Российский экономист и политолог Кирилл Рогов проанализировал суть и перспективы существующей в России экономической модели.

Берлин — «Выживет ли «путиномика»?» — так называется исследование, только что выпущенное Европейским советом по международным отношениям (European Council on Foreign Relations). Его автор — известный российский политолог и экономист Кирилл Рогов. В середине октября с результатами своей работы он ознакомил в Берлине заинтересованных немецких экспертов, а затем ответил на вопросы корреспондента DW.

Deutsche Welle: Господин Рогов, давайте для начала договоримся о понятиях. Что вы понимаете под «путиномикой»?

Кирилл Рогов: «Путиномика» — это экономическая модель, основанная на росте внутреннего потребления, что было возможно благодаря постоянно увеличивавшимся доходам от ресурсного экспорта. На первом этапе экономика стимулировалась притоком доходов от такого экспорта. На втором этапе, когда примерно в 2012 году рост остановился, началось бурное перераспределение рентных доходов, уже не связанное с ростом. Роль рынка на этом этапе уменьшалась, а роль государства — распределителя, наоборот, возрастала. Причем, перераспределение происходило как через бюджет, так и через рентоориентированные сети, то есть, через коррупцию. Все это предполагало систему управления все более централизованную и иерархичную.

— Все говорят об экономическом кризисе в России, даже официальные инстанции. Стагнация, рецессия, инфляция… Но люди нет ропщут. Почему?

— В течение последних 15 лет доходы большинства населения постоянно росли. Может быть, за исключением короткого периода в 2008-2009 годах. Причем, доходы росли быстро, не менее чем на пять процентов в год. Средняя зарплата в 1999 году был 90 долларов в месяц, в 2014-м — 900. Это совершено другой уровень благосостояния. И людям кажется, что происходящее сейчас сокращение доходов …

— Оно большое?

— На 8-9 процентов. Это очень большое падение. И если бы такое сокращение произошло в 2005 или 2006 году, то разразился бы мощный политический кризис. Но после такого продолжительного периода неуклонного роста это не воспринимается как нечто страшное. Тем более, что россияне пережили два экономических кризиса, и оба были V-образными — быстрый коллапс и быстрое восстановление. Сейчас и элиты, и население интуитивно ожидают повторения такого варианта. И хотя число тех, кто считает, что кризис будет долгим, растет, в реальности люди не ожидают долгосрочного тренда ухудшения своего материального положения. К тому же в предыдущие годы россияне обновили и расширили весь парк своих товаров длительного пользования — особенно благодаря буму потребительского кредитования в последние три года. Поэтому сейчас можно потерпеть с приобретением новых товаров длительного пользования и перераспределить свои расходы.

— То есть, пока холодильник не сломается, бунта не будет?

— Да, можно и так сказать. Но есть еще один фактор. А именно — политическая мобилизация, пропаганда, которая приводит к тому, что люди оценивают ситуацию в российской экономике лучше, чем свою собственную. То есть, они не видят в ухудшении своего материального положения системной проблемы российской экономики.

— Казалось бы, должно быть наоборот. Ведь макроэкономические показатели плохие, но люди, как вы сами сказали, в целом не бедствуют. Своя рубашка ближе к телу?

— Да, но это не всегда бывает так. Чем больше политическое доверие, тем скорее люди склонны выше оценивать состояние экономики в целом. А чем меньше доверие к политической системе, тем оценки всей экономики ниже, чем своего собственного материального состояния. В 90-е годы оценки своего положения были всегда лучше, чем экономики в целом.

— Тогда люди меньше доверяли политической системе?

— Да. А в путинское время оценки экономики не хуже, а даже лучше, чем личного материального положения.

— Каков, с вашей точки зрения, запас прочности российской экономической модели? Как долго она сможет обеспечивать людям удобоваримый уровень жизни?

— Это трудный вопрос. Зависит от нескольких факторов. От того, в частности, насколько Путину удастся параллельно укрепить авторитарные институты, сделать общество гораздо более закрытым, еще больше подверженным пропаганде, адаптированным к жесткому авторитаризму. С другой стороны, усилия режима по его трансформации в политически более жесткий в свою очередь имеют дестабилизирующее воздействие, как и различные шаги этого режима на внешнеполитическом направлении. Например, военное поражение — это одна из моделей коллапса таких режимов. Причем, даже очень ограниченное военное поражение способно подорвать доверие к режиму внутри страны.

— Давайте вернемся к началу нашей беседы и названию вашего доклада. Как вы сами отвечаете на поставленный вопрос — выживет ли «путиномика»?

— Выживет при условии довольно глубокой трансформации режима в сторону его авторитарного ужесточения. Однако известно, что транзит от мягкого авторитарного режима к жесткому — это довольно трудная вещь, это далеко не всегда удается. Многое зависит от фактора времени. Что будет действовать быстрее? Факторы, дестабилизирующие режим, или их опередит переход к более жестким авторитарным институтам.