Еще не прошло и недели, как я вернулся с Родоса, где проходил другой весомый международный форум «Диалог цивилизаций», и вот я опять лечу на очередной подобный форум — в Сочи на так называемый Валдайский дискуссионный клуб.
Я кажусь себе Агасфером, вечно бодрствующим человеком, да и дома полно дел: нужно убеждать наше правительство в том, что оно должно решительно отвергнуть вторжение мигрантов. Нужно сказать ему, что, если правительство этого еще не знает, в «своих» гражданах оно найдет поддержку, если положится на них.
Я не знаток России и бывал там лишь несколько раз. В Сочи я прибыл впервые, да и вообще прежде я не бывал в краях к югу от Москвы. Первая интересная деталь — разные самолеты: из Праги в Москву я летел авиакомпанией ČSA на уже довольно облезлом Airbus 319, а из Москвы в Сочи — Аэрофлотом на совершенно новом Airbus 330. Меня привлекло название самолета: он носит имя известного русского поэта 19 века Грибоедова. Литература в России по-прежнему пользуется почетом и уважением.
В программе 12-го заседания Валдайского дискуссионного клуба, посвященного «Войне, миру и преодолению конфликтов в мире», на вечер вторника анонсировалась неожиданная тема «Русская литература как зеркало российского мышления и национальной идентичности». Я не помню, чтобы нечто подобное мне встречалось в других местах. Но к этому я еще вернусь.
Приятным сюрпризом стали пять разновидностей российских газет в самолете. Это «нормальные» газеты, а не бульварные листки или те из них, кто изображает из себя серьезное издание. Поднимаются вечные темы, а не кто у кого что украл. Читатель газеты MfD сказал бы, что такие статьи скучны (и длинны), ведь люди у нас разучились читать — они, скорее, «чатятся».
Небольшое замечание. Когда год назад я летел в Гонконг, я заметил, как осторожно самолет облетает Украину. Сегодня, судя по трансляции на палубе, маршрут из Москвы в Сочи, к моему удивлению, вел через Восточную Украину, как раз через те самые неспокойные места. Я ничего не понимаю. Это намек, что там уже не воюют? Наши СМИ такого впечатления не создают. Но, как оказалось, я ошибался. Я час смотрел трансляцию на палубе, которая описывала маршрут через Восточную Украину. Когда же мы приблизились к критическому региону, самолет резко дал влево и облетел Украину.
Или я плохо читаю приглашения, или они составлены неточно. Я думал, что еду в Сочи и уже предвкушал приятные прогулки по берегу Черного моря. В аэропорту меня посадили в автомобиль, и мы поехали в отель, где проходила конференция. Путь был живописным, но бесконечным, а моря так и не было. В итоге мы проехали 80 километров до отеля, который называется «Поляна 1389»: он находится в 1389 метрах над уровнем моря, в городе, где проходили Олимпийские игры. Затерянная земля — человек тут полностью изолирован. Реалии современной России далеко. Я узнал, что в отеле даже нет газет (телевидение, конечно, есть).
Огромный отель выглядит несколько странно: это реплика построек канадских Уистлера и Банфа, а также американских Бивер-Крик и Вейла в российском контексте. Отель возвели, чтобы было где расселить гостей недавней Олимпиады. Когда я говорю, что отель огромный, я имею в виду, что, например, длина коридора на первом этаже отеля составляет полкилометра. В Альпах (а тем более в Крконошах) ничего подобного мы не нашли бы, но все потому, что мы малы, а Канада, США и Россия велики. Интерьер моего номера такой же, как в «Джексон-Хоул» в Титоне. Расходы на строительство инфраструктуры Олимпиады в пустынной части Кавказа, похоже, были невероятными.
Примечательно, что вся территория отеля огорожена забором, который невозможно преодолеть. Подобное коробит европейца. Но тут, кажется, это считается нормальным, да и у нас я нередко вижу виллы богатеев, обнесенных такими же заборами. Придем ли мы все к этому, когда нас окончательно накроет миграционная волна?
Состав участников из 20 стран впечатляет, но я почти никого не знаю. На удивление, они знают меня и подходят ко мне:
американский профессор говорит, что помнит, как объявляла мое выступление перед полным залом в Джорджтаунском университете в Вашингтоне;
английский профессор утверждает, что слушал мое выступление в Тринити-колледже в Кембридже;
русский академик говорит мне, что мы встречались в Санкт-Петербурге;
бывший французский посол якобы слышал меня в университете в Экс-ан-Прованс;
американский профессор напомнил мне, что провел меня на сцену, когда я получал звание почетного доктора в Бостоне в Университете Тафтса;
кто-то вспоминал мою лекцию в Стэнфордском университете в 1997 году;
профессор из университета Анкары показал мне на своем мобильном незабываемый для него момент, как президент чужой страны читает лекцию в их университете и пишет на доске математические формулы;
один русский сказал мне, что слышал, как неделю назад я выступал на Родосе и т.д. и т.п.
Часто я сожалею, что столько мотаюсь по миру, но все это доказательства того, что в этом есть какой-то смысл, что где-то семена упали в благодатную почву.
Валдайский форум был создан в 2004 году с целью — я цитирую вводную часть программы — «сказать миру о России». В последние два года акцент сместился в сторону «дискуссий на глобальные политические и экономические темы».
Темой этого года были, упрощенно говоря, «Война и мир» в современном мире. Мне никогда не приходило в голову, что Толстой сначала хотел написать книгу под названием «Война и мир (свет)», поэтому и использовал русское слово «мир», что значит «свет» (так у автора, — прим. ред.). Отличие, судя по материалам конференции, в том, что «мир» в смысле «свет» пишется без мягкого знака на конце, а «мир» в смысле английского «peace» по-русски пишется (вернее, писалось тогда) с мягким знаком. В итоге сам Толстой все поменял. Я знаю, что подобную тонкость нынешнее поколение оценить уже не может.
Многие сходились в том, что закончилась одна специфическая эра по прошествии 20-25 лет после окончания холодной войны. В эту эру не было ни крупных (мировых) войн, ни их угрозы, но теперь все меняется! Войны уже начинают легитимизироваться, хотя люди в развитых странах не хотят в них участвовать, и поэтому ведутся только бомбардировки или отправляются дроны. Меня порадовало, что с определенной долей иронии оценивалась «гуманитарная интервенция» (они еще не знают «наших» гуманитарных бомбардировок).
Много говорилось о коммуникации. Звучали выражения типа «возросшее значение пропаганды», большая роль «глобального комментаторского класса», «война с терроризмом — это метафора», «современные СМИ делают невозможным рациональный обмен мнениями, но предлагают обмен бесценной информацией», «СМИ — коммуникационное оружие, формирующее совершенно искаженную реальность в умах сотен миллионов людей». Таким было, вкратце, доминировавшее мнение. Благодаря всему этому приходит «эра ренессанса мифов». Кажущаяся диверсификация (и демократизация) СМИ больше разделяет, чем объединяет общество.
Подчеркивалась выраженная фрагментация мира (диалог между людьми ведется только внутри того или иного фрагмента), результатом чего является низкая степень управляемости обществом.
Китайский журналист шутливо закончил свое выступление словами «демократия — дело хорошее, но только если ее не экспортируют». Он говорил о «public goods» и об ошибках гуманитарных интервенций.
Уникальным было обсуждение русской литературы в связи с «войной и миром». Я уже давно не слышал такой качественной дискуссии: у нас ничего подобного не бывает. Многие сходились во мнении о том, что русское подсознание на протяжении столетий формировалось, в том числе, под воздействием русской литературы, и что, по всей видимости, нет другой такой страны в мире, где политики цитируют поэтов и писателей так же часто, как в России. Состав выступающих был замечательным. Я вновь услышал имена писателей, которые не слышал уже более четверти века. Литература по-прежнему является частью русской общественной дискуссии: были споры о том, что то, что сказал Константин Симонов о немцах в 1942 году (перед Сталинградом), понятно и простительно, но то, что нечто подобное в 1945 году сказал Эренбург, когда война была уже почти окончена, непростительно. Обсуждался вопрос, какое стихотворение было написано по прямому заказу Сталина, и отражало ли оно атмосферу времени, хотели ли его слышать миллионы? Такой же интересной была дискуссия о качестве литературного творчества белорусской писательницы Алексеевич, которая несколько дней назад получила Нобелевскую премию по литературе и сравнивалась с такими русскими писателями, как Пастернак, Шолохов, Солженицын, Бродский. Подобных дискуссий у нас уже не ведется. Известный писатель Ерофеев сказал, что хотя литература и является зеркалом (как заявлялось в теме дискуссии), она часто является субъективно окрашенным зеркалом, а порой и зеркалом кривым.
Занимательной была и дискуссия о Ближнем Востоке, в которой принимали участие русский, англичанин, израильтянин, египтянин и палестинце — все видные фигуры. Несколько высказанных идей: Иран на Ближнем Востоке является единственным национальным государством, уничтожение режима в этом регионе, как правило, приводит к уничтожению государства, российские бомбардировки не решат ситуацию в Сирии — так же как ее не решили проблем американские бомбардировки в разных частях мира. Никто не понимает, почему Запад не ищет финансовые источники террористов, ИГИЛ — искусственный продукт, созданный для использования его Западом. США не поднимают вопрос прав человека в Саудовской Аравии. Все говорили «так называемая Арабская весна». В смежном обсуждении бывший канцлер Австрии Шюссель заявил, что арабские революции не стоит критиковать — якобы они были естественными. Я переспросил его, говорит ли он серьезно.
Отдельно выступал российский министр иностранных дел Лавров, как всегда спокойный и объективный. Он обосновывает российское вмешательство в Сирии и ясно говорит: если сейчас Запад критикует Россию, то тем самым он признает, что хотел свергнуть Асада военными силами. Возможно, все это знают, но я считаю нетривиальным его тезис о том, что на Ближнем Востоке (в Турции и других странах) миллионы беженцев находятся уже годами. Новинкой является то, что только сейчас они отправились в поход на Европу! Кто их именно сейчас подтолкнул к этому? Мне понравилось и то, что Лавров считает G20 объединением всех тех, кто стремится стать членом Совета безопасности (который уже давно требует изменений именно в этом направлении), поэтому Лавров считает G20 значимым объединением. Постоянно говорится о необходимости диалога, и Лавров с улыбкой замечает, что за последний год встретился с Госсекретарем США Керри раз 15, но этого, по всей видимости, не достаточно.
Я выступил с речью в заключительной части, где, кроме меня, выступал председатель иранского парламента Лариджани, бывший посол США в России Мэтлок (он также был послом в Чехословакии в 1981-1983 гг.) и президент России Путин.
Темой этой части были современные угрозы, однако — не только в этой части, но на протяжении всех трех дней Валдайского форума — угрозы рассматривались как внешние факторы. Поэтому название моего выступления мало кого удивило — «The Threat is Us» («Мы сами являемся угрозой»). В эту часть мое выступление не слишком вписывалось — там доминировала тема Сирии, но мой интеллектуальный, то есть не выраженно политический текст для многих стал приятным удивлением. Однако больше всего он не понравился моему давнему приятелю, бывшему канцлеру Австрии Шюсселю. По его мнению, я слишком строг к Европе.
Кульминацией Валдайского форума, разумеется, было выступление президента Путина, рядом с которым я сидел на сцене на протяжении четырех часов. Я не могу не упомянуть одну вещь, которую русские считают само собой разумеющимся (в русской традиции это так и было). Путин приехал с опозданием в 110 минут. Оказалось, что возмущаться готов был только я — все остальные терпеливо ждали. Из-за этого запланированный гала-вечер на 300-400 человек, к ужасу персонала отеля, так и не состоялся. Он должен был начаться в восемь часов, а в 11 часов я увидел пустой зал и заспанных официантов, грустно ожидающих, придут гости или нет.
Речь Путина была высокого уровня. Заранее, в день начала форума, мы получили вводный документ Валдая. Мне кажется, что его и выступление президента, сделанное четырьмя днями позднее, писал один и тот же человек. Речь была спокойной, продуманной, «мягко» преподносимой, и в ней не было никаких громких высказываний. Для тех, кто знаком с недавними выступлениями Путина, это неудивительно. В целом я разделяю его точку зрения на происходящее на Украине и в Сирии. Три интересных тезиса:
исламисты сегодня компрометируют ислам;
исламисты сегодня борются не за идеалы (или идеологию), а за очень приземленные вещи: деньги, территорию и пр.;
терроризм не враг, терроризм — это метод (это я стараюсь в подобных выражениях донести вот уже второе десятилетие).
Но главное в случае Путина это всегда ответы на вопросы, и общаться в таком формате ему, по всей видимости, нравится. К тому же, как мне говорил один из российских участников, отвечая на вопросы, Путин теряет чувство времени. Все транслируется в прямом эфире — многие часы — по российским телеканалам. Я сидел на сцене рядом с ним и «страдал». Не от содержания, а от продолжительности и своего неучастия в этой дискуссии.
С одной стороны, Путину это нравится, а с другой, это уникальный диалог президента с миллионами российских граждан, часто повторяемый и распространяемый в СМИ диалог, который, вероятно, привносит некий необходимый элемент созвучия в жизнь страны. В нынешних условиях фрагментации современного общества это не так уж мало. Другое дело, что, по моему мнению, даются слишком развернутые ответы, которые излишне детализируют проблему. Меня впечатлил его ответ на вопрос, по-прежнему ли Путин настаивает, что развал Советского Союза был самой большой катастрофой 20 века. Он ответил, что это была гуманитарная катастрофа, из-за которой российский народ превратился в самый большой разделенный народ в мире: из-за распада СССР совершенно неожиданно 35 миллионов русских осталось за рубежом. Прежде я никогда не слышал этого его объяснения, но разумное зерно в нем есть, и мне так не хотелось верить в то, что он считал крупнейшей трагедией столетия крах коммунизма, как то трактуется у нас и на Западе.
Валдайский форум был интересным, горы — красивыми, люди — милыми, вот только моря мне не хватало.
Вацлав Клаус, 26 октября 2015 года.
