Секс и Ватикан

Католические либералы и консерваторы ведут жаркие споры по вопросам разводов, повторных браков и однополых пар. Принимать решение будет папа Франциск, однако вряд ли стоит ждать от него перемен, потому что традиционная «христианская семья» уходит корнями в древнейшие основы Евангелия и истории.

В Ватикане недавно открылся и будет проходить до 25 октября синод (то есть съезд более 300 кардиналов и епископов со всего мира, а также некатолических экспертов и наблюдателей) по вопросам будущего семьи. Тема не из простых. Она касается всего учения церкви (зачастую его неправильно понимают и критикуют) по сексуальной жизни и браку. Поэтому она интересует всех тех (философов, политиков, верующих и неверующих), кто задумывается о воздействующих на «традиционную» семью преобразованиях, испытывает радость или беспокойство при виде явлений вроде роста числа разводов и однополых браков.  

В октябре прошлого года первая встреча такого рода уже отразила существующий в церкви глубокий раскол между сторонниками линии на смягчение традиционного мнения церкви о сексе и супружеской жизни и защитниками жесткой вековой доктрины защиты традиционной семьи (она представляется крепостью, которую осаждают разрушительные тенденции современной жизни). Сейчас же споры возобновляются, а папе Франциску придется рассудить два лагеря.

Как все могли убедиться, с момента избрания 2,5 года назад папа-иезуит в отличие от своих предшественников крайне мало говорил о давних церковных «запретах» в области сексуальной и супружеской жизни (недопустимость разводов, искусственной контрацепции, абортов, эвтаназии и т.д.). В то же время в его словах и действиях всегда отводилась немалая роль христианскому милосердию, в связи с чем он с пониманием говорил о гомосексуалистах («Кто я такой, чтобы судить?») и вынужденных сделать аборт женщинах. По его мнению, главнейшая задача церкви — принять всех людей, особенно тех, по кому ударила жизнь. Ее цель не только в том, чтобы вернуть всех разочаровавшихся в ней из-за ее консерватизма и негибкости, но и обратиться к «периферии» общества и нравственности. Несколько дней назад папа с успехом вновь повторил это в американском Конгрессе и с трибуны ООН. 

Ни у кого и в мыслях нет, что этот человек, несмотря на огромную популярность своих либеральных позиций по всему миру, откажется от основ церковной доктрины по сексуальной жизни, браку, семье и защите жизни. Революции тут ждать не стоит. Тем не менее, в синоде и консервативных католических кругах бытуют опасения, что папа Франциск в силу своей близости к аргентинским беднякам и принадлежности к иезуитам пойдет на смягчение столь древних и священных принципов как неприятие любых связей с гомосексуалистами и недоступность церковных обрядов для тех, кто женился в церкви, но затем развелся и заключил второй брак. Дело в том, что разведенные не просто нарушают принцип нерушимости брака, но и, заключив его снова, нарушают священное таинство, которое раз и навсегда даруется Богом.

1. Смягчение позиции по разведенным

Смягчение линии церкви по отношению к разведенным (а их число в католической среде растет пропорционально увеличению показателей разводов в целом) является одним из основных вопросов нынешнего синода. Наиболее прогрессивные течения (в первую очередь из Германии) предлагают допускать их к причастию, принимая решения по каждому конкретному случаю. Поговаривают, что папа Франциск склоняется к такому варианту. Тем не менее, с этим категорически не согласны консерваторы, которые опасаются, что подобное смягчение запретов по «пасторским» соображениям (снисхождение, понимание) может в перспективе стать ударом по нерушимости брака и сделать развод еще более обычным делом, в том числе и в христианских кругах. 

В этом-то и заключается главный острый момент октябрьского синода по семье. Речь идет о риске обвала всего церковного учения о браке и семье, о чем без конца твердят папе многие кардиналы. В этом их поддерживают консервативно настроенные епископы из США, Польши и в первую очередь Африки, где церковь с давних времен пытается утвердить понятия брака и христианской верности (для многих обществ там традиционна полигамия).

Одним из самых непримиримых противников любых перемен стал гвинейский кардинал и член Римской курии Роберт Сара. Несколько дней назад он вновь обрушился с резкой критикой «релятивистской идеологии, которая сейчас распространяется по всем нашим обществам. Это происходит посредством политической и законодательной властей, которые принимают разрушающие семью и брак законы и спекулируют на человеческой жизни. Посредством финансовой власти, где выделение необходимых для развития средств обусловливается принятием направленных против семьи и жизни решений. Наконец, посредством власти СМИ». По его словам, если церковь изменит позицию по браку, «это не только подорвет дело ее служения семье, но и будет означать противоречие с Евангелием!»

2. Взгляд Евангелия на расторжение брака

Суть всех споров в том, может ли и должна ли церковь менять позицию в условиях перемен нравов и семьи, революции статуса женщины. Она долгое время стремилась контролировать эти изменения (по крайней мере, в христианской Европе), однако сегодня у нее нет на них практически никакого влияния. При этом реальное положение дел все больше отдаляется от ее учения. Таким образом, постоянный пересмотр понятия традиционного брака стал для нее центральным вопросом для будущего общества и всего человечества. 

Как к этому относиться? Общественный конформизм и интеллектуальная лень могли бы нарисовать картину упрямой консервативной организации, которая не может смириться с потерей рыночной доли и прошлого влияния в вопросах семьи и нравов. Тем не менее, можно со всем основанием отметить, что жесткость нынешней позиции церкви по семье представляет собой героическую и отчаянную реакцию на вездесущий «пессимизм». Можно предположить, что ее защита нерушимости семьи является формой сопротивления упадку семейных ценностей, увеличению числа разводов и крушению семейной среды, которое зачастую больно ударяет по детям. Разве такая рьяная защита католическим духовенством антропологии любви, брака и семьи не может рассматриваться как условие выживания? 

Это важнейший вопрос. Учение католической церкви опирается на Евангелие, которое было составлено в I и совершенно однозначно говорит о природе любовных и супружеских связей. Из него следует, что в историчности слов Иисуса с осуждением развода нет ни малейших сомнений. Свидетельств тому множество. «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Евангелие от Марка, 10:9). В ответ на скепсис учеников, Иисус подчеркнул: «Кто разведется с женою своею и женится на другой, тот прелюбодействует от нее» (Евангелие от Марка, 10:10).

В тот момент в иудейской (и всей восточной) традиции допускался развод с женой, в связи с чем такие слова Иисуса стали радикальным новшеством. Первый христианский миссионер апостол Павел неоднократно подчеркивал это в первом послании к коринфянам: «А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, —  если же разведется, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим, — и мужу не оставлять жены своей».

Таким образом, церковная доктрина о разводе и повторном браке опирается на слова ее основателя и священное писание, что, на первый взгляд, делает ее совершенно незыблемой, а борьбу сторонников смягчения — заранее обреченной. Тем не менее, недавно в свет вышли две книги, в которых можно почерпнуть весьма полезные сведения по этим вопросам. Первая — это «Иисус и развод» всемирно известного американского экзегета Джона Пола Мейера. В ней он проводит научный анализ различных формулировок запрета развода в Евангелии и приходит к выводу, что интерпретировать все можно по-разному, так как Иисус открыто не поднимал вопрос повторного брака из-за жарких споров, которые тогда породило его «удивительное» учение о разводе (окончательно утвердиться ему удалось лишь в конце I века).

Другой историк и экзегет, француз Андре Поль недавно выпустил нашумевшую книгу с названием «Христианской семьи не существует». Он напоминает, что  осуждение развода во времена Христа было глубоко новаторским шагом, и что запрет на повторный брак был «самым надежным средством защитить супругу». Однако он поднимает следующий вопрос: «Зачем нужно сохранять такую защиту женского достоинства в обществе, где права женщин уже стали повсеместно признанным достижением?» Андре Поль привлекает внимание к «цензуре» церкви по поводу упоминавшегося в Евангелии от Матфея разрешения на развод и повторных брак в случае супружеской неверности, проституции или другого серьезного нарушения брака. Ожесточенные споры шли вплоть до Тридентского собора (стал отправной точной Контрреформации) в XVI веке, где была подтверждена доктрина нерушимости брака. Остается она в силе и по сей день.         

3. Секс ради удовольствия грешен

Иначе говоря, неприспособленность церковной риторики к переменам в современных парах уходит корнями в далекое прошлое. Следует помнить, что христианство отошло от родоначальной иудейской культуры, для которой плотские радости и плодовитость были признаками божественного благословления. Оно идеализировало целибат (в отличие от раввинов тех времен Иисус не женился), девственность (Мария так и осталась девственницей после рождения Иисуса) и воздержание. Первые греческие и латинские христианские философы (их называют отцами церкви) представляли девственность и воздержание как средства, которые стоят выше брака для удовлетворения жизненных требований по Иисусу Христу.

Христианский супружеский пессимизм уходит корнями в учение греческого философа Платона (он считал тело тюрьмой) и неприятие стоиками всех тревожащих тело и душу страстей. Уже упомянутый Андре Поль отмечает огромное влияние на зарождавшуюся церковь со стороны еврейского философа Филона и одного из самых знаменитых отцов церкви Клемента Александрийского, которые были категорически против плотской любви и любых сексуальных связей помимо зачатия. Клемент говорил, что стремление доставить удовольствие партнерше равнозначно измене, отношению к ней как к проститутке. Он осуждал любые супружеские связи вне детородного периода женщины и считал оргазм «неисправимым злом», «маленькой эпилепсией», как в прошлом уже говорил философ Демокрит. 

Таким образом, искать сексуальную связь ради плотских утех — это грех. Зачатие детей служило оправданием для секса, однако в христианстве надолго укрепилась мысль о том, что чем сильнее контроль над плотскими страстями, тем сильнее духовная любовь. Подобная демонизация сексуальной жизни находит отражение и в христианской теологии. Со Средних веков всемогущая церковь установила средства контроля за нравами и социальными нормами. В ее заслуги, безусловно, стоит отнести добровольное согласие. Она превратила христианский брак в удел двух людей, что было несомненным прогрессом во времена договорных свадеб. Тем не менее она постепенно влезла в супружескую постель, навязала кодификацию сексуальных и брачных связей, стала жестоко карать измену, инцест и разводы, устроила охоту на сожительства и прочие тайные союзы, заставила священников дать обет безбрачия.

Самое удивительное в том, что такая риторика сохранилась на протяжении веков. Еще в ХХ веке папа Пий XI в энциклике Casti Connubii («О целомудренности брака») 1930 года называл брачный союз «лекарством от похоти». Чуть позднее, в 1992 году в катехизисе Католической церкви, который был составлен Йозефом Ратцингером (будущий Бенедикт XVI) и одобрен Иоанном-Павлом II, подчеркивалось, что деторождение является главной целью брака. Да, с течением лет в позиции церкви произошли изменения, и теперь она допускает плотскую связь даже в период, когда о зачатии детей говорить не приходится. Но, как говорит Джон Пол Мейер, разве можно утверждать, что ее учение о браке и сексе подходит для «постхристианского и постмодернистского менталитета XXI века»? Именно таким вопросом задается собравшаяся на синод в Ватикане церковь папы Франциска. Ответ едва ли получится найти быстро и легко…