В начале месяца, когда российская авиация начала свою операцию в Сирии, широко писали, что Россия и ее национальная церковь объявили Исламскому государству «священную войну». В западном мире сразу же застонали: «Только не еще одна воюющая сторона, уверенная, что ее благословил сам Бог!» Впрочем, многие, напротив, втихомолку обрадовались: вдруг контрджихад способен помочь против джихада?
На деле журналисты несколько исказили смысл заявления Русской православной церкви. Было бы очень странно, если бы патриарх Московский, поддерживающий с государственного одобрения подчеркнуто дружеские связи с мусульманскими лидерами в России и за ее пределами, стал намекать на конфликт между христианством и исламом в широком смысле. И действительно, патриарх Кирилл, выступающий фактически в качестве общегосударственного капеллана, высказался в реальности намного осторожнее:
«Российская Федерация приняла ответственное решение об использовании вооруженных сил для защиты сирийского народа от бед, приносимых произволом террористов. Мы связываем с этим решением приближение мира и справедливости на этой древней земле. Желая мира народам Сирии, Ирака и других стран Ближнего Востока, мы молимся о том, чтобы жестокий локальный конфликт не перерос в большую войну, чтобы применение силы не повлекло гибели гражданского населения, а все российские военные вернулись домой живыми».
Заголовки про «священную войну» были порождены высказыванием его прямолинейного пресс-секретаря отца Всеволода Чаплина. Впрочем, даже он не призывал ни к войне между религиями, ни к войне между культурами. Сказал он буквально следующее: «Борьба с терроризмом — это священная борьба, и сегодня наша страна является, пожалуй, самой активной силой в мире, которая борется с ним. Не потому, что у нее есть в этом корыстный интерес, а потому, что терроризм безнравственен».
Однако независимо от того, что духовные лидеры России говорили в действительности, слухи о «священной войне» вызвали у ливанских православных христиан, одной из наиболее влиятельных христианских общин Ближнего Востока, резко отрицательную реакцию. «Петицию против религиозных войн», распространяемую в Facebook на французском и арабском, подписали сотни людей. В тексте этой петиции, в частности, говорится: «Мы безоговорочно осуждаем саму идею того, что „защита христиан“ может служить прикрытием для идеологических и политических целей — в том числе для поддержки российского военного вмешательства в Сирии, для которой некоторые и пытаются ее использовать».
Тарек Митри (Tarek Mitri), уважаемый ученый и бывший министр культуры Ливана, заявил мне, что поучаствовал в составлении петиции.
«Мы считаем, что нельзя благословлять войны — под какими бы предлогами они ни велись. Мы также хотели бы подчеркнуть, что сирийских христиан невозможно и не следует „защищать“ с помощью военной интервенции. И в России, и в арабском мире звучат голоса, ссылающиеся на необходимость „защищать меньшинства“, однако это противоречит ценностями, которые традиционно отстаивают христиане-арабы. Защищать нужно всех мирных жителей — и христиан, и мусульман», — сказал он.
В свою очередь, некоторые высокопоставленные ливанские духовные лица — такие, как митрополит Бейрутский Элиас Ауди (Elias Audi), — выдвигают антивоенные аргументы, теологического и исторического характера. Грубо говоря, они подчеркивают пацифистскую сущность христианства и отсутствие доктрины о справедливой войне в православии (в отличие от католичества). Православие рассматривает войну как несомненное зло, хотя иногда неизбежное или даже необходимое. Кроме того, православные арабы — это не греки или русские, с их ностальгией о Византии и царях. У них нет коллективной памяти о священной государственной власти.
Все это, разумеется, небесспорно и может послужить предметом для долгих теологических и исторических дискуссий. К тому же любые публичные заявления имеют свой политический контекст. Дело в том, что православные занимают в сложной и нестабильной мозаике ливанского общества особое место. Их меньше 10% населения, они малочисленнее, уязвимее и обладают более «арабской» коллективной идентичностью, чем те же марониты, которые теологически, культурно и экономически ориентированы на Запад. В те времена, когда светский панарабский национализм усиливал свои позиции, православные христиане Ливана его активно поддерживали. С тех пор многое изменилось, но эта община по-прежнему с опасением относится к любым факторам, способствующим ее отчуждению от соседей-суннитов. За последние десятилетия маронитские лидеры неоднократно заключали союзы с самыми разными региональными игроками — то с Израилем, то с Сирией, то с Ираном, то с проиранскими организациями. Напротив, ливанские православные считают любые события, накаляющие обстановку в регионе, угрозой своему выживанию.
Как бы то ни было, контекст не отменяет самого текста. Сейчас в Ливане - стране, которая знает о кошмаре межрелигиозных конфликтов все - с кафедр и с газетных страниц звучат добрые, умные и убедительные слова. Всегда приятно видеть, что общественная роль религии не ограничивается призывами к священной войне.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В начале месяца, когда российская авиация начала свою операцию в Сирии, широко писали, что Россия и ее церковь объявили Исламскому государству «священную войну». В западном мире сразу же застонали: «Только не еще одна воюющая сторона, уверенная, что ее благословил сам Бог!» Впрочем, многие, напротив, втихомолку обрадовались: вдруг контрджихад способен помочь против джихада?
