет возможность посмотреть на процесс принятия макроэкономических решений в Китае. Часто решения принимаются поспешно, пока чиновники соревнуются в неясных, часто противоречивых заявлениях. «Часть из этого — вниз головой, другая часть — ногами вверх, а посередине все еще ничего нет», — констатировал бывший китайский чиновник.
«Прочие бюрократы пытаются угадать, куда Си воткнет флажок, — говорит Пол Хенли (Paul Haenle) из Центра Карнеги-Цинхуа в Пекине. — Как только Си что-нибудь скажет, они будут должны что-то сделать. Им надо нарастить мясо на костях».
Некоторые намеки появились в марте, когда влиятельная Комиссия по реформам и национальному развитию, главный орган планирования в Китае, опубликовала громоздкий документ «Перспективы и действия по совместному строительству экономического пояса Шелкового пути и морского Шелкового пути XXI века». Документ содержит много подробностей о некоторых вещах, например, местах проведения книжных ярмарок, но не дает толком ответа на такие вопросы, как количество стран-участниц. На некоторых полуофициальных картах можно увидеть Перу, Шри-Ланку и даже Великобританию, но на других их нет.
Подробный список все-таки должен существовать. Недаром 28 апреля министерство торговли Китая сообщило, что на долю стран-участниц приходится 26% внешней торговли Китая — достаточно точные данные. Но просьба Financial Times о дополнительных подробностях осталась без ответа.
Остается неясным и вопрос управления проектом — будет ли оно осуществляться через собственный аппарат, или им будут заниматься представители разных департаментов и государственно-частных банков. Так как иностранные правительства и многонациональные банки отчаянно стараются разгадать пифийские намеки Пекина, то отсутствие ясности в этом вопросе не осталось незамеченным.
«Если мы хотим поговорить о Шелковом пути, то мы не знаем, к кому обращаться», — сказал дипломат из одной соседней страны.
По мере расширения экономических интересов Китая за границей, все большую роль в регионе будут играть китайские военные и многочисленные силы безопасности. Китай не имеет военных баз в других странах и категорически утверждает, что не вмешивается во внутренние дела других государств. Но первый проект антитеррористического законодательства позволяет размещать китайских солдат на территории другой страны с ее согласия.
Китайская армия тоже жаждет получить свою долю политического и финансового пирога, связанного с Шелковым путем. Один американский дипломат сообщил, что высокопоставленные генералы Народно-освободительной армии Китая сказали ему — проект «Один пояс, одна дорога» будет иметь составляющие, связанные с безопасностью.
Проекты в нестабильных регионах неминуемо станут испытанием китайской политики по уклонению от зарубежного применения силы. Пакистан выделил десять тысяч солдат на охрану инвестиционных проектов в Китае. В Афганистане до сих пор американские солдаты охраняли медный рудник, принадлежащий Китаю.
Строительство портов в таких странах, как Шри-Ланка, Бангладеш и Пакистан, подняли вопрос о том, не станет ли главной целью Китая двойное использование этих пунктов, которые могут обслуживать контроль основных морских путей, в рамках стратегии под названием «Жемчужное ожерелье».
Получить доверие таких соседних стран, как Россия, Вьетнам и Индия, не так уж просто, и эта задача осложняется демонстрацией силы Китая в разных местах. В Южно-Китайском море, к примеру, морская конфронтация усилилась из-за агрессивных китайских претензий.
Экспорт перепроизводства
Теория Ленина о том, что империализм развивается за счет капиталистического перепроизводства, оказалась верна, как ни странно, для одной из последних ленинистских стран мира (по крайней мере, на первый взгляд). Неслучайно проект Шелкового пути совпал с результатами инвестиционного бума в Китае, выразившихся в перепроизводстве и необходимости найти новые рынки.
«Рост строительства замедляется, Китай не нуждается в таком количестве новых скоростных дорог, железных дорог и портов, поэтому они должны найти другие страны, где могут продолжать строить, — говорит Том Миллер (Tom Miller) из пекинской консалтинговой компании Gavekal Dragonomics. — Одна из очевидных целей заключается в получении новых контрактов для китайских строительных компаний за границей».
Как и План Маршалла, Шелковый путь выглядит как программа по использованию экономических договоров для защиты других уязвимых мест. Западные регионы Китая и его среднеазиатские соседи располагают гигантскими запасами нефти и газа. Синцзяньский регион, где находятся большие месторождения энергоносителей, и который играет критическую роль в Шелковом пути, служит также домом беспокойного мусульманского уйгурского населения, намного более бедного, чем население прибрежных провинций Китая, и желающего разорвать связи с Пекином. В недавние годы регион знал несколько серьезных вспышек насилия.
Натиск на Центральную Азию частично заполнит вакуум, оставленный уходом Москвы и уходом США из Афганистана в следующем году. Так как Пекин говорит о растущей угрозе терроризма, то стабилизация обширного региона становится главным приоритетом.
Но, приступая к решению этой задачи, Китай унаследует отчасти ту проблему курицы и яйца, с которой имела дело политика США «по строительству государств» — служит ли стабильность и безопасность необходимым предварительным условием для экономического развития, или же, как верит Пекин, можно добиться мира и спокойствия, завалив регион инвестициями и инфраструктурными проектами.
В борьбе с радикальным исламом
Если этот подход не сработает, перед Китаем встанет печальный выбор — поджать хвост и уйти или рискнуть увязнуть в обязательствах по безопасности и местной политике. Китай ясно дал понять, что не собирается заменять США в Афганистане и не будет выполнять роль регионального полицейского. «Китай не повторит этих ошибок», — считает Цзя Цзиньцзин, специалист по Южной Азии в Университете Ренмин в Пекине.
Экономическое развитие, считают китайские стратеги, выбьет почву из-под ног радикального ислама в Китае и Пакистане, Афганистане и Средней Азии. Но критики отмечают, что политика, не учитывающая культурные особенности, значительное присутствие сил безопасности и экономическая политика, направленная на процветание китайских общин за счет местного населения, только обострили ситуацию в Синьцзяне, пустынном регионе, где находятся 22% залежей нефти и 40% залежей угля в Китае.
Дороги и трубопроводы через Пакистан и Мьянму непременно помогут Китаю избавиться от другой ахиллесовой пяты — Малаккского пролива, через который поступает 75% нефти, импортируемой в КНР. Уже сегодня почти половина импортируемого природного газа поступает по суше из Центральной Азии, благодаря политике предшественников Си, стремившихся сократить зависимость от морского импорта.
Хотя некоторые соседи будут приветствовать китайские инвестиции, неизвестно, будут ли они также рады китайскому перепроизводству. У многих существует высокая безработица и собственные простаивающие сталеплавильные заводы, а другие стремятся развивать свое производство вместо импорта чужих товаров.
Масштабные инвестиции могут вызвать опасения по поводу возможного китайского экономического доминирования, как произошло в Мьянме и Шри-Ланке, а затем и политического. Но КНР надеется, что столь большие денежные вливания станут слишком большим соблазном для соседних стран, и они не смогут устоять перед ним.
«У Китая не так много мягкой силы, потому что лишь немногие страны доверяют ему, — говорит Миллер. — Он также не хочет или не может применять военную силу. Что у него есть, так это очень много денег».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
После двух лет быстрого экономического роста Пекин снова присматривается к другим странам в поисках возможностей для инвестиции и торговли, для чего вспоминает метафору «Шелковый путь» из времен былого имперского величия. Создание современной версии древней сети торговых путей стало характерным признаком внешней политики Китая при Си Цзиньпине.
