Первого ноября посол Ирана в России Мехди Санаи (Mehdi Sanaei) заявил, что в отношениях Ирана и России началась «новая фаза». В подтверждение своих слов он назвал прогресс в двусторонних торговых отношениях, достигнутую между двумя странами договоренность о предоставлении кредита на сумму 5 миллиардов долларов, военное сотрудничество в Сирии и поддержку, которую Россия оказывает Ирану в развитии мирной ядерной энергетики.
Так что, российско-иранские отношения теперь можно считать дружественными, прекрасными и безоблачными?
Не совсем так. Вопреки мнению таких ведущих аналитиков, как Сергей Алексашенко из Института Брукингса (The Brookings Institution), союз этих двух стран не настолько крепок, как следует из официальной риторики. В российско-иранских партнерских отношениях есть три сферы напряженности: длительный период недоверия в отношениях элит двух стран, экономическое сотрудничество в нефтегазовом секторе и значительное столкновение амбиций в Сирии.
1. Длительный период недоверия в отношениях российских и иранских элит
После иранской революции 1979 года отношения Ирана и Советского Союза были напряженными. Во время ирано-иракской войны (1980-1988) СССР поддерживал Ирак, поскольку опасался, что в случае победы Ирана исламистская идеология Хомейни получит распространение на всем Ближнем Востоке.
После распада СССР в отношениях России и Ирана произошло потепление. Россия расширяла коммерческие связи, продавала Ирану оружие, а к середине 1990-х годов активно помогала Ирану развивать его ядерную программу. Это объяснялось тем, что у России и Ирана были общие геополитические интересы. Обе страны противодействовали политике Турции на Ближнем Востоке и растущему влиянию США в Азии.
Но в рамках российско-иранского сотрудничества элиты двух стран резко дистанцировались друг от друга в результате давнего взаимного недоверия. Причиной этой неприязни было закулисное наращивание Ираном своего военного потенциала и давние честолюбивые устремления России включить Иран в сферу своего влияния. Российские элиты считали Иран ненадежным, а иранским элитам не нравилось имперское и заносчивое поведение России.
Это взаимное недоверие проявлялось по-разному. В 1996 году Игорь Родионов, министр обороны в правительстве Ельцина, назвал Иран страной, растущий военный потенциал которой может представлять угрозу для постсоветского пространства, где недавно было создано Содружество независимых государств (СНГ). В докладе министерства обороны 2003 года прозвучало явное презрение России к ядерным амбициям Ирана, и в результате Россия сократила свою помощь в реализации ядерной программы.
У Владимира Путина и Дмитрия Медведева были противоположные точки зрения на иранскую ядерную программу. В 2009 году Путин опроверг мнение о ядерных амбициях Ирана, а Медведев в 2010 году заявил, что Иран приблизился к возможности создания ядерной бомбы. Это продемонстрировало, насколько глубоки разногласия среди российских элит в отношении вероятности ядерных планов Ирана. В 2012 году Путин выразил обеспокоенность в связи с тем, что при наличии ядерного оружия Иран может дестабилизировать ситуацию на Ближнем Востоке — тем самым дав ясно понять, что Россия может прекратить помогать Ирану, если тот создаст ядерную бомбу.
Иран, в свою очередь, ясно дал понять, что он против неодобрительных высказываний России, предприняв провокационный шаг — подав против России иск за то, что та решила ввести запрет на поставку зенитных ракетных систем С-300. Профессор политологии Университета Джорджа Мейсона (George Mason University) и известный специалист по российско-ближневосточным отношениям Марк Кац (Mark Katz) утверждает, что Иран воспринимает настойчивое стремление России быть единственным поставщиком урана в Иран как проявление имперского высокомерия. По заявлению Каца иранские элиты считают, что Россия должна относиться к Ирану как к равному партнеру или даже как к превосходящему партнеру, поскольку Россия благодаря своим инвестициям в иранский проект получает огромные выгоды. Заявление о равном партнерстве касается и нынешней кампании в Сирии, судя по словам спикера Исламского консультативного совета Ирана Али Лариджани (Ali Larijani), который подчеркнул, что Россия перед началом своих авиаударов в Сирии на стороне Асада консультировалась с Ираном.
Но если иранцы находят поведение русских «имперским», а русские считают Иран «ненадежным», то дипломатическое взаимодействие между ними будет крайне сложным. Без доверия надежное и долговременное стратегическое партнерство невозможно.
2. Нынешнее соперничество России и Ирана
Несмотря на то, что в 2010 году Россия поддержала санкции ООН против Ирана, Кремль неизменно критически высказывался в отношении санкций в связи с их разрушительным воздействием на иранскую экономику и подчеркивала, что Западу следует вывести Иран из международной изоляции. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что российский министр иностранных дел Сергей Лавров с таким воодушевлением и так высоко оценил заключение ядерного соглашения с Ираном.
Москва возобновила поставки в Иран систем С-300, и российское бизнес-сообщество приветствовало появление возможности заключения выгодных контрактов в области гражданской атомной энергетики.
Несмотря на экономические выгоды от торговли, заключение с Ираном ядерного соглашения в конечном счете для России невыгодно по двум причинам.
Во-первых, Россия лишилась свих дипломатических рычагов влияния на Иран. К такому выводу пришел ведущий специалист Московского Центра Карнеги по российско-ближневосточным отношениям Алексей Малашенко, который недавно сказал мне, что это связано с тем, что необходимость в посредничестве России в переговорах между Западом и Ираном отпала.
Сейчас Иран заключил многомиллиардные торговые следки с Европой и со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, в результате чего значение России для Ирана уменьшилось. Антизападные «ястребы» из близкого окружения Кремля восприняли эту диверсификацию деловых отношений неодобрительно. Например, вице-премьер Дмитрий Рогозин, как это ни странно, отказался комментировать заключение ядерного соглашения.
Во-вторых, Иран сейчас конкурирует с Россией на мировых рынках энергоносителей. Российские экономисты опасаются, что из-за повышения добычи нефти Ираном цены будут оставаться низкими дольше, чем ожидалось. Кремль с этим не согласен, заявляя, что мировые рынки в своих решениях по ценообразованию уже учли влияние ядерной сделки с Ираном.
Но сейчас иранскую нефть покупает Китай. Иран в ближайшее время собирается вступить в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) — евразийскую организацию, соединяющую Россию и Китай с Центральной Азией. Все это подкрепляет доводы Ирана о том, что России следует относиться к нему как к равному партнеру. Кремлю это не нравится — он хочет, чтобы Иран был младшим партнером, а не конкурентом.
3. Россия и Иран на пути к конфронтации в Сирии
И Россия, и Иран поддерживают режим Башара Асада, называя себя близкими союзниками в сирийской гражданской войне. Но в своем стремлении поддерживать Асада они руководствуются абсолютно разными мотивами, из-за чего их взаимодействие весьма ненадежно.
Иран поддерживает Асада потому, что хочет создать на Ближнем Востоке «Шиитский полумесяц». В случае падения режима Асада в Сирии практически наверняка будет создано преимущественно суннитское правительство, поддерживаемое противниками Ирана — Саудовской Аравией и Катаром.
Кроме того, в случае падения режима Асада Иран останется на Ближнем Востоке в изоляции, и его единственным союзником в регионе будет Ирак. Асад — светский диктатор, и его ценности резко отличаются от ценностей теократического иранского режима. Но раз Иран стремится быть великой региональной державой, Асад нужен ему в качестве президента Сирии.
У России в Сирии совершенно другой — хотя тоже весьма серьезный — интерес: военно-морская база в Тартусе, долгосрочные контракты на поставку оружия и несколько новых союзников в регионе. Но, вмешавшись в сирийский конфликт, Россия руководствуется совершенно другими геополитическими принципами. Россия стремится защитить авторитарные режимы от военной интервенции Запада, нарушающей их суверенитет, и создать многополярный мир, который противостоял бы господствующему влиянию американских ценностей.
Сирия для России — всего лишь арена, театр военных действий для отстаивания этих более масштабных идей. Россия в гораздо меньшей степени готова жертвовать человеческими жизнями, чем Иран. Популярности Путина будет нанесен серьезный урон, если Россия будет втянута в длительную войну в Сирии, как когда-то в Афганистане. В отличие от Ирана Россия намерена вести торговлю с суннитскими странами, выступающими против Асада — такими как Турция и Саудовская Аравия — и не может допустить, чтобы они стали ее врагами. Кроме того, Россию беспокоит тот идеологический фанатизм, с которым Иран действует в Сирии, она опасается, что исламские догматы, которые исповедует Иран, могут спровоцировать российских мусульман, и те начнут выступать против Кремля.
Эти разногласия уже дают о себе знать. Командующий Корпусом стражей исламской революции Мохаммед Али Джафари (Mohammed Ali Jafari) заявил недавно, что Иран больше беспокоится за Сирию, чем Россия. И хотя после недавнего крушения самолета на Синае степень участия России в сирийской войне может в ближайшей перспективе увеличиться, в долгосрочной перспективе дальнейшие теракты могут привести к сокращению военных действий России, что еще больше усилит разногласия с Ираном.
Глубокое недоверие, экономическая конкуренция и конфликт идеологических задач — вот три фактора напряженности, подрывающие стабильность российско-иранского альянса. Из-за них в рядах сирийских сил, поддерживающих Асада, может произойти раскол, который укрепит позиции ИГИЛ и еще больше усилит хаос, возникший в результате продолжающейся сирийской гражданской войны.
Сэмюэл Рамани — аспирант факультета страноведения России и Восточной Европы в Колледже Св. Антония Оксфордского университета. Работает над диссертацией в области внешней политики России в период после 1991 года.