Преступили ли они на этот раз границу? И которую из многочисленных границ, отделяющих нашу нормальную жизнь от кладбища, как казалось еще вчера, мертвых призраков? Какие проснутся первыми: ослепление, презрение, ненависть, ксенофобия? И как много потеряем мы, люди, живущие иллюзией существования спокойного демократического мира? Как много мы захотим или сможем пожертвовать, чтобы продлить эту иллюзию еще на какое-то время?
Или наоборот: как быстро мы примиримся с ее утратой? На эти вопросы сейчас ответить сложно, но все мы чувствуем, что в пятницу вечером в свободной Европе что-то изменилось. И, возможно, вернуться к прошлому никогда уже не удастся.
Парижская бойня абсолютно ужасает. Что еще можно сказать о масштабах преступления, если его совершают молодые, действующие вразрез элементарным инстинктам самосохранения, люди? Несостоявшиеся мужья и отцы. Это противоречит биологии. А одновременно основному посланию их религии.
Неужели радикальные имамы из европейских мечетей настолько эффективны? Неужели индоктринацию, которую они ведут, нельзя было пресечь? Ведь именно они стали отрицательными героями террористических атак в Лондоне, Мадриде и Париже. Именно они промывают мозги разочаровавшейся в жизни молодежи и внушают ей сказки об экспрессе в рай, без которых акты такого крайнего отчаяния были бы невозможны. Неужели мы вынуждены оставаться у них в заложниках?
Кто-то скажет: это не ислам, а политика. Именно так. Но неужели это не политика на службе конкретного видения мира или наоборот: религия, которая используется в качестве политического инструмента? Впрочем, неважно, что чему служит. Свидетелям убийства, совершаемого под возгласы «Аллах Акбар», не объяснишь, что одно с другим не вяжется. Не будем обманывать ни себя, ни других. Следует ли бороться с религией? Это не в наших традициях и не в наших силах. Но не заставляет ли удар по самому для нас важному, по идее упорядоченного спокойного мира, задать себе сложные вопросы? Например, о границах свободы слова? Ведь именно из-за этой свободы мы терпим призывы к убийству, звучащие в салафитских мечетях. Законы о «разжигании розни» в этой сфере почему-то не работают.
Может быть, следует задать вопрос о границах личной свободы и примириться с американской концепцией Гуантанамо? Возможно, изоляция подозреваемых, которые еще не стали преступниками, поможет сохранить несколько человеческих жизней. Может быть, нужно задаться вопросом о границах гуманизма, потому что им порой прикрывается зло, которое нужно вовремя искоренить?
Может быть, наконец, следует задать вопрос о том, должен ли статус гражданина автоматически гарантировать все права и обязанности вне зависимости от отношения данного гражданина к его государству?
Множество вопросов и множество потенциальных ответов, не все из которых в полной мере политкорректны. Но, возможно, пришло время их задать и внимательно прислушаться к ответам. Мне кажется, что такая дискуссия неизбежна.
Сложно не солидаризироваться сейчас с подвергшейся насилию Францией. Сложно представляться иначе, чем: Je suis Paris. Je suis Français. Франция — старшая дочь Церкви. Франция — родина культуры. Франция — мать объединенной Европы. Мы должны сегодня петь гимн о солидарности на мотив Марсельезы.
Так что, друзья, мы с вами. И никогда вас не оставим. Мы понимаем, что в вашем доме поселились варвары. Мы приложим все силы, чтобы их выгнать, но просим, чтобы вы наконец начали эффективно защищаться. Ставка здесь — безопасность вашей демократии и нашей Европы. Хватит быть слишком совестливыми. Чтобы защитить наш европейский рай, который подвергся нападению, нужны действия.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Друзья, мы с вами. И никогда вас не оставим. Мы понимаем, что в вашем доме поселились варвары. Мы приложим все силы, чтобы их выгнать, но просим, чтобы вы наконец начали эффективно защищаться. Ставка здесь — безопасность вашей демократии и нашей Европы. Хватит быть слишком совестливыми. Чтобы защитить наш европейский рай, который подвергся нападению, нужны действия.
