Сотни зрителей, находившихся в зале, не сразу поняли, что стреляющие в воздух вооруженные люди — не часть шоу. Кто-то попытался сбежать, но уже было поздно: террористы захватили театр и начали привязывать к колоннам взрывчатку. Они вывесили на сцене исламистский флаг и заявили заложникам, что происходящее — это возмездие их стране за войну против них и их единоверцев.
Однако говорили они не о Сирии, а о Чечне, и дело происходило не в парижском «Батаклане», а в московском Театральном центре на Дубровке. На дворе было 23 октября 2002 года, а не 13 ноября 2015 года. Зрители пришли не на выступление Eagles of Death Metal, а на мюзикл под названием «Норд-Ост». И чеченские повстанцы удерживали театр не пару часов, а три дня, все это время не позволяя 900 заложникам выходить в туалет и заставляя их пользоваться вместо этого оркестровой ямой.
Москве, как и Парижу, знакомо чувство ужаса, неожиданно прорезающее веселый столичный вечер. Журналистам с опытом работы в России трудно было не проводить параллелей между парижскими терактами и событиями 13-летней давности — тем более, что и пятничный штурм концертного зала «Батаклан» и штурм Театра на Дубровке закончились гибелью множества людей.
Поэтому когда в пятницу Париж захлестнуло террором, москвичи решили, что они понимают чувства парижан. В субботу утром у французского посольства в Москве возникла автомобильная пробка. Люди несли цветы и складывали их на тротуар у ворот. Куча стеблей и лепестков напоминала погребальный костер. Многие стояли в очереди, чтобы оставить запись в книге соболезнований. Некоторые плакали — даже те, у кого в Париже не было близких. Просто они понимали, что сейчас чувствуют там. «Мы — одна семья» — заявила одна из пришедших к посольству женщин телеканалу «Дождь».
Однако понимание перерастало в сочувствие далеко не у всех. Многие россияне воспользовались возможностью попрекнуть французов наивностью и заявить, что они сами навлекли на себя террор. «Мы в России как никто понимаем, что сейчас происходит с французами... Бойня в концертном зале “Батаклан” вообще один к одному напоминает “Норд-Ост”», — заявил журналист Егор Холмогоров в прокремлевской «Комсомольской правде» — после чего сразу же обвинил в терактах «оргию толерантности». Холмогоров, как и ряд других российских аналитиков, также называет причиной случившегося французские операции на Ближнем Востоке, которые он считает не менее тяжким грехом, чем толерантность.
Алексей Пушков, возглавляющий в российском парламенте комитет по иностранным делам, выступая по телевидению, возложил ответственность за теракты в Париже на американскую коалицию, которая сражается с «Исламским государством». «Франция платит за свое активное участие в дестабилизации Ближнего Востока, а также излишне гостеприимную политику в вопросе миграции», — пишет колумнист «Известий» — еще одной прокремлевской газеты, на следующий день после теракта радостно возвестившей о скором коллапсе евро и французского туризма. В свою очередь, российская либеральная активистка заметила в «Фейсбуке», что в терактах виновата французская система социальной помощи, которая привлекает в страну «этих чудесных людей, не терпящих европейскую цивилизацию», и дает им средства на жизнь.
Высказался даже один из российских спецназовцев, штурмовавших Дубровку. Он раскритиковал французские службы безопасности за то, что они в принципе позволили случиться терактам.
Многие в России также с недовольством отметили, что гибель российского авиалайнера на Синайском полуострове две недели назад не вызвала в мире такой волны скорби. Разумеется, сочувствовать Франции — это правильно, но кто после египетской катастрофы перекрашивал аватарки в «Фейсбуке» в цвета российского флага, вопрошали они. На некоторых российских светских звезд, заявивших, что их сердца с народом Франции, в социальных сетях обрушилась волна агрессии: где были их сердца 31 октября, когда в египетском небе взорвался самолет с российскими туристами?
Некоторые россияне, до сих пор лелеющие обиду на карикатуру «Шарли Эбдо», которая сравнивала авиакатастрофу с порнографией, начали субботу с саркастических вопросов о том, опубликует ли французский журнал сатиру на французские теракты. К полудню «Шарли Эбдо» объявил, что он не будет этого делать, и эта новость была встречена торжествующими усмешками. Елисейский дворец не извинился за карикатуры, пишет Холмогоров, «поэтому все выражения сочувствия, увы, приходится начинать с оговорки: “Несмотря на ваши издевательства над терактом против нас, мы вам очень сочувствуем”». (Стоит добавить, что Кремль пока официально не объявлял причину авиакатастрофы, хотя, скорее всего, это был теракт.)
Другие россияне увлеченно занимаются политической аналитикой и дают французам советы. Они вспоминают масштабные политические перемены, последовавшие за терактами в России — отмену выборности губернаторов, ограничение свободы прессы и политических свобод. «Французский мейнстрим, несомненно, сдвинется вправо, — заявил главный редактор журнала “Россия в глобальной политике” Федор Лукьянов. — Не имеет значения, как будут называться партии — действовать они будут в новой парадигме».
Звучали и более самоуверенные высказывания. Один российский журналист написал в «Твиттере»: «Если у французов еще осталась гордость, следующим президентом Франции станет Мари Ле Пен». Паясничающий лидер националистической партии ЛДПР Владимир Жириновский даже предложил эвакуировать французских граждан в Россию. «Франция в перспективе станет новым Арабистаном. Мы должны будем постепенно прощаться с Францией», — заявил он.
Более изощренные политики увидели в случившемся геополитический шанс — и схватились за него. Если французы теперь в одной лодке с русскими, зачем же ссориться из-за таких мелочей, как Крым? Давайте объединяться и сражаться против общего врага! «Запад должен перейти от фиктивной войны с ИГИЛ к реальным военным действиям в Ираке и в Сирии, — сообщил в “Твиттере” депутат Пушков. — Нужна военная и политическая координация с Россией». «Россия воюет в Сирии с теми, кто взорвал Париж и объявил войну Европе. Пора Западу перестать критиковать Москву и создать общую коалицию», — добавил он.
Глава думского комитета по безопасности Ирина Яровая, видный (и неистовый) парламентарий, высказалась сходим образом: «Терроризм является самой главной глобальной угрозой для всех стран, поэтому необходимы незамедлительные решения и скоординированные действия в борьбе с терроризмом». Россия не в первый раз пытается использовать крупный теракт на Западе, чтобы затушевать политические расхождения с Соединенными Штатами и Европой. Российский президент Владимир Путин первым из мировых лидеров позвонил президенту Джорджу Бушу 11 сентября 2001 года, положив начало контртеррористическому сотрудничеству между Россией и Соединенными Штатами, пережившему даже введение против Москвы западных санкций.
В покровительственной реакции россиян на парижские теракты заметен явный оттенок злорадства. Многие, по-видимому, воспринимают случившееся как справедливую кару за прием беженцев, попустительство «Шарли Эбдо» и «оргию толерантности». Однако, как отмечает московский политолог Маша Липман, если терроризм — это наказание, «эти люди не задумываются, за что в таком случае была наказана Россия».
Если судить по опыту Москвы, Париж должна охватить ярость, и он начнет требовать крови и мести. Однако подобные сравнения следует проводить с осторожностью. Между жителями Парижа и жителями Москвы существует фундаментальная разница, возможно, порожденная фундаментальной разницей между тем, как обходятся с народом, который он представляет, Кремль, и как — Елисейский дворец.
В «Батаклане» людей убивали террористы из «Исламского государства». На Дубровке большинство жертв погибло от рук собственных спасителей. Перед рассветом 26 октября 2002 года российский спецназ из подразделений ФСБ «Альфа» и «Вымпел» начал штурм после трех дней промедления. Перед тем, как ворваться в здание, штурмующие применили газ на основе фентанила, который «отключил» и заложников, и террористов. Нейтрализовав противника, спецназовцы начали выносить бессознательных заложников и складывать их на тротуаре у театра — иногда друг на друга. Машины «скорой помощи» не приезжали больше часа, а когда приехали, их оказалось недостаточно. В результате людей как дрова сложили в автобусы, где многие из них задохнулись собственными языками или собственной рвотой. Так погибли 130 россиян. Путин — человек, приказавший начать операцию, — лишь извинился сквозь зубы перед их семьями.
Разница между Парижем и Москвой — это разница между взятием «Батаклана» за пару часов и складыванием поленницы из еще живых жертв теракта. Это разница между трезвым признанием допущенных в сфере безопасности ошибок и скупыми путинскими извинениями перед родственниками погибших на Дубровке, за которыми последовали попытки заткнуть рот всем, кто сомневался в оправданности использования газа. Речь не идет о том, что один из этих городов больше заслуживает терактов — или сочувствия, — чем другой. Однако их реакции на два пугающе схожих теракта многое говорят нам о том, что значит жить в Париже, и что значит жить в Москве.
