Россия намерена подтвердить свой статус великой державы

В своих выступлениях Путин продолжает утверждать, что Запад действует наперекор обещаниям, данным им России в конце холодной войны, говорит исследователь Ливия Франко (Lívia Franco, преподаватель и сотрудник Института политических исследований при Католическом университете, Португалия).

— Существует ли прямая связь между войной на Украине и российским вмешательством в Сирии?

— Разумеется. Оба эти события являются результатом одной и той же нацеленной на самоутверждение внешней политики, которая основывается, с одной стороны, на дискурсе, вменяющем Западу в вину неисполнение обещаний, данных русским в конце холодной войны, когда те находились в крайне слабом положении. С другой стороны, она опирается на убеждение в том, что на международной арене имеют значение только великие державы. Эта внешняя политика оказывается прагматичной, чрезвычайно выверенной тактически и изобретательной: способной одновременно проявлять свою склонность к ревизионизму, очевидному в аннексии Крыма, и консерватизму, защищая законность режима Асада. По сути же, Россия стремится в очередной раз подтвердить собственный статус великой державы, особенно в своей традиционной сфере влияния (на Украине), но также в одном из важнейших стратегических регионов (на Ближнем Востоке). И действует она, руководствуясь убеждением, что преимущества, приобретенные в одной области, только укрепят ее позиции в другой.

— Путин действительно верит в налаживание партнерских отношений между Соединенными Штатами и Россией для победы над «Исламским государством»?

— Мне не известны его внутренние убеждения, но я уверена, что у российского лидера есть подобные политические ожидания. Его шаги свидетельствуют о том, что президент сделал ставку на создание ситуации, при которой де-факто, ввиду сильной позиции России, ее оказывается невозможно не учитывать как незаменимого партнера. И не только по вопросу окончания гражданской войны в Сирии, но и в борьбе с исламским терроризмом в целом и для стабилизации обстановки в регионе. Выбранная тактика, как кажется, вполне успешно работает, поскольку уже целый ряд стран, среди них и Германия, всерьез полагает, что в этом вопросе необходимо принимать во внимание позицию России. Я думаю, что Россия должна быть партнером в решении этого конфликта, но мне представляется опасным оправдывать это партнерство глобальной войной с исламским терроризмом.

— В чем для России - стратегическая ценность Сирии?

— Она имеет двойной характер: одновременно политический и функциональный. Москва и Дамаск являются давними союзниками, альянс которых пережил конец холодной войны и выступает символом сохранения политического влияния России. С практической точки зрения, военно-морская база Тартус в настоящее время — единственная российская база за пределами бывшего советского пространства. В восточной части Средиземного моря она является важным плацдармом для Черноморского флота, для заправки и материально-технической поддержки судов, например, ведущих борьбу с пиратством в Аденском заливе. У России есть и другая авиабаза в области Латакии, откуда в последние месяцы она оказывает поддержку силам, лояльным Асаду.

— При наземных операциях войск Асада российские бомбардировки могут оказаться более эффективными, чем воздушные атаки международной коалиции?

— Как правило, бомбардировки более эффективны, когда воздушные и наземные силы действуют сообща. Проблема здесь сводится к тому, что имеется в виду под «эффективностью»: то, что удается поразить больше целей (ИГ и других), или то, что ускоряется общее разрешение конфликта? Убеждена, что российские бомбардировки окажутся наиболее эффективными в первой области, в том числе в ослаблении сотрудничающих там умеренных сил международной коалиции, но именно поэтому менее эффективными для разрешения конфликта в целом. К сожалению, недавнее укрепление боеспособности алавитов только усложняет возможный дипломатический и политический исход конфликта. Хотя бы потому что США вовсе не склонны включать Асада в процесс разрешения ситуации, даже на временной основе.

— Запуск ракет из Каспия для поражения сирийских целей в военном отношении имеет смысл или это была, главным образом, демонстрация силы?

— Кажется, все сходятся на том, что, особенно с технической и эксплуатационной точки зрения, это было не что иное как демонстрация Москвой своей мощи. Она имела целью показать либо то, что Россия обладает паритетом с США, либо что может рассчитывать на сотрудничество Ирана и Ирака (над территориями которых пролетали ракеты). Те же цели можно было поразить российскими воздушными активами в Латакии.

— Война в Афганистане закончилась для советской армии поражением. Справедливо ли проводить параллели между Сирией и Афганистаном, даже с учетом, что у моджахедов и джихадистов могут быть сходства?

— Сравнения такого рода неизменно чреваты упрощением. Эти военные операции очень различны. Афганистан привел к масштабному вторжению в страну. В Сирии силы применяются в основном с воздуха и носят более точечный характер. Отличаются также и политические цели. В Афганистане собирались установить политическую систему с нуля (коммунистических марионеток), в то время как в Сирии желают сохранить давно существующий режим (хотя и смертельно раненный). Ясно, что противостояние радикальным исламским силам является для обоих случаев объединяющим звеном. Поэтому кажется разумным, если обычные граждане России обеспокоены тем, что отсюда может вытечь. Не в последнюю очередь потому, что, как учит нас история, всегда легче начать войну, чем завершить ее.