Если бы не Зоя Федоровна, то проведенное мной время в России было бы просто богатым по содержанию приключением в моей жизни. Но Россия — это значительно больше, чем приключение. Это был подарок, а дом Зои стал моим вторым домом. Вместе с ее сыном Николаем и его друзьями я занималась благотворительностью в деревнях, где создание доверия помогает взять верх над политикой. В течение 10 лет, начиная с 1999 года, мы преодолели более 60 тысяч километров и шли по следам колес на полях, превращенных в дороги без названия, которые приводили нас к людям, проявлявшим по отношению к нам много доброты.
Во время моего третьего посещения Талицы, небольшой деревни, расположенной в старых и спокойных уральских горах, самой естественной вещью в мире было то, что я стала называть эту женщину «Мама Зоя». После этого я стала спать на дополнительной койке в ее комнате, где мы проводили утренние часы в разговорах. В тот момент, когда я поворачивалась, она вставала, садилась на край моей постели и начинала рассказывать новую историю. Мне потребовалось много времени для того, чтобы понять, что именно делает ее лицо таким детским, и в какой-то момент мне вдруг стало ясно: его как будто постоянно освещает солнце.
Жизнь никогда не позволяла Зое испытывать ностальгические чувства. Когда ей было 17 лет, война лишила ее юности, любви и сентиментальных переживаний. Она прошла ускоренные медицинские курсы и стала единственным «доктором» в деревенском детском доме, а помогал ей в работе всего один человек ее же возраста. Под присмотром Зои были 50 из тысяч детей, направленных в удаленные деревни из города, который раньше назывался Ленинградом, так их спасали от ужасов Второй мировой войны, которая охватывала все большую территорию России.
После нескольких лет знакомства с Мамой Зоей и с ее рассказами я стала с благоговением относиться к ее способности заботиться о других людях. Все ее истории в одинаковой степени замечательны, хотя сложно понять, как один человек смог так много пережить.
Вот, например, история, которая произошла ранним утром в мае 1943 года.
Кто-то постучал в дверь. Уставшая от очередной, почти бессонной ночи Зоя, которой тогда было 19 лет, встала с дивана (на котором она постоянно спала, не раздеваясь, в течение всей войны) и быстро включилась в работу. Она была поражена, увидев перед собой маленького мальчика. Он сказал, что у его матери проблемы и указал на запряженную лошадью телегу, в которой она лежала. Ближайшая больница находилась в десяти километрах от деревни. Зоя направилась туда вместе с мальчиком и его мамой, но на полпути они вынуждены были остановиться. Зоя сказала мальчику, чтобы он твердо держал одеяло и укрывал свою мать от падающего мокрого снега, а затем прямо там на дороге приняла двойню.
С помощью таких людей, как Мама Зоя, я научилась говорить по-русски. Для нее (а также для всех моих друзей) имело большое значение то, что я понимаю их рассказы. Они очень хотели поделиться со мной тем хорошим, что есть в России, да и сейчас настроены так же.
Постепенно я начала понимать, что проявлять заботу — это нечто большее, чем просто любить. Не имело значения, соглашались ли вы с людьми, или с ними трудно было договориться. Существовало моральное требование проявить заботу. Мама Зоя не была наивной (Возможно ли это при такой жизни?) Она постоянно наблюдала за происходящими событиями и говорила: «Да что же это за глупость?!» Однако существующая в мире глупость не избавляла ее от необходимости проявлять заботу.
К тому моменту, когда солнце поднималось над кронами рябин и заглядывало к нам в окно, Мама Зоя уходила, а я принималась за свой дневник. Вскоре дверь во двор начинала часто открываться и закрываться, а вместе с утренним ветром приходили друзья и соседи — каждый получал чашку чая и что-нибудь поесть. Таких понятий, как слишком много гостей, неудачное время или фраз типа «нужно стучать», там не существовало.
«От поколения к поколению в нашем доме всегда было полно людей, — сказала мне однажды Мама Зоя. — Мой отец всегда говорил: «Никто не сможет унести твое богатство в своем желудке».
Когда Мама Зоя подходила к занавеске, служившей дверью в ее комнату, она поворачивалась ко мне и говорила: «Напиши об этих людях». Когда я вернулась в Соединенные Штаты, то почти каждый раз, когда я звонила — а звонила я чуть ли не каждую неделю — она спрашивала: «Ты уже написала?»
Я не могу не заботиться о людях, которые так заботятся обо мне. Я также поняла, что такого рода взаимная забота еще более ценна в трудные времена. Я спрашиваю себя — если бы не было России, увидела бы я когда-нибудь такую заботу? И только сейчас я начинаю понимать, что нечто большее, чем человеческие чувства, позволяет нам преодолевать существующие различия — не говоря уже об исторических конфликтах и продолжающих существовать проблемах. Именно об этом сказал Толстой в своем романе «Война и мир»: «Любить дорогого человека можно человеческой любовью, но только врага можно любить любовью Божеской».
Слава Богу, что Толстой это написал. Слава Богу, что есть литература. Слава Богу, что есть моя Мама Зоя.
