Восстановление национальных границ, борьба с радикальным исламом, критика Европейского союза и его политика предоставления убежища, усиление выступающих за суверенитет партий и любовь к прямой демократии: 25 ноября Le Temps удалось взять интервью с Марин Ле Пен в здании Европейского парламента в Страсбурге. За неделю до первого тура региональных выборов главе Национального фронта прочат победу в Нор-Па-де-Кале.

Марин Ле Пен: Чтобы сразу расставить все по местам, хочу уточнить, что сейчас нужно в срочном порядке принять не одну, а целый комплекс мер. Пусть даже у некоторых и было французское гражданство, это не отменяет факта, что они отправились за оружием за границу. Нужно установить контроль на наших границах, чтобы знать, кто въезжает, кто выезжает, а кто пребывает на нашей территории. Пограничный контроль — срочная необходимость. Во-вторых, нужно бороться с исламистским фундаментализмом, который плодится и привлекает новых сторонников на почве коммунитаризма, пустившего корни из-за трусости нашего руководства, и наблюдающейся в нашей стране на протяжении многих лет массовой иммиграции. Сегодня все утверждают, что ведут борьбу с терроризмом. Но терроризм — это оружие. Бороться нужно с тем, кто держит в руках это оружие. В-третьих, нужно отказаться от политики, которая породила хаос в Ливии, Ираке и Сирии. В противном случае террористы так и продолжат действовать. Наконец, нужно указать Европейской комиссии на ее место. Страны должны сами выстраивать свои приоритеты, в том числе и бюджетные. Европейский Союз не вправе указывать нам уволить 60 тысяч военных, 20 тысяч полицейских и таможенников. Все эти меры необходимо принять как можно быстрее, и в перспективе они помогут сделать эффективнее объявленные президентом шаги. Кстати говоря, рада, что он кое-что почерпнул из нашей программы.     

— Правительство берет на вооружение некоторые из ваших мер. Радует ли вас это в свете региональных выборов?

— Скажем так: особого энтузиазма я не испытываю. Потому что пока у нас держатся за догму о свободном движении и подчинении Европейскому Союзу, эти меры не будут не то что эффективными, а даже применимыми. Вам нужен пример? Упадок понятия «гражданство». Оно эффективно, если у вас есть границы. Но если их нет, оно бесполезно.   

— То есть, вы не видите никаких преимуществ в свободном движении?

— Нет, никаких. Разве что для представителей нашей богемы, которые могут съездить на выходные в Италию без таможни и обмена валюты. Я же выступаю в защиту огромного большинства французов, которым уже практически не на что никуда ехать. И если бы у них была такая возможность, необходимость поменять валюту или пройти таможню не стала бы для них хоть сколько-нибудь серьезным препятствием. Преимущества свободного движения ничтожны по сравнению с его недостатками.

— Как бы то ни было, Шенгенская зона позволила сформировать огромную базу данных по находящимся в розыске людям и дает возможность на время восстановить пограничный контроль. Зачем от нее отказываться?

— Позвольте напомнить вам, что структура, которая занимается этой работой, уже существует. Называется она Интерпол. Сотрудничать государства и их спецслужбы начали задолго до Европейского Союза. Такая система существовала всегда, и работает она куда лучше.

— Но Интерполу не удалось предотвратить теракты в Париже…

— Разумеется, ведь границ и контроля больше нет! Поэтому задержать пересекшего границу террориста можно разве что по счастливой случайности… Вы и правда считаете, что Латвия, Литва и Греция в состоянии защитить наши границы?

— Ну а сама Франция?

— Нет. Но она смогла бы через несколько месяцев.

— Может быть, у проблемы терроризма есть не просто силовое решение? У Франции ведь хватает и социальных проблем…

— Это не социальная проблема! Как сказал мне президент Республики после терактов в Charlie Hebdo, нужно покончить с утверждениями о том, что терроризм плодят бедность и безработица. Во Франции есть немало бедных регионов, но мы не видим, чтобы оттуда появлялись террористы. Подобное социальное объяснение бессмысленно. Такой подход — ошибочный.  

— Обвинения в адрес ислама могут привести к смешению понятий. Разве не этого добивается ИГ? Столкновения цивилизаций на территории Франции и развала национального единства?

— Думаю, все с точностью до наоборот. Смешение понятий может произойти, если мы не будем выступать с критикой исламистского фундаментализма, не будем бороться  ним, не перекроем каналы его финансирования. Указав на идеологию, которую проповедуют ваххабиты, салафиты и «Братья-мусульмане», вы обозначаете врага. Кто хороший? А кто плохой? Кто есть кто? Нам нужно найти ответ на эти вопросы. Правительство обязано предельно четко определить врага, с которым необходимо бороться.

— Вы призываете заморозить прием беженцев во Франции. То есть отказ принять спасающихся от войны людей не кажется вам чем-то предосудительным с точки зрения нравственности?

— Нет. Потому что никто не предлагает бросить их на произвол судьбы. Я предлагаю иное решение, которое выдвигала с самого начала. Я не стала дожидаться того, пока исламские фундаменталисты проникнут к нам вместе с мигрантами (об этом я говорила в Европейском парламенте еще в сентябре), и с самого начала утверждала, что навязанная нам безумная политика Европейской комиссии станет сильнейшим ударом по нашей безопасности. Что нужно делать? Построить гуманитарные лагеря под контролем международного сообщества в Иордании, Ливане и Сирии.

— Путем поддержки президента Сирии Башара Асада?

— Я никого конкретно не поддерживаю. Я за стабильность сирийского государства, каким бы ни было его руководство. Вопрос сводится к такому выбору: вы хотите, чтобы сегодня там было хоть какое-то государство или Исламское государство?

— Вы забываете про сирийских повстанцев?

— Вовсе нет. Вы меня извините, но сирийские повстанцы сегодня не в состоянии удержать государство. Нужно видеть ситуацию не такой, как вам бы хотелось, а такой, как она есть на самом деле. Факт в том, что управлять Сирией не может никто, кроме того, кто сейчас сидит в кресле. В политика меньшего зла предполагает сохранение сирийского государства против Исламского государства. Потому что если власть падет, могу вам гарантировать, что ИГ встанет у руля, а затем захлестнет другие страны. 

— Возможен ли уход Асада в долгосрочной перспективе?

— Наверное. Но, подчеркну, это не нам решать. Будут выборы. Думаю, что решением, когда все закончится, будет формирование правительства национального единства. Но об этом еще слишком рано говорить. Три года сражаясь против Башара Асада, мы сами укрепили позиции ИГ. Таковы факты.

— Но вернемся к Европе. Сейчас у нас все больше набирают силу антилиберальные движения. Иногда они находятся справа (вы, Партия независимости Соединенного Королевства, Герт Вилдерс), иногда слева (Меланшон, СИРИЗА, Подемос). Объединяющий вас антилиберализм сильнее раскола на правых и левых?

— Честно говоря, я больше не верю в раздел на правых и левых. Думаю, что линия раскола сейчас проходит между националистами и глобалистами. Одни считают нацию (то есть все необходимые атрибуты бюджетного, экономического, валютного, территориального и законодательного суверенитета) наиболее эффективной структурой обеспечения безопасности, процветания и защиты национального самосознания народов. А есть те, кто считают глобализацию (либеральную или антилиберальную) единственной дорогой в будущее. В любом случае, мы ведем себя последовательно в отличие от ультралевых, которые отстаивают совершенно бессвязный проект.     

— Почему?

— Потому что нельзя быть одновременно против ультралиберализма и за иммиграцию.

— Неужели?

— Да, по одной простой причине. Иммиграция — это излюбленное оружие ультралибералов. Ультралевым так и не удалось справиться с этой дилеммой. 

— Вы нередко отмечаете швейцарскую модель, здравый смысл жителей страны. Но ведь у Швейцарии больше нет границ с ЕС, она — федеративная страна (а вы ненавидите саму мысль о децентрализации) и проводит либеральный курс в экономике. То есть, Швейцария воплощает в себе все, что вызывает у вас отвращение?

— У меня нет ни к кому ненависти. Я люблю суверенитет, предоставленную народу возможность высказаться. Думаю, что выбор принадлежит ему. Я отстаиваю право Великобритании быть ультралиберальной, если она сама того хочет. Точно также я защищаю право Швейцарии быть федеративной страной. Я же сама отстаиваю французскую модель. Все просто. Я не пытаюсь силой навязать кому-то мои представления и политическую идеологию. В ЕС мне не нравится то, что он навязывает всем странам свои правила …  

— Но ведь эта концепция…

— Именно эту концепцию я никак не могу принять. Я считаю, что единственный легитимный правитель при демократии — это народ.

— А народ всегда прав?

— Народ всегда прав. Даже если он ошибается. Потому если он не прав, кто правее? Олигархия? Вот уж нет, увольте.

— Вашу любовь к народу разделяет и Швейцарская народная партия. Какие у вас с ней отношения?

— У нас их нет.

— Эта партия стала первой политической силой в Швейцарии, а недавно расширила электорат, продемонстрировав во время кампаний меньше агрессии и даже толику юмора. Может ли Нацфронт пойти по тому же пути?

— Вы говорите об агрессии? Должна сказать, что если бы Национальный фронт клеил во Франции такие плакаты, как ШНП в Швейцарии, мы все были бы уже за решеткой. (Смеется)

— То есть, вы хотите сказать, что начали это процесс еще давно.

— Вы о чем?

— Стать привлекательными.

—  Нам не нужно выставлять себя в привлекательном свете. Мы должны показать себя теми, кто мы есть на самом деле. Пусть нас ненавидят, но не из-за того карикатурного образа, который нам пытаются создать.

— Он в прошлом?

— В народе он практически исчез. Но в политическом классе регулярно возникают попытки вернуть его к жизни из слабости или лени. Взгляните, о чем уже не первую неделю твердит Вальс: «Опасность НФ», «Победа НФ в регионах стала бы катастрофой», «Лучше покончить с собой, чем отдать регион Нацфронту» и т.д. Как видно, теракты открыли ему и всем французам глаза на истинное положение дел.  

— Все считают, что вы пройдете во второй тур президентских выборов 2017 года. Ваш отец же комфортнее ощущал себя в протесте, а не правительстве. Готов ли НФ руководить страной?

— Если быть честными, Жан-Мари Ле Пен был в протесте, потому что у него никогда не было возможности руководить. У него было 15%, сейчас наши показатели выше. На региональных выборах мы покажем, что после нашей победы небеса не разверзнутся. Я не боюсь руководить. Нужно радоваться тому, что можешь прийти к власти, и тебя будут судить по тому, как ты ей пользуешься. Мне не терпится показать, на что мы способны.

— И смягчить риторику, чтобы представлять всех французов?

— Мне не нужно ее смягчать, потому что я не считаю ее грубой. Груб как раз созданный карикатурный образ. Опять-таки, что делается в случае опасности? Принимаются меры Национального фронта. Как, например, экономический патриотизм, хотя он и запрещен ЕС. Мы нашли обходной путь для применения этой политики. И что мы видим? Правые и даже социалисты сегодня требуют ее применения. Наша главная сила в нашей последовательности.