Он был невысоким, сухощавым и лысоватым, с лицом как у старой страшной тетки. Но Фрэнк Синатра, в конце концов, завоевал весь мир. Как? То, что выходец из иммигрантской семьи из Хобокена поднялся в шоу-бизнесе и в обществе до головокружительных высот, честно говоря, удивительно. Вы знали, что слово «честно» (англ. frankly) произошло от него? Ну, хорошо, это не совсем так, но так, наверное, должно было произойти: Фрэнк был самим воплощением честности, то есть, говорил все напрямик, не выбирая выражений, открыто и откровенно. Но я говорю только о его пении — а не о людях, которых он реально лупил по морде или которым устраивал физические издевательства и унижения. Ведь Синатра был одновременно и святым (англ. saint), и дьяволом (англ. satan) — не считая других слов, которые можно составить из букв его фамилии.
В своей книге «Век Синатры: сто заметок о нем и его мире» (Sinatra’s Century: One Hundred Notes on the Man and His World), опубликованной в 2015 году издательством Harper, писатель и поэт Дэвид Леман (David Lehman) предлагает еще несколько анаграмм, характеризующих Синатру — среди которых «искусство», «грех», «звезда», «крыса». Все они, так или иначе, ему подходят. Крыса? По правде говоря, привлекательной внешностью Синатра не отличался — если не считать широко расставленных голубых глаз. Дирижер биг-бэнда Гарри Джеймс (Harry James), благодаря которому Синатра стал знаменитым, видел в нем если и не какие-то признаки слабака-стукача, то уж точно «тряпку». Искусство? Как подчеркивает Леман, для Синатры и для остального мира в целом единственным по-настоящему важным физическим свойством был голос — с самого начала у него было прозвище «Голос» (хотя помимо пения он был прекрасным актером и танцором). Звезда? Да он ходил по звездам пешком, парил среди них, веселился и крутил с ними романы, а иногда бросал их или стирал в порошок — он был кумиром из кумиров, легендой и знаменитостью, и образцом для подражания на протяжении нескольких десятилетий. Грех? Он был воплощением всех смертных грехов — за исключением разве что чревоугодия в молодые годы. Святой? С самого начала он был непоколебимым защитником гражданских свобод, он помогал деньгами друзьям и знакомым, оказавшимся в безнадежном положении, он всегда и во всем отдавал должное и открыто выражал благодарность всем тем, кто ему помогал, и при исполнении песен всегда называл имена их авторов и аранжировщиков.
По словам Хэмилла, в 1940-е годы Синатру в основном слушали женщины, а в 1950-х это уже была мужская аудитория. Ему пришлось изрядно побороться за внимание мужчин к своему творчеству — мужчинам, пришедшим недавно с войны, не очень-то нравился дамский угодник, не служивший в армии, но зато наделенный привилегией сделать заманчивую и прибыльную звездную карьеру, мурлыча свои песенки их оставленным без внимания девушкам. То, что Синатру не призвали в армию из-за повреждения барабанной перепонки, по мнению Хэмелла, горячо обсуждалось в тылу, даже когда война уже вовсю бушевала. И особая ирония была в том, что новая волна его популярности — после того как вернувшиеся с войны солдаты его не приняли, а повзрослевшие школьницы-«малявки» (как тогда называли его первых и главных поклонниц) к нему охладели — последовала за тем, как он сыграл роль рядового американской армии в фильме «Отныне и во веки веков» (From Here To Eternity), за которую получил «Оскара».
Хэмилл утверждает, что благодаря своим ролям в фильмах 1950-ходов и классическим песням, записанным им вместе с аранжировщиком Нельсоном Риддлом (Nelson Riddle) в те же 50-е для звукозаписывающей компании Capitol Records, Синатра смог завладеть мужской аудиторией, что позволило понять, какими видели себя американские мужчины. Конечно же, Синатра как публичная личность вел себя, как и подобает знаменитостям такого масштаба, и его образ жизни был недосягаем для простых Джонни. Но как великий певец с неувядаемой славой и как актер, игравший разных бандитов и их жертв, и, разумеется, сердцеедов и дамских угодников, Синатра показал, что и альфа-самец может быть ранимым и чувствительным, может испытывать и проявлять душевные терзания, борьбу, сильные чувства и желания. И вот уже перестаешь чувствовать себя таким одиноким, если Фрэнк постоянно говорит о своем одиночестве как о неизбежном чувстве, определяющем душевное состояние человека.
Превосходство Синатры как певца я осознал, когда начал сравнивать, как одну и ту же песню поют разные исполнители. Одна из таких песен — «Однажды» (Once Upon A Time), написанная Чарлзом Строузом (Charles Strouse) и Ли Эдамсом (Lee Adams) стала хитом начала 1960-х в исполнении Тони Беннетта (Tony Bennett). Я сравнивал, как ее исполняли Беннетт, Перри Комо (Perry Como), Бобби Дэрин (Bobby Darin) и Синатра. Первые трое пели восхитительно. То, как ее исполнил Беннет, казалось, стало образцом на все времена. Но Синатра не имеет себе равных — он не просто поет песню, он живет ею. И дарит ее вам — словно сидя рядом за стойкой бара или открывая вам свою душу прямо у вас в гостиной. А в голосе его звучит горечь и нежность, тоска и печаль.
Во второй книге своего двухтомника «Синатра: главный» (Sinatra: The Chairman) — подробной биографии Синатры, вышедшей в 2015 году в издательстве Doubleday, Джеймс Каплан (James Kaplan) подтверждает, что значительную часть своей карьеры ранимый, чувствительный Синатра водил дружбу и с удовольствием общался с представителями мафиозных группировок. Как-никак, по его собственному утверждению, он зарабатывал на жизнь в кабаках и клубах. А кого еще там можно встретить? Авторы всех упомянутых здесь книг сходятся во мнении, что его склонность к общению с важными и уважаемыми мафиози отчасти объясняется его постоянным чувством незащищенности, свойственной всем «чужакам». Хэмилл отмечает, что помимо чувства родства с этими людьми, унаследованного от отца-сицилийца, Синатра превратно воспринимал ценности, которые проповедовала его мать — уроженка Генуи, где власть и уважение значат больше чем богатство.
Леман в своей книге цитирует отрывок из знаменитого выступления комика из Лас-Вегаса Шеки Гриина (Shecky Greene), в котором тот рассказывает: «Фрэнк Синатра спас мне жизнь …. Пятеро парней избивали меня, и тут я услышал, как Фрэнк говорит: “ладно, хватит с него”». Я не понимал (пока не прочитал биографию Синатры в книге Каплана), что это не просто добрая шутка Грина, в которой Синатра был выставлен как человек, связанный с мафией — это в буквальном смысле было правдой. Синатра приказал нескольким громилам и они отметелили Грина за то, что тот имел наглость сказать Фрэнку в глаза: «Если быть большой звездой — это быть таким, как ты, то я не хочу быть такой звездой». Грин оказался в больнице с сотрясением головного мозга и разбитым в кровь лицом. Произошло это в середине 1960-х годов, после чего американские мужчины (представители того поколения, которое пришло после Элвиса с началом революции рок-н-ролле) потеряли всякое желание быть похожими на Фрэнка, накачивающегося коктейлями и постоянно околачивающегося в Вегасе.
Мои первые воспоминания о Синатре связаны с тем, как он бил человека. На этот раз это был мальчик — немного непослушный сын его героя в фильме 1959 года «Дыра в голове» (A Hole In The Head). Мы смотрели этот фильм, в кинотеатре под открытым небом — я и еще несколько набившихся в машину моих родных и двоюродных братьев и сестер. Тогда я был младше того мальчишки на экране. Помню, как мы испугались, глядя как отец бьет сына — хотя мои собственные родители искренне верили в пользу телесных наказаний. Я был вновь потрясен, когда, уже будучи взрослым, еще раз посмотрел фильм и увидел, насколько добр и сердечен Синатра, нанося удары на экране — и с годами у меня сложилось о нем представление как о громиле с красивым голосом и потрясающе танцующем мерзавце. В целом мое отношение к нему изменилось, и видимо, будет меняться и дальше.
Однажды перед его 100-летним юбилеем, я прогуливался по Хобокену, который находится недалеко от главного офиса Forbes в Джерси-Сити. Пройдя мимо видавшего виды причала паромной переправы, я направился по улице, названной в честь Фрэнка Синатры, находящейся в прибрежной части города, и остановился, чтобы посмотреть на Манхэттен, вид которого открывался вдали на том берегу Гудзона — как, наверное, это делал и Синатра. Прибрежный район Хобокена сейчас реконструирован и ухожен. Мимо меня мелькали люди, совершавшие свою ежедневную пробежку. В городе есть ресторан «Голубые глаза», который в этот значительный день предлагали именинный обед из пяти блюд за вполне приемлемую цену. Но самым удивительным напоминанием о Синатре оказалась уличная певица по имени Тиффани — родом из Парижа. Она как раз складывала свои инструменты — поскольку к ней подошли полицейские, отреагировавшие на жалобы на шум, которые поступили из какой-то из роскошных квартир в домах на противоположной стороне улицы. По ее словам она довольно часто выступает на этом месте рядом с парком у пирса и исполняет песни собственного сочинения. И еще она поет джаз на концертных площадках в Нью-Йорке. Поет ли она что-нибудь из репертуара Синатры? Конечно, поет. В тот день в маленькой «федоре» на голове, сжимая в руке микрофон и крепко хватившись за стойку, она была в образе и чудесным образом соответствовала обстановке праздника.
Потому, что однажды … именно в этом городе, в этом самом месте появился человек, голос которого впоследствии покорил весь мир.
