Умма: ислам на постсоветском пространстве

Умма — термин, который на русский можно перевести как всемирная община мусульман — включает миллионы людей, живущих в постсоветских странах. Жители пяти государств Средней Азии — Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана — с энтузиазмом приняли религию своих предков, что было нелегко, учитывая 70 лет советского режима. В Азербайджане и некоторых российских регионах также возрождался интерес к исламу. Согласно проведенному в 2011 году социологическому опросу, в России на тот момент проживало чуть более 16 млн мусульман, что составляло 11,7% от всего российского населения. К 2030 году это число должно возрасти до 13%.

В одной только Москве проживает два миллиона жителей, исповедующих ислам. Трудовые мигранты из бывших советских республик существенно пополнили мусульманские общины российских городов. Ислам, являясь одной из четырех основных религий российского государства, оказывает большое значение на положение дел в стране.

Но не меньшее значение имеет и влияние советского наследия. Для многих мусульман региона религия может служить скорее маркером этнической принадлежности (как в Башкортостане или Татарстане), чем способом регулирования повседневной жизни. С одной стороны, государственный атеизм СССР разрушил религиозные традиции, существовавшие на протяжении веков, однако некоторые ритуалы и праздники сохранились — к примеру, обрезание или традиционные исламские имена, даваемые детям в мусульманских семьях. С другой стороны, появление в советской послевоенной действительности элементов религиозности, официально одобренной властями, помогли сохранить и институционализировать ислам.

Досоветский ислам отличался своей многоликостью. Джадидизм, к примеру, пытался обновить религиозные практики в Cредней Азии и Татарстане, в то время как исповедовавший суфийский ислам тарикат Нашкбандия властвовал на Северном Кавказе. Устоявшийся ислам оседлых сообществ, занимавшихся сельским хозяйством, не получил распространения среди кочевников, проживавших на территории сегодняшних Кыргызстана и Казахстана, у которых продолжали доминировать доисламские традиции. Женщины в паранджах исчезли с улиц Ташкента в 1960-х, однако сегодня многие местные девушки готовы носить хиджаб.

Глава Чечни Рамзан Кадыров объявил себя «защитником традиционного ислама» и ввел официальный исламский дресс-код для женщин, нарушив тем самым положения российской конституции. Похоже, что религия, будь это ислам или православие, в который раз становится инструментом легитимации государственной власти.

В прежние периоды истории ислам служил как фактор сплочения против российского колониализма, но в контексте конфликтов 1990-х гг. ислам не сразу проявил себя как ведущая сила.

Как бы это удивительно сегодня ни звучало, но в первой конституции самопровозглашенной чеченской республики Ичкерия в 1992 году почти не упоминался ислам. Похожая ситуация наблюдалась и в конфликте в Нагорном Карабахе, в котором, помимо прочих, участвовали и моджахеды из Афганистана, вновь сражавшиеся против советских танков, на которых теперь были нарисованы тут и там христианские кресты. Природа этих конфликтов не была религиозной, а, скорее, этнополитической, напрямую связанной с советской национальной политикой и интересами политических элит государств-участников конфликта. Мало кто из экспертов всерьез будет обсуждать религиозные истоки нагорно-карабахского или чечено-ингушского конфликтов, какие бы свидетельства сейчас не появлялись в прессе.

На фоне растущей в мире исламофобии, кризиса с иммигрантами и вновь ставшего актуальным конфликта на Ближнем Востоке, отношения к исламу — а, точнее, к тем, кто его исповедует, — имеет громадное значение в России. На протяжении 2000-х гг. атаки на выходцев из стран Большого Кавказа и Средней Азии в городах России были постоянными (по данным информационно-аналитического центра «СОВА», в период с 2006 по 2010 гг. в стране было совершено 371 убийство на национальной почве). Сегодня, несмотря на память о двух чеченских войнах, многочисленные террористические акты и рост агрессивного национализма, можно говорить о том, что ситуация в сфере межэтнических отношений несколько улучшилась. Впрочем, окончательные выводы делать рано, ведь похожие преступления продолжают происходить по всей России.

Конфликт на востоке Украины превратил этнический национализм в легитимный политический инструмент, что для такой мультикультурной и многоконфессиональной страны, как Россия, может иметь самые опасные последствия. Два наиболее влиятельных региона — Татарстан и Чечня — по-разному добивались самостоятельности от Москвы, несмотря на путинскую политику рецентрализации. Смогут ли теперь лидеры России одновременно потворствовать национализму и убеждать мусульман в том, что они живут в многоэтничной стране?

Тень Исламского Государства также витает и над Кавказом, и над Средней Азией. Впрочем, несмотря на сенсационные статьи в различных медиа-ресурсах, степень радикализации населения в этих регионах преувеличена. Кистинец Тархан Батирашвили (известный как Аль-Шашани) и другие русскоязычные боевики действительно воюют в рядах ИГ. Но кроме нескольких имен боевиков, точные цифры русскоязычных бойцов неизвестны никому, что способствуют дальнейшему мифотворчеству.

Мусульмане Татарстана отмечают открытие новой мечети в Булгарии, 2012. © Maxim Edwards. В 2000-е годы, под предлогом американской войны с терроризмом и религиозным радикализмом, авторитарные правители в регионах Ближнего Востока и Средней Азии усилили собственную власть, еще более подавив гражданские свободы населения. Это чревато серьезными проблемами: огульные обвинения и репрессии против немногочисленных религиозных групп, находящихся на обочине общественной жизни, препятствует их интеграции. Таджикский президент Эмомали Рахмон нарушил договоренности, достигнутые после гражданской войны в начале 1990-х гг., репрессировав членов легальной исламской партии, чем способствовал эскалации конфликта в стране.

Как пишет наш автор Грег Форбс, российское вмешательство в сирийский конфликт хотя и позволяет России сохранить способность оставаться ценным геополитическим игроком, оно многократно повысило важность отношений России с глобальным сообществом мусульман. Учитывая, что большинство российских мусульман — сунниты, поддержка Кремлем режима Ассада, который представляет течение шиитского толка, может способствовать дальнейшей маргинализации российских мусульман.

Вслед за крушением Советского Союза, поиски Россией своего полноправного места в мире постепенно привели ее к подчиненному положению в отношениях с исламским миром. К примеру, в 1999 году азербайджано-российский политический активист Гейдар Джемаль призвал православно-христианскую и мусульманские цивилизации объединить усилия против американского империализма. Немногие в мусульманском мире услышали этот призыв. Другие — наблюдая за войнами в Чечне и недавними репрессиями против крымских татар — оказались более скептичными к российским намерениям.

Крымскотатарский национал-коммунист Мирсаид Султангалиев надеялся, что Советский Союз станет «красным маяком» для угнетенных мусульман Аравии, Персии и Турции. Но, похоже, что России придется вначале убедить своих собственных мусульман в серьезности своих планов.

В последние месяцы редакция oDR работала над несколькими темами, касающимися мусульманского сообщества постсоветских стран. Среди них: попытки режима Рамзана Кадырова справиться с вербовкой в ряды ИГИЛ, упадок Эмирата Кавказ на фоне военных и идеологических успехов ИГИЛ, положение мусульман в грузинском обществе, остатки мусульманских общин Армении и исследование вопроса о том, есть ли ИГИЛ в Кыргызстане. В 2012 году мы уже публиковали серию статей о жизни женщин, традициях и патриархате в населенных преимущественно мусульманами регионах Северного Кавказа (Чечне, Ингушетии и Дагестане).

Таким образом, oDR предпринимает очередную попытку посмотреть на жизнь мусульман в регионе в свете последних событий и публикует следующие статьи:

• Российского журналиста Надежды Кеворковой о политических результатах открытия центральной московской мечети;

• Статью азербайджанского блоггера и журналиста Арзу Гейбуллы, в которой она рассуждает об опасностях, которые могут подстерегать режим Алиева, пытающийся одновременно кооптировать и репрессировать мусульман;

• Статью крымскотатарского журналиста Джемиля Исафли о том, как мусульмане Крыма смирились с аннексией полуострова и о расколе в рядах мусульманской общины;

• Анализ Франко Гальдини многоликости мусульманской жизни в Киргизии — стране, где с 1980-х гг. происходит возрождение ислама. Автор интересуется, так ли уж опасно слабое государство на фоне растущей угрозы религиозного экстремизма?

• Статью исследовательницы Инги Поповайте об эффективности противоэкстремистских мер в Панкисском ущелье Грузии — родине ряда бойцов ИГИЛ. В какой мере сенсационные новости о русскоязычных бойцах ИГИЛ способствуют отчуждению местных общин мусульман, только ухудшая их интеграцию в грузинское общество?

Этой серией статей мы надеемся вызвать содержательную дискуссию и последующий анализ исламской жизни на постсоветском пространстве. Если вам интересно — свяжитесь с нами!