Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Российский синтез Олланда

Президент Франции сделал Россию ключевым партнером в борьбе с Исламским государством. Однако такое возвращение Владимира Путина является скорее не результатом изменения позиции Франсуа Олланда, а ее синтеза.

© REUTERS / Sergei Chirikov/PoolПрезидент России Владимир Путин и президент Франции Франсуа Олланд на пресс-конференции по итогам встречи в Кремле
Президент России Владимир Путин и президент Франции Франсуа Олланд на пресс-конференции по итогам встречи в Кремле
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
На первый взгляд, Владимир Путин и Франсуа Олланд — две противоположности. Воинственная мужественность первого и умиротворяющая полнота второго. Один долгие годы занимался политикой, а второй взлетел на пост премьера без опыта депутатской работы. И хотя они оба трудились на государство, один работал в спецслужбах, а другой выводил цифры в одном из храмов высшей французской администрации, Счетной палате.


Владимир Путин укрепляет позиции во Франции. Если раньше он обхаживал ультраправых и принимал Николя Саркози в Москве, теперь в выступлении в Версале президент Олланд называет его ключевым партнером в борьбе с ИГ. Однако в его случае речь идет скорее о синтезе (причем тройном), а не кардинальной смене позиции.

На первый взгляд, Владимир Путин и Франсуа Олланд — две противоположности. Воинственная мужественность первого и умиротворяющая полнота второго (каждый из них считает свой подход ответом на ожидания народа). Один долгие годы занимался политикой, а второй взлетел на пост премьера без опыта депутатской работы. И хотя они оба трудились на государство, один работал в спецслужбах, а другой выводил цифры в одном из храмов высшей французской администрации, Счетной палате. Как же тогда понимать сближение этих людей? Как полный триумф Владимира Путина, которому удалось столь быстро подняться со статуса изгоя международного сообщества до звания главного борца с терроризмом?

Произошедшее следует рассматривать скорее не как смену позиции Олланда по вопросу Путина и места России, а синтез подходов к французской политике, европейскому равновесию и сирийскому вопросу.


Сотрудничество без сближения

Сегодня во французской политике просматриваются сильнейшие противоречия по поводу персоны Владимира Путина: он становится краеугольным камнем обсуждения некоторых национальных вопросов. Его неизменно освистывают правозащитники и наследники борьбы с тоталитаризмом 1970-х годов, для многих он воплощает крах демократических надежд России 1990-2000-х годов. В то же время он олицетворяет собой сильного лидера, гаранта консервативных и патриотических ценностей, которого так почитают французские ультраправые, а также часть выступающих в защиту суверенитета правых и различные антиимпериалистические движения (они видят в нем противовес США).

Спецпредставитель по России Жан-Пьер Шевенман (Jean-Pierre Chevènement) выступает за сближение с Москвой и скорее относится ко второму течению, тогда как подавляющее большинство французских СМИ следует отнести к первому.

Споры вокруг «Мистралей» стали прекрасной иллюстрацией сложившейся ситуации: под давлением американских и европейских партнеров Париж отказался от передачи кораблей России, но провел переговоры так, чтобы Москва не подала иск в международный суд.

Стремление к сближению с Россией подчеркивает хрупкость сложившегося в Европе баланса между предложенным европейским партнером неэффективным приоритетом и необходимостью договариваться с Москвой. Поиск совместного франко-немецкого решения многих проблем зачастую остается излюбленным способом действий Парижа, причем не только в экономических и финансовых вопросах (недавно это было видно в ситуации с мигрантами). Как бы то ни было, статья 42.7 Лиссабонского договора о взаимопомощи в случае агрессии никак не отменяет ограниченности европейского содействия в данной сфере, что неизбежно подталкивает к сближению с уже показавшей свою решимость военной державой. В этом противостоянии сторонников европейской интеграции и сближения с Россией Франсуа Олланд сумел поставить себя кем-то вроде арбитра, добившись вместе с Германией подписания Минских соглашений о перемирии на Украине.

Третий момент касается сирийского вопроса. Во французской дипломатии было чрезвычайно сильно стремление избавиться от Башара Асада: она считала, что проблема в нем. Владимир Путин, в свою очередь, придерживается линии защиты суверенных государств: в этом был главный посыл его выступления в ООН в сентябре этого года. Сейчас эта линия, по всей видимости, принята, и ИГ представляется приоритетным врагом (тут также возникают вопросы по поводу альянсов Франции с рядом государств Персидского залива). Формирование международного фронта тоже отвечает этому анализу, что лишь подтверждает позицию Владимира Путина.

Таким образом, хотя альянс Франции и России может опереться на давнюю традицию, в нынешнем случае он стал плодом хрупких и преходящих компромиссов, а не общих убеждений. Возникшие у некоторых мечты о «великом альянсе» наталкиваются на разнообразные трудности в связи со сложившейся на Ближнем Востоке системой взаимоотношений. В основу этого альянса ложатся разные ожидания: российские власти стремятся вновь стать частью международного сообщества, тогда как Франции нужен эффективный партнер в борьбе с ИГ. Сотрудничество с Россией без особого сближения кажется сейчас неизбежным, что порождает самые разные компромиссы и синтез позиций.