В общественный дискурс внезапно вернулась марксистская терминология. Можно услышать, что новая власть, прежде чем приступить к экономическим реформам, займется надстройкой, потому что так проще. К чему это приведет? При чтении в правой прессе программных статьей, которые предлагают новому руководству комплексные решения в сфере культуры, складывается впечатление, что раньше творческие люди основного течения занимались в основном предательством национальных интересов, а в этом их поддерживали также лишенные патриотических чувств критики. Так что сейчас, раз пришло время великих перемен, нужно заменить и тех и других. То есть бросить гранату в «салоны».
Салоны — это красивое слово, у которого в польском языке остались только негативные коннотации. Возможно, во всем виноват прорицатель Адам Мицкевич, который в своих «Дзядах» жестоко обошелся со «светским варшавским салоном? О салонах говорилось в самых нелестных выражениях в эпоху ПНР, когда ее представляли в передовой публицистике как реликт прежнего режима, который объединяет людей, остающихся на периферии социалистического общества. Это изгнание из основного течения скрывается и в современном определении. Салон — это сообщество прекраснодушных идеалистов, в значительной мере извлекавшее выгоду от предыдущей и нынешней системы, которое претендует на вынесение единственно верных оценок и вердиктов. И, что немаловажно, влияющее на распределение государственных средств.
Недавно в еженедельнике Do Rzeczy появилась статья Кшиштофа Клопотовского (Krzysztof Kłopotowski) под красноречивым названием: «Партия "Право и справедливость": культура против салонов». Автор представляет по пунктам свою программу восстановления культуры, из которых я приведу в качестве примера два последних: «создать критику искусства с польской точки зрения», «создать созвучный полякам образ мира, человека, культуры». Что это значит, можно было бы размышлять долго, если бы автор перед этим не отметил, что «Право и справедливость» будет реагировать на «педагогику стыда». Этот термин часто появляется в последнее время в публицистике (в частности, той, которой занимается телеканал Republika), так что пора расшифровать его значение.
Преодоление «педагогики стыда»
Отход от «педагогики стыда» — это, между тем, более амбициозный проект. Если обобщать, речь идет о разрыве с традицией поиска наших недостатков и не самых славных моментов истории. Это, пожалуй, имела в виду премьер-министр Беата Шидло (Beata Szydło), которая заявила в своем программном выступлении: «Не стоит стыдиться этоса польских героев. Мы будем всегда о них помнить. При поддержке бюджетных средств нужно создавать произведения, которые расскажут Польше и миру о наших героях». То есть, если перевести лозунги в программные задачи, творцы должны сосредоточиться на героических событиях, славить победы польского оружия, напоминать о наших заслугах перед Европой и миром. Одним словом, представлять польскую точку зрения. (Еще раз премьер: «Нужно ценить творцов, польских творцов».)
Похожие мысли представил в еженедельнике wSieci Войчех Венцель (Wojciech Wencel), который сформулировал свои тезисы по пунктам, из которых я приведу только несколько: «защищать историческую правду и национальные ценности от клеветников (пример Яна Томаша Гросса — Jan Tomasz Gross)»; «возродить Польскую академию литературы и снабдить ее финансовыми средствами, которые позволят вручать награды авторам и пропагандистам чтения, издавать книги, снимать фильмы, вводить новые программы в гуманитарных вузах»; «при помощи системы грантов, стипендий и дотаций продвигать традиционную гуманитарную науку в вузах, искусство в музеях и галереях, серьезные постановки произведений национальной классики в театрах».
Что же, появится комиссия из авторитетных людей, которые будут решать, какое произведение следует назвать клеветническим? Кто получит право входить в состав Академии и на каких условиях? Те же вопросы возникают в отношении грантов. А серьезные постановки классики? Если взять последние спектакли: новаторский «Кордиан» в Национальном театре, который поставил Ян Энглерт (Jan Englert), — это серьезная постановка классики? А «Страшный двор» без исторических костюмов в постановке британца Дэвида Паунтни (David Pountney) в Национальной опере? Одним такие спектакли нравятся, другим нет: вопрос вкуса и знакомства с современными трендами. Но благодаря такого рода постановкам классика продолжает жить, попадает к молодым зрителям. И кто станет сейчас (единолично или в составе комиссии) решать, что приемлемо, а что уже нет? Ответственность, судя по всему, будет возложена на новых директоров, которым придется проявить необычайную бдительность.
В плане кадров перестановки ожидают нас уже сейчас. Из Кракова сообщают об очередной попытке сместить директора Старого театра Яна Клату (Jan Klata). К игре, как говорят, подключился «общественный фактор», а это всегда намек на веский голос общественности. Неизвестно, как сложится судьба Клаты, но элегантнее (и культурнее!) всего было бы, если бы директора с действующими контрактами смогли доработать до конца своего срока. Потом можно объявлять конкурсы на новых руководителей. По крайней мере, будет сохранена внешняя форма. Такую надежду дает получившее резонанс недавнее высказывание министра культуры Петра Глинского (Piotr Gliński): «Большинство институтов культуры продолжит работу на прежних принципах, патрули, проверяющие уровень патриотизма, к ним с налетами не придут».
Шедевр по заказу
Любопытно, что надстройкой сначала больше всего заинтересовались публицисты, а политики высказывались на эту тему довольно осторожно. Министр Глинский сказал, что в рамках своих разнообразных обязанностей он будет заниматься в том числе переменами в сфере широко понимаемой культуры. Из конкретных вещей известно, что реорганизация ожидает государственное телевидение, которое получит статус института культуры (как Национальный театр или Национальная опера). Такая компания обязывает, поэтому будем надеяться, что речь идет не о замене руководителей и известных журналистов на собственные кадры, проверенные в телекомпании TVP при предыдущем сокращенном сроке пребывании партии «Право и справедливость» у власти. Ответственным за стремительную реформу государственного телевидения станет Кшиштоф Чабаньский (Krzysztof Czabański), который уже давно давал понять, что нынешний список присутствующих на главных телеэкранах, ему не по нраву. Впрочем, «национализация» телевидения – это отдельная тема, которой придет время заняться, когда появятся конкретные имена и проекты. Со слухами полемизировать бессмысленно.
Звучит забавно, но единственный конкретный пункт в программе перемен в кинематографе, — это стремление снимать фильмы на мировом уровне, которые будут воспевать славные свершения поляков. На какой киностудии могла бы сниматься такая картина: в Лодзи, во Вроцлаве или в Варшаве? Нет, не те возможности. Только в Голливуде! Первым выступил с такой идей, пожалуй, Ярослав Качиньский (Jarosław Kaczyński), новый министр культуры тоже, пожалуй, не возражает. Как-то походя прозвучало заявление, что польское государство не пожалеет средств на такую благородную цель.
Проблема в том, что в искусстве не существует такой категории, как «шедевр на заказ». Отвечает ли фильм требованиям спонсора, становится ясно только на экране. Опуская уже тот момент, что когда нашего соотечественника играет иностранный актер, сложно избавиться от ощущения ненатуральности. К счастью, Роберт де Ниро не сыграл роль Леха Валенсы, зато другой американский актер Джон Войт (Jon Voight) перевоплотился в Иоанна Павла II, и это было невероятно комичное зрелище. Мало пользы принесло наше участие в создании фильма о победе Яна Собеского под Веной. Впрочем, генеральный продюсер ставил вполне честные условия: чем больше мы дадим денег, тем больше будет польского короля. Пожалуй, дали мы маловато.
Это не значит, что нужно перестать снимать исторические фильмы. В последнее время этим стараются заниматься все, но с разным успехом. Антипримерами могут служить российские картины близко знакомого с Путиным Никиты Михалкова. Это кич, хотя рубли просто льются с экрана. Мы, конечно, проработали не все темы. Не появилось фильма о битве при Монте-Кассино, не попали на экран летчики из 303 эскадрильи (сражавшейся в составе британских ВВС во время Второй мировой войны, — прим. перев.), следует также отдать долг чести Проклятым солдатам (участники антикоммунистического подпольного движения 1940-1950-х годов, — прим. перев.), но не так, как это делается в еще идущей в кинотеатрах художественно- документальной ленте «Пилецкий» (Witold Pilecki). Даже самые лучшие намерения авторов — это слишком мало. Лучше оставить героев в покое, чем снимать о них плохие фильмы.
Не параллельная культура, а плюрализм
В статьях, обобщающих принципы функционирования «независимой от салонов» культурной жизни, появляется знакомый термин параллельная культура, однако, оставим исторические параллели времен глубокого коммунизма. Здесь вернее будет говорить о существовании все более сплоченной системы поддержки представителей культуры с правыми взглядами и «обслуживании» занимающей ту же позицию аудитории. Появилась уже практически сеть книжных магазинов, в названии которых есть прилагательное «национальный» или «католический», а фильмами на DVD, которые продаются вместе с правыми газетами и журналами, можно было бы заполнить уже несколько полок. В рубриках с анонсами культурных мероприятий на страницах таких изданий, как Gazeta Polska, можно обнаружить приглашения на концерты, встречи с авторами, даже юмористические шоу. Отличия формируются в первую очередь в пласте тех критериев, по которым оцениваются новые книги, фильмы или театральные премьеры. То, что нравится «салону», считается по меньшей мере подозрительным. О многих самых важных произведениях последних лет писали, что они преисполнены антипольским и антикатолическим духом. Не совпадают даже списки тех, кто получает награды. Если литературную премию «Нике» получает Ольга Токарчук (Olga Tokarczuk), то Фонд свободного слова отмечает Ярослава Марека Рымкевича (Jarosława Marka Rymkiewicza), одновременно подчеркивая, что только этот писатель заслуживает лавров. Вопрос, который следует задать после этого неполного перечисления, звучит так: Произойдет ли под лозунгом захвата культуры (Warszawska Gazeta уже пару месяцев назад призывала: «Пора вернуть культуру себе!») перестановка полюсов? Произойдет ли так, что культура, находившая в мейнстриме, станет нишевой, а в основной поток попадет лишь то, что отвечает национальным и религиозным критериям? И как такую перестановку встретит общество?
Проекты изменений в «сфере широко понимаемой культуры», которые были представлены, имеют один очень существенный недостаток: они ужасно архаичны. Полностью управлять культурной политикой можно было (и то не вполне эффективно) при тоталитарных режимах и в совершенно иных реалиях массовой коммуникации. Какой прок от правильного сериала, снятого на заказ, если молодежь все меньше смотрит телевизор, а доступ к иностранным новинкам обеспечивает им интернет. Книжные магазины можно заполнить множеством томов патриотических воспоминаний ветеранов, но кто захочет их покупать, а до этого распространять? Даже если власть сделает книжные магазины и оптовые книжные базы государственными, принудить к чтению ей никого не удастся. А любое новое иностранное произведение можно будет без труда заказать по электронной почте.
Играть перед пустым залом поставленную «по-божески» классику — это, пожалуй, не самая лучшая концепция оздоровления театра. Фильмы в духе нового Порембы (Bohdan Poręba) (польский режиссер право-патриотического направления, — прим. перев.) тоже, пожалуй, не соберут толп зрителей. Или мы вернемся к регулируемому массовому потреблению культуры в известном по периоду реального социализма виде. Можно даже представить, что начнет функционировать официальный государственный пласт ходульной культуры, но это будет печальное повторение прошлого.
Не надо быть социологом, чтобы не заметить, как сильно в последние годы изменилась модель общения с культурой. Говорится даже о всеядности участников этого процесса: с одной стороны, они выбирают самые ценные произведения, а с другой, не гнушаются тем, что предлагает им поп-культура. Иногда они любят погрузиться в патриотические переживания на таком фильме, как «Карбела» (посвященном одному из эпизодов польской военной миссии в Ираке в 2004 году, — прим. перев.), а иногда предпочитают более ироничный или даже совершенно критичный взгляд на нас. Это называется плюрализм, и именно им должны пользоваться новые попечители коллективного сознания: предлагать другие произведения и другие ценности, но в форме диалога с предложением, которое доступно нам сейчас, а не вместо него.
Мы слишком далеко зашли, нам слишком понравилась свобода выбора из разноплановых предложений, чтобы мы захотели сейчас слушать, что нам нравится, а что нам следует с отвращением отбросить. Я думаю как о творцах, так и о потребителях культуры. Не знаю, нашлось ли у главы культурного ведомства Глинского время обсудить все это со своим братом Робертом, известным режиссером, бывшим ректором Киношколы в Лодзи и экс-директором столичного Народного театра (Teatr Powszechny). Но они наверняка уже скоро встретятся за рождественским столом, когда все начинают говорить человеческим голосами (отсылка к поверью, по которому в Рождество животные могут заговорить человеческим голосом, — прим. перев.).