В Вене начинаются многосторонние переговоры по поиску решений, способных положить конец гражданской войне в Сирии. Мы должны осознать, что даже когда иностранное государство не проявляет абсолютной честности в разъяснении своих намерений, оно все-таки может откровенно указать хотя бы некоторые мотивы своих действий. Что касается ситуации в Сирии, то таким иностранным государством является в основном Россия. Она много говорит о том, как громит так называемое «Исламское государство», или ИГИЛ, но ее военные действия в Сирии на сегодня демонстрируют нечто иное. Авиационные удары, наносимые Россией по другим оппозиционным группировкам в этой стране, на самом деле помогают ИГИЛ, так как он постепенно становится или, по крайней мере, кажется единственной жизнеспособной альтернативой режиму Асада.
Несмотря на явное расхождение между словом и делом, Россия несомненно и искренне считает ИГИЛ серьезной угрозой. Отчасти это вызвано тем, что эта организация в настоящее время является главной вдохновляющей силой для мусульманских радикалов в Российской Федерации и особенно на Северном Кавказе. По имеющимся оценкам, российские граждане тысячами вступают в ряды ИГИЛ, и самое большое их количество едет из Дагестана, республики на востоке северокавказского региона. Эта проблема для России будет только усугубляться, и заявления российских руководителей указывают на то, что они это понимают. Пока исход радикалов на Ближний Восток для участия в войне уменьшает шансы на возникновение неприятностей для России. Но ее беспокоит то, что произойдет (и эту обеспокоенность выражает президент Владимир Путин), когда выжившие радикалы вернутся домой.
Мы не в состоянии в полной мере оценить серьезность тех или иных мотивов, которыми руководствовалась Россия, принимая решение о военной интервенции в Сирии. Но что бы она ни говорила о своем желании утвердиться на Ближнем Востоке и сохранить там свое присутствие, радикальная угроза со стороны ИГИЛ наверняка является одним из самых весомых мотивов. Такая обеспокоенность возникает ввиду террористических актов с большим количеством жертв, произошедших в России за последние 15 лет и совершенных радикалами с Северного Кавказа. Некоторые из них были осуществлены в российской столице Москве. Своя земля для русских значит не меньше, чем для американцев.
Мы должны исходить из того, что принимая в предстоящие месяцы решения, Россия будет руководствоваться только что упомянутыми соображениями. Наверное, Путин и его советники достаточно умны для того, чтобы понять возможные долгосрочные последствия своей борьбы против ИГИЛ в рамках проводимых военных операций, как бы им ни хотелось укрепить в кратчайшие сроки режим Асада и продемонстрировать своей интервенцией то, что им нужно. У США и России - больше общих интересов в Сирии, чем может показаться, глядя на сегодняшние боевые действия, если США сосредоточатся на борьбе с ИГИЛ, а не будут по привычке измерять свои успехи на Ближнем Востоке количеством свергнутых режимов.
Что касается будущих конкретных решений России по Сирии (а возможно, и по Ираку), то Москве придется учитывать множество факторов, как и США, даже если она сосредоточится исключительно на борьбе с ИГИЛ. С одной стороны, проблема заключается в том, что успехи ИГИЛ на Ближнем Востоке вызывают злобное воодушевление у отдельных радикалов в России. Если нанести ИГИЛ поражение, эта группировка уже не будет выглядеть как вдохновляющий победитель. Но с другой стороны, существует опасность того, что боевые действия на Ближнем Востоке спровоцируют атаки против страны, которая ведет такие действия. Это может быть хорошо просчитанный удар возмездия, а также проявление гнева и ярости, вызванное теми потерями и ущербом, которые становятся результатом этих действий. Если русские тщательно продумают возможные последствия, это может заставить их пересмотреть свои цели — ведь воздушные удары по оппозиционным группировкам не из числа ИГИЛ способны усилить риск террористических атак против России, но при этом они не наносят никакого ущерба ИГИЛ.
Такой ход мыслей ведет нас дальше — туда, где интересы США и России начинают снова расходиться. В интересах России сделать так, чтобы другие, например, США, взяли на себя больше опасного и провоцирующего террористов бремени по ведению борьбы с ИГИЛ. Общая цель ослабления этой группировки будет достигнута, но при этом большую часть издержек, связанных с террористическим возмездием, будет нести кто-то другой.
Практический вывод для США должен состоять в том, что им следует точно так же смотреть на эту ситуацию, но при этом поменяться ролями. В интересах США - сделать так, чтобы кто-то другой, скажем, Россия брала на себя больше опасной и рискованной ответственности по борьбе с ИГИЛ и несла соответствующие издержки в рамках достижения общих целей. Это та игра, которую Соединенные Штаты и Россия ведут сегодня в Сирии. Здесь не идет речи о каком-то заполнении вакуума, когда победа состоит в том, чтобы больше сделать и активнее присутствовать в чужой стране, чем твой конкурент.
Ведя реальную игру — кто возьмет на себя больше опасной нагрузки ради достижения общей цели — Соединенные Штаты должны признать и использовать то обстоятельство, что у России есть более серьезные причины волноваться по поводу ИГИЛ, чем у США. Отчасти это вызвано ее географической близостью. Отчасти тем, что в плане идеологии ИГИЛ явно отличается от «Аль-Каиды» со своей доктриной нанесения ударов по «далекому врагу», под которым эти джихадисты подразумевают Запад и особенно Соединенные Штаты Америки. А еще у США нет тех слабых мест, от которых страдает Россия — сосредоточенное на Северном Кавказе недовольное мусульманское население.