Москва — В оживленном столичном переулке, где расположен основной московский офис крупнейшей российской неправительственной организации по правам человека «Мемориал», жизнь идет своим чередом. Почти каждый день в этом здании кипит деятельность: люди приходят и уходят, и даже прогуливающиеся мимо полицейские не так уж часто бросают на него косые взгляды.
Тем не менее, если вы войдете внутрь и проведете некоторое время с людьми, которые следят за огромными архивами, ведут семинары и организуют кампании, то ощутите, в каком мучительном осадном положении они находятся. Среди сотрудников крепнет отчаяние. Некоторые признаются, что у них не выдерживают нервы, и мало кто верит, что «Мемориал» продержится еще долго.
Добро пожаловать в эпоху Владимира Путина, где ликвидация политически «непослушной» гражданской деятельности — цель во вполне советском духе — проходит без полицейских рейдов или ночных отправок в лагерь.
Вместо этого, она постепенно, но основательно осуществляется посредством принятого три года назад закона, требующего от групп, подобных «Мемориалу», ношение ярлыка «иностранного агента» — что в русском языке прочно ассоциируется со «шпионом» — в случае, если они получают хоть какое-то иностранное финансирование и занимаются деятельностью, которую власти посчитают «политической».
Как и большинство вычлененных законом организаций, а их около ста, «Мемориал» отказался принять этот статус, находя процедуру равносильной глотанию пилюли с ядом. Но после нескольких лет судебных баталий, официальных предупреждений и все возрастающих штрафов активисты говорят, что у них почти не осталось пространства для маневра.
«Тот факт, что крупнейшая российская правозащитная группа находится на грани закрытия, но никакой особенной драмы по этому поводу не наблюдается, на мой взгляд, делает ситуацию еще более устрашающей, — говорит Ариелла Кац (Ariella Katz), студентка университета США русского происхождения, недавно закончившая стажировку в московском „Мемориале“. — Я работала в атмосфере интенсивного психологического давления. У окружающих меня людей налицо были реальные признаки стресса, и я тоже почувствовала его на себе».
«В эпицентре»
Г-жа Кац в течение месяца работала в московском офисе группы, переводя пресс-релизы на английский язык, и непрекращающийся поток неприятностей повергал ее во все большее уныние. По ее словам, ей было крайне тяжело наблюдать медленную кончину единственной организации в России, которая работает над выявлением и обнародованием политических репрессий прошлого, равно как и злоупотреблений, совершаемых сегодня. Организация не получает почти никакого внимания со стороны средств массовой информации, говорит она, поскольку вытравляют «Мемориал» по капле, путем рутинного ужесточения правовых ограничений, инспекций, истребования документов и удушающих штрафов.
«На самом деле я думаю, что необходимо сорвать эту маску нормальности и посмотреть на реальность как она есть. И дело не в каком-то одном законе. Речь идет о подлинном уничтожении этой группы, в результате чего ее сотрудники не смогут продолжать свою работу», — говорит она.
«Мемориал» зародился на фоне взрывоопасного подъема общественного мнения в СССР в конце 1980-х, когда под сомнение ставилось все, в особенности история. Группа активистов стала добиваться строительства центрального мемориала жертвам сталинского террора — запрос, на исполнение которого потребуется еще много усилий. И они приступили к работе во имя индивидуального правосудия, разбирая тысячи советских нерешенных дел.
Распад СССР принес с собой жестокие войны на периферии, в том числе два ужасных конфликта в Чечне, и новую волну несправедливостей, которые требовалось документировать и исследовать. Активисты «Мемориала» по всей стране стали объектами официальных репрессий, а некоторые из них, как работавшая в Чечне Наталья Эстемирова, поплатились своими жизнями.
«Мы обнаружили, что невозможно сосредотачиваться на исторической неправде, одновременно не обращаясь к существующей несправедливости, — говорит Александр Черкасов, директор правозащитного центра „Мемориал“ в Москве. — После распада Советского Союза политические репрессии на некоторое время в целом приостановились, и мы научились справляться с этими новыми проблемами войн и волн беженцев. Теперь, как кажется, мы вступаем в новую эру политических репрессий. Она, конечно же, отличается от предыдущих, и мы оказываемся в самом ее эпицентре».
«Мемориал» финансируется различными западными учреждениями, такими как фонды Форда и Макартуров, но даже ее лидеры не знают, в какой «политической деятельности» группа якобы принимает участие. Организация не выступает приверженцем каких-либо политических течений ни на выборах, ни в других публичных политических процессах.
Одной из возможных причин, по которой власти взялись за «Мемориал», как считает г-н Черкасов, является активное изучение российских уголовных дел в целях обнаружения доказательств того, как власти пользовались лазейками в законе, чтобы подвергнуть преследованиям людей, чьим реальным проступком была попытка оспорить власть тем или иным политическим образом. Составленный «Мемориалом» список «политических заключенных» в России в настоящее время содержит 43 имени, но активисты утверждают, что, по всей вероятности, таких людей по крайней мере 200.
«Во времена Сталина средства ликвидации реальных и воображаемых политических врагов были открытыми, масштабными и жестокими, — говорит Сергей Давидис, адвокат по правам человека, принимающий участие в кампании. — Конечно, сегодняшняя ситуация не может идти в сравнение с той».
«Теперь, — говорит он, — речь идет не о подавлении оппозиции в любых ее проявлениях, но о преследовании, в основном направленном на отдельных людей, которые потенциально могут сосредоточить в своих руках власть. Многие из этих случаев имеют место в отдаленных регионах России, где крайне сложно даже достать информацию, не то чтобы помочь людям».
Бархатные тиски
Вот где метка «иностранного агента» помогает властям затормозить работу «Мемориала», доводя дело до его почти полного истребления. Огромные ресурсы и усилия организации на протяжении последних трех лет направлены на судебные баталии, постоянную борьбу с бюрократией и защиту свою репутации перед общественностью.
«У меня работы невпроворот, а тут Министерство юстиции, [которое курирует закон об „иностранных агентах“], вызывает меня и требует, чтобы я представил длинный список документов, — говорит Черкасов. — Таким образом, я должен все бросить и собирать для них эти документы. Иногда я ночую в собственном кабинете, потому что у меня нет времени ездить домой. И у меня еще столько неоконченных дел».
Официальные организации — полиция, ФСБ и суды — могут также использовать ярлык «иностранного агента» в качестве предлога для отказа «Мемориалу» в доступе даже к той информации, которая должна быть общедоступной. В растущем числе дел, связанных с «изменой» или «политическим экстремизмом», они захлопываются целиком, как моллюски, говорит г-н Давыдов.
«Вы не можете называть кого-то „политзаключенным“ до тех пор, пока не изучили дело основательно. Но это становится все труднее сделать», — говорит он.
«Мы вынуждены прекращать многие из наших исследований. Оказавшись под давлением, наши спонсоры покидают нас. Даже те, кто еще оказывает помощь, все время с опаской оглядываются на государственную политику, — говорит сотрудник „Мемориала“ Ольга Бочвар. — Наш послужной список все еще обеспечивает нам хорошую репутацию в обществе; люди продолжают обращаться за помощью к нам, не доверяя государственным организациям. Мы все еще боремся, но есть ощущение, что нас медленно душат».
«Управляемая авария»?
По словам Ариеллы Кац, она совершенно не заинтересована в том, чтобы распространять «высказывания в духе холодной войны» или присуждать России звание страны «безнадежного зла». Она просто хочет спасти это учреждение.
«Я чувствую, что, если „Мемориал“ исчезнет, русские люди утратят вместе с ним одну из основных возможностей сделать свою страну лучше, — говорит она. — Это должно беспокоить каждого».
В ближайшие несколько недель «Мемориалу» необходимо выплатить два болезненных штрафа на общую сумму около 10 тысяч долларов — деньги, которые организации будет нелегко достать. Ситуация достигла точки, когда у группы, отказывающейся принять статус «иностранного агента», уже не остается юридических вариантов, и Министерство юстиции может отдать приказ о ее полном закрытии.
«Ситуация выглядит довольно мрачно, — говорит Черкасов, бывший инженер-ядерщик. — Но вы знаете, три года назад, когда был принят закон, никто из нас и не думал, что мы будем здесь сегодня».
«Я оптимист и склонен видеть в происходящем что-то вроде „управляемой аварии“, как называют это работники атомных электростанций, — говорит он. — Разумеется, это состояние постоянного, выматывающего кризиса. Но главная задача состоит в том, чтобы каждую минуту ограничивать масштабы повреждений. Мы все еще здесь, этим мы и занимаемся».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В оживленном столичном переулке, где расположен офис крупнейшей российской неправительственной организации по правам человека «Мемориал», жизнь идет своим чередом. Тем не менее, если вы войдете внутрь и проведете некоторое время с людьми, которые следят за огромными архивами, ведут семинары и организуют кампании, то ощутите, в каком мучительном осадном положении они находятся.
