Москва. — Экономические санкции против России, введенные Западом в марте 2014 году, без сомнения, неприятны. Но пока что они не достигли цели — ослабить позиции российского президента Владимира Путина. Более того, они, по всей видимости, оказали обратный эффект: Россия — и ее президент — стали еще сильнее, чем прежде.
Потери стран Европейского союза от сокращения объемов торговли с Россией оцениваются примерно в 100 миллиардов долларов, от чего пострадали, например, молочные фермеры Баварии и промышленные экспортеры из Восточной Германии. Российский ВВП, который умеренно рос в 2014 году, сократился на 4,6% в годовом выражении во втором квартале этого года. Рубль обесценился к доллару США более чем вдвое во второй половине прошлого года, что вызвало рост инфляции, которая в июле увеличилась на 15,6% по сравнению с июлем 2014 года.
Однако сейчас инфляция, похоже, уже достигла пика, а эффект от падения цен на нефть и газ смягчается укреплением доллара США, поэтому размеры золотовалютных резервов России даже выросли, достигнув в июне 362 миллиарда долларов (13% этой суммы приходится на золото). Несмотря на то, что Россия затягивает пояса, Путин сейчас популярен так, как никогда ранее.
Логика экономических санкций проста: свобода торговли и свободные рынки обеспечивают рост экономики (а значит, и политическую поддержку власти), напротив, ограничения этих свобод душат экономический рост (а значит, размывают поддержку правительства). Такой акцент на свободу торговли и рынков был центральным догматом в британской классической экономической науке XIX века. Он остается ключевым и для доминирующей сегодня неоклассической школы, чьи принципы выражены в так называемом «Вашингтонском консенсусе», принятом многими странами мира по рекомендации Международного валютного фонда. Согласно этим принципам, для развития экономики нужны — дерегулирование, открытие рынков, либерализация и приватизация.
Но данная теория фундаментально ошибочна. Ни одна экономическая держава не создавалась с опорой исключительно на политику laissez-faire (т.е. невмешательства государства в экономику). К примеру, экономический подъем Великобритании во многом стал результатом стратегического планирования, промышленной политики, а также тарифов и нетарифных торговых барьеров.
Промышленные достижения Великобритания начались с текстильной отрасли. Лидеры страны пришли к выводу, что экспорта сырья (в основном шерсти) недостаточно для стимулирования экономического развития. Для этого Англии надо было подняться вверх по лестнице добавленной стоимости, импортируя сырье и экспортируя готовую продукцию.
По этой причине власти Англии разработали промышленную политику, следствием которой стало привлечение фламандских ткачей в британские фирмы для передачи ноу-хау. Более того, английские власти воздвигли торговые барьеры: из-за запрета экспорта необработанной шерсти и импорта готовых шерстяных изделий индийский текстиль, который зачастую был лучшего качества и дешевле, не мог конкурировать с местной продукцией. Они также приняли законодательство о навигации, которое запрещало доступ иностранных судов в британские порты, и даже издали стимулирующий спрос закон, который обязывал хоронить мертвых в шерстяных саванах. В конце концов, механизация текстильной отрасли привела к Промышленной революции, а массовое производство и экспорт способствовали строительству крупнейшего в мире морского флота.
Еще в середине XIX века немецкий экономист Фридрих Лист подчеркивал ту роль, которую подобные меры сыграли в развитии Британии. В соответствии с его рекомендациями Соединенные Штаты, Германия и Япония проводили разумную промышленную политику и использовали торговый протекционизм, одновременно активно работая над поддержкой зарождающихся отраслей экономики. Эта стратегия помогла им развиваться быстрее и даже обогнать Великобританию.
Торговые ограничения также доказали свою эффективность в стимулировании экономического роста: в 1812 году, когда Великобритания объявила войну США и ввела торговое эмбарго, импортозамещение вызвало расцвет американской промышленности. После отмены эмбарго и снижения торговых тарифов, рост американского производства приостановился — вплоть до 1828 года, когда установление новых тарифов Британией вновь помогло подъему промышленности США. Точно так же, во время Первой мировой войны британское торговое эмбарго стало стимулом для развития немецких высокотехнологичных отраслей из-за необходимости замены импортной продукции.
Конечно, эффект эмбарго может быть разрушительным в случае, если у страны нет ресурсов, необходимых для импортозамещения. Именно по этой причине экономические санкции оказали столь негативное воздействие на Иран, а перед этим на Ирак.
Но в такой стране, как Россия, с ее обильными природными ресурсами, технологической экспертизой и опытной рабочей силой, санкции могут привести к противоположному эффекту. Советский Союз не преуспел в попытках воспользоваться этими факторами, что было вызвано слабой структурой стимулов в коммунистической системе. Сегодня же, напротив, в России капиталистический строй, предлагающий значительные выгоды тем, кто сумеет лучше приспособиться к нынешним ограничениям.
Иными словами, у России есть все необходимое для процветания, несмотря на санкции. Или даже из-за них. Однако превратить эту возможность в реальность России сможет, лишь проведя экономическую трансформацию.
Неоклассическая теория торговли основана на концепции сравнительного преимущества: страны должны использовать все свои сравнительно сильные стороны — от технологических успехов до ресурсных запасов. Но, как хорошо знали английские власти, и как показывает опыт многих африканских и латиноамериканских стран, простого экспорта сырья недостаточно для стимулирования развития. История свидетельствует, что самая эффективная политика развития основывалась на вмешательстве государства, создававшего национальные отрасли экономики с высокой добавленной стоимостью. В предыдущие десятилетия этот путь выбрали Япония, Тайвань, Южная Корея и Китай.
Для России движение вверх по лестнице добавленной стоимости не должно быть трудным. У нее есть все, что нужно, для изготовления готовой продукции, которую она ранее импортировала. Более того, импортозамещение уже привело к росту производительности в некоторых ключевых секторах экономики — машиностроении, нефтехимии, легкой промышленности, фармацевтике и сельском хозяйстве. В годовом исчислении экспорт товаров с высокой добавленной стоимостью вырос на 6% в первом квартале этого года.
Более того, российское руководство активизировало сотрудничество с другими странами группы БРИКС (Бразилией, Индией, Китаем и Южной Африкой), а Путин недавно объявил об амбициозных планах расширения внутреннего спроса.
Не исключено, что санкции Запада против России не просто не изменят украинскую ситуацию. Они станут хорошей подмогой стране в ее долгожданной структурной трансформации. Если Россия успешно скопирует режим контролируемого кредитования, который применяли страны Восточной Азии, и одновременно повысит эффективность управления, еще одно экономическое чудо станет возможным.