Многие россияне возмущаются по поводу карикатур в журнале Charlie Hebdo, и Кремль умело этим пользуется. У России есть свои собственные «братья Куаши» — в том числе такие, которые не стреляют.

Почему пресс-секретарь Кремля назвал публикацию карикатур в журнале Charlie Hebdo после катастрофы российского самолета А-321 на Синайском полуострове «кощунством»? После того, как не только британские спецслужбы, но и Барак Обама высказал предположение по поводу взрыва бомбы на борту самолета, в Кремле, похоже, тоже поняли, что «террористическая атака» является не просто одной из многих версий трагедии, а наиболее вероятной ее причиной. Однако это может быть весьма болезненно для властей с точки зрения внутренней политики. Поэтому они предпочитают говорить о «кощунствующих» французских карикатуристах. Многие россияне, которые никогда в жизни не читали Charlie Hebdo, а еще год назад и вовсе ни разу не слышали о таком журнале, теперь пылают ненавистью к его сотрудникам.

Французский президент Франсуа Олланд с момента теракта в редакции Charlie Hebdo в январе этого года неустанно повторяет, что Пятая республика является светским государством. Это означает, в частности, что в словаре руководства страны нет слова «кощунство», тем более в отношении журналистов. Зато, например, есть слово «вульгарный». Однако в моем понимании вульгарно — это когда, например, официальный представитель российского МИД Мария Захарова менее чем через неделю после катастрофы публикует «селфи» в фуражке пилота и сопровождает его подписью: «До Парижа подбросить?» Еще она спрашивала: «Кто-нибудь еще Шарли?» В комментариях к этим фотографиям люди не интересуются результатами расследования, а сожалеют, что в январе не были расстреляны все до одного сотрудники редакции Charlie Hebdo. Юмор Захаровой российским интернет-юзерам нравится, а колкая сатира Charlie Hebdo — нет.

Еще карикатуры на утонувшего ребенка беженцев вызывали возмущение

Если бы братья Куаши в январе не устроили атаку на редакцию Charlie Hebdo, то сейчас в России нашлось бы немало патриотов, которые были бы готовы собственными руками расстрелять французских «богохульников», считает журналист Олег Кашин, сам в ноябре 2010 года подвергшийся нападению, после которого некоторое время провел в искусственной коме и выжил просто чудом.

Я сама крайне редко покупала этот журнал, хотя с одним из убитых журналистов — Жоржем Волински (Georges Wolinski) — была знакома лично. И я до сих пор говорю: Я — Шарли, даже несмотря на последние карикатуры по поводу авиакатастрофы, а также на сомнительные карикатуры по поводу гибели маленького беженца Айлана Курди, подпись под которыми гласила: «Вот доказательство, что Европа — христианская территория: христиане ходят по воде, а мусульманские дети уходят под воду».

«Charlie Hebdo низко пал и издевается даже над погибшим сирийским мальчиком!», возмущались многие россияне в сентябре, когда были опубликованы эти карикатуры. Нет, Charlie не пал низко — этот журнал всегда был таким, очень целенаправленно наносящим свои острые удары. Charlie не издевался над погибшим ребенком, а высмеивал несостоятельность ЕС и безразличие всего остального мира. И даже те, кто не понимает Charlie, также неоднократно становились объектами карикатур.

В январе вся Франция вышла на улицы, а весь мир ей сочувствовал под девизом «Я — Шарли» (Je suis Charlie), но не потому, что все ценили эстетику и временами откровенный цинизм этого журнала, а потому, что это ужасно, когда убивают журналистов. Кстати, в том марше в поддержку Charlie Hebdo принимал участие не только президент Франции Франсуа Олланд, сам много раз становившийся объектом насмешек редакции, но и российский министр иностранных дел Сергей Лавров. Жаль, что он до сих пор не объяснил своему пресс-секретарю, что означают слова: пули братьев Куаши поразили не только конкретных журналистов, но и свободу слова во Франции.

Сотрудники российской радиостанции «Эхо Москвы» после январского теракта носили футболки с надписью Je suis Charlie. Главный редактор Алексей Венедиктов сказал сейчас: «Я ни в коем случае не жалею об этом, потому что речь шла о солидарности с жертвами. У людей, вместе воевавших против фашизма, тоже были различные убеждения, но в той борьбе они были союзниками».

По поводу катастрофы А-321 Венедиктов сказал: «Если журналисты не могут говорить открыто, то мы никогда не узнаем о том, что теракт был терактом, и что в Египет больше летать нельзя. Мы будем верить, что все хорошо, а потом нам придется похоронить еще 224 человека».

Ныне покойный издатель Charlie Hebdo Стефан Шарбонье (Stephane Charbonnier) два года назад ответил на обвинения в расизме, что его журнал является «детищем 1968 года — детищем свободы». Он смеется — иногда очень громко — над людьми у власти и над людскими трагедиями, но при этом «мы все время, все время защищаем человека». В России крайне проблематично смеяться над людьми, находящимися у власти, и поэтому многие россияне были не готовы к тому, что делал и продолжает делать Charlie Hebdo. Им трудно распознать сигналы, посылаемые французскими журналистами.

У России есть свои «братья Куаши», в том числе такие, которые не стреляют

Это связано еще и с тем, что у России есть свои собственные «братья Куаши». Здесь тоже убивают журналистов, но среди тех, кто с удовольствием убил бы свободу слова, есть также люди, которые не стреляют в журналистов. Это люди, которые в начале 2000-х годов превратили независимые СМИ в орудия пропаганды. Редакции, оказавшие сопротивление их напору, теперь борются за выживание — и это нельзя назвать нормальными журналистскими буднями. Российские «братья Куаши» переживают по поводу того, что телезрители когда-нибудь выйдут из своей патриотической «комы» и тоже скажут «Я — Шарли». И начнут задавать неудобные вопросы, в том числе и по поводу причин падения пассажирского самолета на Синайском полуострове.

В этом месяце журналист Олег Кашин отметил свой пятый по счету «второй день рождения». Заказчиков покушения на него удалось установить, но они остались безнаказанными. И они будут оставаться безнаказанными, пока в России нет журнала вроде Charlie Hebdo. Пока официальный представитель МИД будет постить фотографии, под которыми «интернет-комментаторы» будут писать угрозы в адрес журналистов. Пока президент Чечни будет объявлять своим личным врагом каждого, кто говорит «Я — Шарли». Мы можем находить эти карикатуры безвкусными, но не можем радоваться смерти их авторов. Однако не надо ударяться и в другую крайность, как, например, художник Петр Павленский, в знак протеста прибивший себя за мошонку к брусчатке Красной площади, а буквально на днях разжегший костер у дверей здания ФСБ в центре Москвы. Иногда бывает достаточно просто встать и сказать: «Я — Шарли, все еще и навсегда».

Елена Серветтаз — французская журналистка русского происхождения, ведущая радиостанции Radio France International и аналитик Института современной России (Institute of Modern Russia).