В нынешнем политическом контексте поддержка вступления Турции в Евросоюз является одной из форм реальной политики или атлантизма, игнорирующих общие европейские интересы.
1. Сегодня становятся ясными заблуждения Европейского Союза в 2004-2005 годах. В конце 2004 года с Турцией было согласовано открытие переговоров о вступлении в ЕС. Сам процесс официально начался в 2005 году с переговоров по поводу шести из 35 глав acquis communautaire («Достижения Сообщества» по Маастрихтскому соглашению, корпус законов и нормативных актов, обязательных для стран-членов ЕС, прим. перев.).
Нетрудно засвидетельствовать, что с самого начала процесс шел неспокойно, порождал конфликты и недоразумения. Первым из них была убежденность в том, что турецкое правительство консерваторов-исламистов во главе с Реджепом Тайипом Эрдоганом, тогдашним премьер-министром, испытывало подлинное желание присоединиться к Европейскому союзу.
На самом деле, искренне настроенная на вступление в ЕС часть турецкого общества, носящая более светский характер и являющаяся наследницей Ататюрка, имеет свое основное политическое представительство в CHP (Республиканской народной партии), оппозиционной партии социал-демократического типа, а не в AKP (Партии справедливости и развития), правящей с конца 2002 года. Последняя по сути защищает интересы наиболее традиционалистских исламских секторов Турции, широко представленных за пределами таких крупных городов, как Стамбул, Анкара или Измир.
Большинство ее избирателей не видят себя в контексте европейских и постмодернистских светских ценностей и, вероятно, даже испытывают к ним неприязнь. Их главное устремление - в достижении процветания и собственного материального благополучия. Второе заблуждение заключается в том, что Европейский союз якобы в состоянии интегрировать Турцию.
Между тем, все указывает на обратное. Противоречия, связанные с бюджетом (структурные фонды, сельскохозяйственная политика), институтами (голоса в Совете, депутаты Европарламента и т.д.) и прочими функциональными структурами союза, могут быть преодолены только со вступлением в силу нового договора. А это означало бы процесс ратификации всеми государствами-членами, в некоторых случаях предполагающий референдум. В текущих политических обстоятельствах и в ближайшем будущем утверждение нового европейского договора будет особенно трудным ввиду настроений евроскепсиса, распространившихся во многих государствах-членах с кризисом 2008 года.
2. Если бы процесс вступления Турции в течение десяти лет был реализован, как изначально считалось возможным в 2004/2005 году, мы можем попробовать представить себе геополитические последствия этого события для Европейского союза.
Первым стало бы расширение зоны нестабильности на Ближнем Востоке. ЕС граничил бы непосредственно с воюющими государствами, такими, как Сирия и Ирак, а также с территориями, контролируемыми "Исламским государством".
Вторым - ставшая внутренней проблема сирийских беженцев на территории Турции - около 2-х миллионов - которые автоматически оказались бы на территории Европейского союза.
Третьим стала бы интернализация курдской проблемы Турции, сложного транснационального конфликта, также с участием Сирии, Ирака и Ирана. И это в то время, когда подобного рода угроза может вылиться в крупномасштабное вооруженное противостояние, как это было в 1980-е и 1990-е.
Четвертое последствие было бы связано с Шенгенской зоной и свободой перемещения в пределах ЕС. Если уже в нынешних условиях мы видим, как недостатки этой системы проявляются в Венгрии и других государствах, находящихся в самом непосредственном контакте с волной беженцев, мы можем представить себе, что бы происходило при полной открытости европейских границ этому конфликту. Искушение государств-членов, оказавшихся под давлением популистских движений и встревоженного общественного мнения, восстановить контроль над национальными границами было бы велико, если не сказать неудержимо и необратимо.
Пятым последствием стало бы увеличение числа внутренних разломов, и без того глубоких из-за кризиса в еврозоне и обязательных квот для беженцев. Только представьте себе группы, на которые разобьются европейские страны при необходимости перераспределить между государствами-членами два миллиона находящихся на турецкой территории беженцев из Сирии и других конфликтных ближневосточных зон.
3. Отношения между ЕС и Турцией давно характеризует довольно пагубная путаница. Нет никаких сомнений в том, что Турция и Европейский союз представляют друг для друга стратегическую важность. В вопросах безопасности в восточном Средиземноморье, включая проблему беженцев, в борьбе против исламистов-джихадистов, в поставках природного газа и других, это очевидно.
Вопрос - и возникшая путаница - в том, что стратегические отношения будто бы уже предполагают вступление Турции в Европейский союз. Совсем необязательно. В нынешних условиях, по уже упомянутым институциональным, финансовым, геополитическим причинам, ее членство в случае реализации, вероятно, стало бы еще одним источником трений между обеими сторонами и группами европейских стран, нежели консолидации стратегических отношений. Решение, вероятно, должно заключаться скорее в очередном наборе соглашений, в том числе в стратегических областях, которые соединили бы обе стороны всеобъемлющими и гибкими связями, адаптируясь к их реалиям.
Большой проблемой здесь является острая нехватка у Европы политической воли и отсутствие внешнеполитического курса и политики безопасности, которые руководствовались бы общими европейскими интересами. То, что мы имеем, есть лишь придаток США/НАТО. Случай Португалии демонстрирует мучительное отсутствие внешней политики и собственной безопасности, которые сводятся к скудной версии англо-саксонских союзников. Если бы такая политика существовала, далекие от реальности чаяния Турции в течение десяти лет присоединиться к ЕС у европейских политиков с 2004/2005 года даже не стояли бы на повестке дня.
В то время признать это невозможным сразу бы повлекло за собой ухудшение отношений и проблемы. Вне всяких сомнений. Вероятно, с течением времени отношения между Европейским союзом и Турцией нормализуются и станут более открытыми и честными по сравнению с сегодняшним днем. То, чему мы являемся свидетелями сейчас, есть циничная игра из разряда дипломатической фантастики: ЕС не хочет Турции, но не говорит об этом открыто. Что же касается Турции Эрдогана и Давутоглу, то нынешний премьер-министр AKP также не горит желанием присоединиться, вместо этого предстает в образе жертвы, чтобы получить политическую и финансовую компенсацию.
Подход Эрдогана - готовность сотрудничать с Европейским cоюзом в разрешении проблемы беженцев на условиях получения финансовой поддержки и льгот по вопросам переговоров о вступлении - подчеркивает эту стратегию. Такие уступки, например, в области виз, являются козырями в краткосрочной перспективе в связи с парламентскими выборами в Турции, намеченными на 1 ноября.
Но Эрдогану было бы что терять - и он хорошо это знает - если бы он уже вошел в ЕС. Границы его авторитаризма, политики реисламизации и возвращения к турецкому государству до секуляризации, равно как и давления на оппозиционную прессу и свободу мнений, были бы сужены. На самом деле, его интересует не столько членство, сколько продолжение переговорного процесса, полезного его политической стратегии.
4. Позиция Великобритании - это лучшая иллюстрация молчаливого союза евроскептиков и тех, кто поддерживает членство Турции в ЕС. Смешно, но пока англичане продолжают делать дипломатические заявления в пользу присоединения Турции, сами они предлагают провести референдум по поводу качественного понижения уровня (downgrade) собственных отношений с Европой в 2016 или 2017 году. Последнее может даже привести к выходу Великобритании из союза.
Получается: то, чего англичане не хотят для себя, хорошо для Турции? Консервативным правительством Дэвида Кэмерона были очерчены следующие уступки, на которые должен пойти Европейский союз, дабы сохранить членство Великобритании: (I) заявление о праве Соединенного Королевства оставаться вне любого федерального прогресса на европейском уровне, т.е. не участвовать в строительстве "Более крепкого союза"; (II) заявление о том, что евро не является официальной валютой Европейского союза, давая тем самым понять, что в пределах ЕС могут продолжать сосуществовать различные валюты, дабы защитить фунт стерлинга и статус Лондона как мирового финансового центра; (III) предоставляемая национальным парламентам возможность при определенных обстоятельствах блокировать европейские решения; (IV) реорганизация институциональной структуры в целях предотвращения того, чтобы находящимся за пределами еврозоны государствам-членам отводилась второстепенная роль.
Вступление Турции - заставляющее пересмотреть договоры и, вероятно, требующее создания многочисленных исключений из европейских правил - оказалось бы на руку для облегчения уступок.
Что касается геополитических проблем, связанных, например, с войной в Сирии и кризисом беженцев, которые со вступлением Турции только усугубятся, то они станут главным образом проблемой других государств-членов. Англичане добровольно - уже за пределами Шенгенской зоны.
Здесь угадывается аналогичная стратегия, виденная нами при расширении ЕС в Центральную и Восточную Европу в 2004 году. Сначала англичане политически поддерживают членство, чтобы воспользоваться преимуществами в двусторонних отношениях. Но затем, когда настает время нести финансовые затраты на расширение за счет увеличения бюджетных взносов, отвечают на это повышение отказом.
Финансовое бремя ложится на других чистых доноров (Германию, Францию и т.д.). В нынешнем политическом контексте поддержка вступления Турции в Евросоюз оказывается одной из форм realpolitic или атлантизма, игнорирующих общие европейские интересы.
